Умирать — в крайнем случае - Райнов Богомил Николаев. Страница 1

Богомил Райнов

УМИРАТЬ — В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ

1

Жизнь нередко ставит нас в положения трудные, но никогда — в безвыходные. Это вовсе не значит, что выход найдется обязательно в нужном направлении и обязательно вдалеке от кладбища. Однако исконное право человека — искать выход именно в нужном направлении, а умирать, как гласит мой личный девиз, только в крайнем случае.

Что, по-вашему, можно сделать, например, если вы находитесь в номере гостиницы на четвертом этаже, если за единственным окном метрах в пятнадцати безотрадно зияют каменные плиты тротуара, а в дверь грубо стучат люди, которые, мягко говоря, не желают вам ничего хорошего?

Лабиринты крыш, по которым порядочный киногерой в два счета ускользнул бы к счастливой развязке, далеко. Нет никакой надежды и на то, что в предпоследнюю минуту за окном появится спасительный канат, сброшенный верным сообщником, ибо если таковой имеется, то вовсе не на верхнем этаже. Конечно, можно бы резко распахнуть дверь, а когда эти типы ворвутся в комнату, молнией выскочить в коридор. Это — еще один кинотрюк, который в жизни никогда не удается. И приходится просто ждать, пока незваные гости выломают дверь, так как исход ситуации, при всей ее напряженности, ясен: дверь обязательно выломают.

Телефон!.. Спасительное средство связи с внешним миром! Вы хватаетесь за трубку с надеждой, обреченной на мгновенную гибель: провод перерезан. Телефонная связь тем и плоха, что для нее нужен провод, а те, кто не желает вам ничего хорошего, могут перерезать любой провод. Другое дело — радиосвязь. Конечно, если она у вас есть.

К счастью Борислава, такая связь у него есть. Это небольшой и не особенно сложный аппарат, какие продают в любом магазине парами по десять фунтов за комплект, они давно уже стали детской игрушкой. Один из близнецов находится у Борислава, а второй — у меня, надеюсь, вы меня еще помните. А если мы не знакомы — очень приятно, Эмиль Боев. К сожалению, не могу пожать вам руку, потому что нахожусь в другой гостинице, по другую сторону улицы.

Связь установлена сразу же: приемник стоит в полной готовности у меня на столе, между утренней газетой и первой за день чашкой кофе. Я слышу шум помех и голос Борислава:

— Ко мне ломятся. Вызывай полицию.

Поворачиваю рычажок и говорю в микрофон:

— Принято.

Будь вы в эту минуту поблизости, вы бы, наверное, страшно удивились. Ведь люди, которые все настойчивее ломятся в дверь Борислава, кричат не что иное, как:

— Откройте! Полиция!

Однако Борислав подозревает, что эти господа не имеют отношения к полиции. Чтобы рассеять всякие сомнения на этот счет, я звоню в участок, и спустя пять минут дежурный патруль в темно-синих мундирах и касках выскакивает из служебной машины у дверей гостиницы. Почуяв, что дело плохо, незваные гости поспешно ретируются через черный ход. На месте происшествия остаются Борислав и хозяин гостиницы, который, конечно же, ничего не видел и не слышал, ибо только что свалился с неба.

Короткий опрос, проверка паспорта, «вы свободны». Свободен в каком смысле и до каких пор? Чтобы не мучиться над этим вопросом, Борислав тут же, в присутствии полиции, платит по счету, берет первое попавшееся такси и исчезает в неизвестном направлении.

Неизвестном для лондонской полиции и для тех, кто, наверное, караулит за углом, но не для меня. Я тоже расплачиваюсь и тоже беру такси:

— Виктория стэйшен!

Таков наш уговор: в случае аварии не тратить времени на авиакомпании и аэродромы, а садиться в первый же поезд, идущий в Дувр.

Вокзал Виктории в этот час весьма оживлен и столь щедро гарнирован синими мундирами, что нового нападения можно не опасаться. Борислав уже устроился в купе поезда, поданного для посадки. Я выбираю место в том же вагоне, но подальше. Интерьер тихий и мирный, даже с оттенком семейного уюта; этот оттенок ему придают детские голоса за стенкой. Пейзаж за окном, насколько я могу судить, тоже не будит беспокойства: группки провожающих и два носильщика с тележками у спального вагона.

Кондуктор проходит по перрону, захлопывая двери одну за другой. Раздается предупреждающий звонок. Поезд медленно трогается.

«Пронесло!» — думаю я.

И в ту же минуту вижу, что в глубине вагона — там, где сидит Борислав, — появляется щуплый господин в черном плаще. Он лениво жует жвачку. В правой руке у него темнеет специфического вида предмет, дуло которого предусмотрительно наращено за счет глушителя. Я бросаюсь к нему, даже не подумав, что можно предпринять голыми руками, но приглушенный треск оповещает, что выстрел сделан.

Человек исчезает за дверью, ведущей в соседний вагон. Борислав застыл на месте, прижав к груди небольшой чемодан. Чемодан пробит, но друг мой жив и невредим.

— Чемодан выручил, — говорит он, переводя дух. — Только я его снял, чтобы достать сигареты… И только приготовился швырнуть в этого типа… Хорошо, когда есть багаж. Никогда не езди без багажа, браток…

И снова мы на исходных позициях — в родной Софии. И снова перед нами — начало некой истории. Хотя, между нами говоря, настоящее-то начало нам не известно. Настоящее начало погребено где-то в прошлом, а конец теряется в туманном будущем, и весь наличный капитал — пара фактов и хилая гипотеза.

Факты же таковы. Не так давно в Болгарию приезжал подданный Великобритании, имя — Джон Райт, род занятий — торговля, семейное положение — холост, возраст — 38 лет, цель пребывания в стране — отдых. Ну что же, отдых в конце зимы — дело обычное, тем более что мистер Райт отправляется на горнолыжный курорт Пампорово, катается с гор, гуляет в окрестностях — словом, отдыхает. Наши люди не могут ходить по пятам за каждым иностранцем, будь он холост или женат; они предоставляют Райту полную свободу кататься на лыжах и гулять, однако прогулки англичанина принимают интересный оборот: он начинает ходить по гостям. Где и когда началось это увлечение, неизвестно, потому что после Пампорово он объехал с познавательными целями несколько городов и только после этого прибыл в Софию, где навестил гражданина Пешева. Тут-то его и засекли, да и то потому, что Пешев сам обратился в наше учреждение.

— Не желаю, чтобы меня втягивали в темные истории, — заявил он. — Этот англичанин свалился как снег на голову и сказал, что привез привет от Мишо… Михаила Милева…

— Кто этот Михаил Милев? — поинтересовалось служебное лицо.

— Да студент, который сбежал на Запад лет десять назад.

— А дальше что?

— Откуда я знаю, что он там делает!

— Не студент, англичанин…

— Дальше ничего. Я его выставил за дверь. Не желаю, чтобы меня втягивали в истории.

Прав человек, что не желает впутываться в истории, и даже не подозревает, что нам-то было бы куда легче, поинтересуйся он, что еще привез ему англичанин, кроме привета.

Затем Райт явился к гражданину Станчеву. Однако и Станчев особого гостеприимства не проявил.

— Он сказал, что мой адрес дал ему Михаил Милев, который прислал мне с ним привет…

— И что еще?

— Вот и я его спросил: что еще? А он говорит, мол, мне нужны кое-какие сведения… А я ему: за сведениями обращайтесь в специальное учреждение, справочное бюро. И указал ему на дверь.

И этого гражданина трудно упрекнуть, хотя он тоже поторопился. Что поделаешь, не желают люди впутываться в истории. А Райт уже предупредил администратора гостиницы, что через два дня освобождает номер. Так что весь наличный материал — два визита. Мы вертим этот материал и так, и этак, после чего генерал обобщает:

— Садитесь в самолет и летите в Лондон.

Что мы с Бориславом и делаем. Конечно, соблюдая нужную осторожность и стараясь не мозолить Райту глаза во время полета. После посадки в Лондоне каждый из нас берет такси и мы «ведем» англичанина, что совсем непросто в этом городе: на все просьбы прибавить газу или не спешить лондонский таксист не реагирует. Он только поглядывает на тебя с чувством непоколебимого превосходства: мол, он свое дело знает и в указаниях не нуждается. И все же нам удается проводить Райта до самого дома — небольшой гостинички, укрывшейся в лабиринте Сохо.