Бумажная луна - Райс Патриция. Страница 24

Как удивительно просто! Дженис молча кивнула и могла поклясться, что услышала его облегченный вздох. Слова Питера подтвердили ее уверенность.

— Это хорошо. Вряд ли я смог бы себя должным образом контролировать, если бы ты оказалась девственницей. Я очень давно не был с женщиной, Дженни. Я уже не могу ждать. Ты не будешь возражать, если мы оставим формальности?

Какое романтичное заявление! Дженис позабавила его практичность, и она невольно улыбнулась, несмотря на охватывающий ее ужас. Вот такой мужчина ей нравится — идет прямо к цели, отметая все препятствия на своем пути. То, что его целью являлась она сама, странным образом обнадеживало.

— Хорошо, — покорно проговорила она и, повернувшись, пошла в спальню.

— Я дам тебе время подготовиться, — сказал он ей в спину и добавил: — Не возись с ночной рубашкой.

Глава 13

Питер смотрел на грациозное покачивание турнюра на платье Дженис и чувствовал, как горячая волна разливалась по всему его телу. Он должен поскорее разрядиться от возбуждения, войдя в ее горячую плоть. Раньше Питер всегда держал под контролем свои физические реакции. За всю жизнь ни разу он не испытывал желания повалить женщину на землю и задрать ей юбки. Но сейчас у него было именно такое состояние.

Его ничуть не волновало, что за мужчина был до него, и даже с радостью узнал, что у нее уже есть опыт. Значит, Дженис знает, чего ей ждать, и не будет в шоке, когда он набросится на нее с гораздо меньшей деликатностью, чем положено. Ему надо избавиться от дикого напряжения, а потом у них будет время заняться этим как положено.

Питер понимал, что частично это напряжение объясняется тревогой о деньгах. Его мучил страх не получить их, но сейчас он не мог думать об этом. В данный момент его занимали только плавные линии бёдер и узкая талия Дженис. Она не носила открытых платьев, но по пышным округлостям, вздымавшим тугой корсет ее свадебного платья, Питер догадывался, что грудь у нее отнюдь не плоская.

Он слушал легкий шелест шелковых одежд в соседней комнате и ему хотелось вопить. Может, помочь ей раздеться? Он представил, как в этом случае ее красивое платье упадет на пол, но решил, что в свадебную ночь полагается проявить выдержку, даже если жених и невеста не совсем целомудренны.

Услышав скрип кроватных пружин, Питер задул лампу и, расстегивая на ходу рубашку, пересек комнату. В спальне было темно. Закрыв за собой дверь, он бросил рубашку на пол и, наткнувшись коленом на стул, присел, чтобы снять ботинки. Сердце Питера стучало так громко, что он почти не слышал дыхания Дженис. Это его первая брачная ночь. Женщина на этой кровати будет с ним в радости и в горе, пока смерть не разлучит их. Он страшно волновался, но его плоть требовала свое. Пришлось расстегнуть брюки, чтобы облегчить давящую боль.

Питер радовался темноте. Если бы Дженис сейчас увидела его, то упала бы в обморок. Никогда еще он не чувствовал себя таким огромным.

Он шагнул из брюк и, совершенно голый, подошел к низкой кровати. В спальне стояла июньская духота, значит, Дженис накрылась простыней не ради тепла. Питер нашел ее скромность похвальной, хотя и несколько неуместной.

Он лег рядом, ощутив гладкий шелк ее кожи. Дженис вздрогнула при первом прикосновении, но не отодвинулась. «Кто бы ни был тот мужчина или мужчины, никому не удалось развратить ее», — невольно подумал Питер. Она лежала рядом такая напряженная, как испуганная девственница.

У него не было возможности ни поцеловать, ни обнять ее, и он потянулся к ее груди, мысленно умоляя Дженис простить его несдержанность. Сомкнув пальцы на мягкой податливой округлости, он застонал от наслаждения. Да она само совершенство! Питер поцеловал ее, вернее, попытался это сделать. Похоже, она не знает, что надо открыть рот. Он дразняще водил языком по ее сомкнутым губам и ласкал ее грудь. Наконец Дженис задрожала и нерешительно обняла его за плечи. Он понял это как приглашение. Питер целовал щеки и подбородок, не смея принудить ее к тому, что она, очевидно, считала непристойным.

Дженис издала слабый стон, когда он дразняще ласкал ее твердеющий сосок, и Питер не устоял перед искушением вобрать этот стон своими губами. Она снова задеревенела, но ему было все равно: он разрывался от желания. А целоваться он ее научит после.

Отыскав мягкий треугольник у нее между ног, Питер скользнул рукой в теплую глубину, раскрытой ладонью раздвинул ей ноги и, удерживая их коленом, потянулся ртом к ее груди. Тело ее пробило дрожью наслаждения, и Питер усмехнулся: чопорная учительша, оказывается, и вправду мало знает о том, как надо заниматься любовью.

Дженис трясло, и ему показалось, что он услышал свое имя. Больше ждать не было сил. И без того он продержался на удивление долго. От дикого напряжения лоб его покрылся бисеринками пота. Пришло время предъявить свои права на жену.

Питер поднял ей колени, не дождавшись этого от нее самой. И выдержка и обходительность покинули Маллони.

Она открылась, чтобы принять его. Толкнувшись в нее, он услышал приглушенный стон и помедлил, но на его пути не было никакой преграды. Несмотря на ее пассивный протест, его тело кричало «давай, давай», а бедра сами двигались вверх-вниз в том же влекущем ритме. Окончательно потеряв самообладание, он наконец взорвался, содрогнувшись всем телом. И только в изнеможении упав рядом с ней, Питер заметил, что Дженис плачет.

Когда муж наконец скатился с нее, Дженис отвернулась лицом к стене. Она чувствовала, как Питер нерешительно поглаживает ее голое плечо, и отчаянно пыталась сдержать рыдания, но они вырывались откуда-то из самых глубин ее существа.

Снова над ней совершили насилие. А она-то, дурочка, надеялась, что на этот раз будет по-другому. Да, по-другому и было, но во сто крат хуже. Грудь саднило от его щетины. Дженис закрыла лицо руками, вспомнив еще одну унизительную вещь, которую он вытворял с ней. Его палец! Он трогал ее там, где она сама едва смела касаться.

Должно быть, в этом нет ничего неприличного. Питер Маллони больше джентльмен, чем она леди, и знает, как надо вести себя в постели. Но Дженис ничего не могла поделать со своим отвращением, которое относилось вовсе не к Питеру, а к Стивену, но она не могла объяснить это мужу. Питер пригвоздил ее к постели своей свинцовой тяжестью точно так же, как когда-то это сделал Стивен с помощью силы. С той лишь разницей, что, когда Стивен раздвигал ей ноги, Дженис боролась с ним, а когда то же самое делал Питер, она мысленно боролась с собой.

Дженис так и не могла справиться с тем парализующим ужасом, который охватил ее в тот момент, когда муж вошел в нее. Он ритмично проталкивал в нее свою плоть. И это было больно. Мало того, что саднило кожу, она чувствовала себя униженной и… О том, что еще она чувствовала, не хотелось и думать. Липкая жидкость его семени текла по ее ногам. По крайней мере на этот раз она была без ее крови. И теперь Дженис знала, что это значит: через девять месяцев она может родить ребенка Питеру Маллони.

Она разрыдалась в голос. Ей ясно припомнился каждый унизительный день ее первой беременности: тошнота, головокружения, а когда она начала расползаться вширь — осуждающие взгляды и стена молчания. А она все раздувалась и раздувалась, пока не стала напоминать самой себе воздушный шар с горячим воздухом, который она видела на ярмарке. А вдруг ее муж будет вести себя так же, как вел себя сейчас муж Эллен? Смотреть на жену с отвращением и справлять на стороне свои надобности?

Дженис вся сжалась, когда Питер ласково погладил ее руку. Неужели он так скоро хочет повторить? Даже Стивен не сразу возобновлял свое насилие. О Боже, сколько же раз он овладевал ей в ту ночь! Дженис задрожала всем телом при воспоминании об этом. На следующий день она не могла работать. Хорошо, что родителей не было дома.

— Прости, если сделал тебе больно, Дженис. Я не хотел. Просто я так долго… Ч-черт!

Она съежилась, и Питер убрал руку.