Круиз - Азерников Валентин Захарович. Страница 8

– Ты иди готовь там все, – сказала ему Неля, – я сейчас. Дима мрачно посмотрел на нее и пошел.

Они зашли в бар.

– Мишенька, – сказала Неля бармену, – нам кофе.

– По-турецки, – добавил Капустин и, вытащив из кармана сигарету, понюхал. – Быть в Турции, – сказал он, – и не попробовать турецкий табак и турецкий кофе… – Он прикурил, затянулся. – Ничего особенного. Обычная махорка. – Он еще

раз затянулся, медленно выпустил струю дыма. – И чего все в нем находят?…

Неля взглянула на часы.

– Где же кофе? Я не успею переодеться. – Посмотрела на Капустина. – Жаль, вы не придете.

– А кто это вам сказал, что не приду? – вдруг вызывающе спросил Капустин.

– Ну… Светлана Николаевна вроде бы плохо себя чувствует. Я думала…

– А я хорошо себя чувствую. Замечательно. – Он поднялся чересчур резко. – Так, все. Мы идем петь. – Он протянул ей руку. – Мы будем петь и смеяться, как дети. – Он засмеялся. – Вы будете петь, а я смеяться. А потом – наоборот.

– Олег Григорьевич, что с вами?…

– Никаких отчеств. Просто Алик.

Он отодвинул мешавший ему стол, словно это была пушинка, и повел Нелю за собой.

– Но нам не туда, – сказала Неля. – Зал – там…

Неля пела песню о пожаре сердца. Если горит дом, пела она, мы звоним ноль-один. А если пожар в душе, если сердце пылает, куда звонить? Любимому? Но если я не знаю даже его номера телефона…

Капустин слушал песню, прикрыв глаза и раскачиваясь в такт. Иногда он начинал дирижировать и даже пробовал подпевать. Зрители с недоумением на него поглядывали. Потом он открыл глаза и увидел, что Неля поет, обращаясь к нему, и он помахал ей рукой. А когда она пропела фразу насчет телефона, он поднялся и крикнул: «137-69-74!» В зале засмеялись. «После семи вечера», – добавил он. Тут он увидел, что Неля смотрит за его спину, и обернулся. В дверях стояла Светлана Николаевна.

Диме вся эта история настолько не понравилась, что он неожиданно врубил брек, чем заглушил Нелю и сбил с ритма всех музыкантов…

Капустин постучал в дверь своей каюты и пропел голосом Мефистофеля:

– Мой совет – до обрученья ты дверь ему не отворяй…

Ему и не отворили.

Он пропел:

– Ха-ха, ха-ха! – И ушел.

Около двери с красным крестом он остановился. Подумал немного, потом толкнул ее.

– Вы что-нибудь хотите? – улыбаясь, спросила медсестра.

– Да. Спать.

– А, вам снотворное, – сестра потянулась к аптечке.

– Нет. Кровать.

Светлана Николаевна, наспех одетая, подбежала к медпункту. На диванчике лежал Капустин и спал.

– Что с ним? – спросила она врача.

Врач потеребил бородку клинышком и сказал задумчиво:

– По виду, крайняя степень опьянения.

– Ну и негодяйка, – сказала она сквозь зубы.

– Что?

– Это я не вам.

Врач обернулся, но никого не заметил.

– Хотя, что странно, – продолжал он, – нет запаха алкоголя. Он вообще как – склонен?

– Да нет.

– Вы уверены?

– У них регулярно медобследования.

– А он кто по профессии? Шофер?

– Пожарный.

– Пожарный?

– Нет, не в этом смысле. Он не лазит по лестнице в каске…

– Нет? – Врач что-то вспомнил. – А разве…

– Очень редко, – смутилась Светлана Николаевна. – Он специалист по нефтяным пожарам. Его вызывают в крайних случаях, когда особо опасная ситуация.

– Ага, значит, опасность? – обрадовался врач.

– Разумеется.

– Нервное напряжение. Стрессы…

– Не без этого.

– А когда наступает разрядка… Вы меня понимаете? – он откинулся, довольный.

– Вы что хотите сказать – он… – Светлана Николаевна не договорила.

– Ну зачем так резко, – вкрадчиво сказал врач и дотронулся до ее руки. – А вам разве не кажется его поведение несколько… э-э… странным.

– Так… Значит, уже все всё заметили…

– Это видно невооруженным глазом.

– Мало ей одного.

– Что?

– Это я не вам.

Врач обернулся, никого не увидел и снова дотронулся до ее руки.

– Ему надо помочь.

– Как?

– Делайте вид, что все хорошо.

– Легко сказать.

– Но пока еще действительно все хорошо, – он ласково улыбнулся. – Потому что может быть хуже…

Капустин лежал в каюте. Открылась дверь, вошла Светлана Николаевна с подносом, на котором был завтрак. Она поставила поднос на столик.

– Садись, милый.

– Я встану.

– Что ты, лежи. Отдыхай. – Она говорила ласково, но чувствовалось напряжение.

– Ну вот, теперь ты похожа на ту, что десять лет назад являлась ко мне по ночам…

– Не к тебе – на дежурство, – улыбнулась Светлана Николаевна.

– Являлась на дежурство, принося покой…

– Снотворное, – уточнила она.

– Принося мне снотворное, а потом приходя еще и во сне… И была она так красива, что у меня рос гемоглобин, и падал РОЭ, и затягивались раны, а я переживал, не хотел поправляться, чтоб не расстаться с ней…

– Ничего этого не было, ты все путаешь.

– Это твой капитан все путает. И румын. Не говоря уже о турке. А я ничего не путаю.

– Путаешь. Тебе кажется, что ты молодой и здоровый и что выберешься еще из одного ожога. – Она нахмурилась. – Ты много чего путаешь. Не путал бы, может, тогда… – она замолчала, отвернувшись.

– Свет… – он притянул ее к себе.

Она уткнулась ему в грудь.

– Давай попробуем еще раз. Мм? – промычала она. – Он кивнул. – Все сначала, да? – Он кивнул. – И ты перейдешь в министерство? – Он кивнул. – И перестанешь мотаться по пожарам? – Он кивнул. – И будешь помнить все наши даты? – Он кивнул. – И мы съедемся с мамой? – Он замялся. Она подняла голову.

Он поспешно кивнул. И спросил в свою очередь:

– А ты уйдешь со «скорой»? – Она кивнула. – И будешь по вечерам дома? – Она кивнула. – И в отпуск будем ездить к старикам?

Она замялась. Он напрягся. Она поспешно кивнула.

– Будем жить как люди, – подвела она итог.

Он ее поцеловал. Она поднялась.

– Подожди, я скоро…

Она зашла в ванную. Послышался шум воды.

Она снова расчесывала волосы, подкрашивала губы, снова выбирала между розовым и голубым пеньюарами. На этот раз решила надеть голубой. И вышла в нем к Капустину.

А его не было. Дверь была открыта, по каюте гулял ветер. Она подошла к иллюминатору. На горизонте стелился черный дым – горел танкер.

Капитан в бинокль смотрел на горящий танкер. В другой бинокль его рассматривал Капустин.

– Непонятно, – сказал он. – Никого. Куда они все делись?…

– Спаслись, наверное, – предположил капитан.

Капустин оглядел море.

– Не видно.

– Ладно, дадим радиограмму, – сказал капитан.

– Надо самим. Не успеют.

– Не имею права. Раз не приглашают… Я даже не знаю, чьей он страны.

– Да это же наш, – сказал Капустин, – смотрите, вон на носу…

– Действительно… – Капитан обернулся к помощнику: – Тревога!

– Товарищи пассажиры, – раздался голос Гобели из динамика. – Команда нашего теплохода окажет помощь терпящему бедствие танкеру. Мы приносим свои извинения за возможную задержку и просим вас сохранять спокойствие. Кроме того, мы просим пассажиров занять свои места в каютах. Благодарю за внимание.

Светлана Николаевна с верхней палубы видела, как сбросили на воду бочки, на них, словно на поплавках, уложили шланги. А шланги потянули к катерам…

– И все же распорядитесь дать мне костюм, – сказал Капустин.

– Исключено, – ответил капитан.

– Но это моя профессия.

– Я все понимаю, но для меня вы не подполковник, а пассажир. Я отвечаю за вашу жизнь.

– А за их? – Капустин кивнул на матросов, садившихся в катер. – Это нефть.