Бумажная луна - Райс Патриция. Страница 37

— Ребята не видят бревно. Дайте мне весло, и я удержу лодку, — тихо сказал Бен.

Питер, кивнув, протянул ему свое весло и начал снимать рубашку и ботинки. У Дженис перехватило дыхание. Она даже не знала, умеет ли Питер плавать.

Он нырнул в воду и в несколько сильных бросков достиг бревна. Сердце ее снова замерло в тревожном волнении, но тут она увидела, как муж ухватился за бревно и поволок его в сторону от мальчиков. В любую секунду Питера могло снести течением на середину реки, но, кроме нее, казалось, никто не беспокоился об этом. Девочки прыгали, кричали и радостно визжали, а Дженис видела только мокрые волосы и широкие плечи своего мужа, уплывавшего все дальше от лодки.

Мануэль с Беном пытались подгрести поближе к мальчикам, которые, похоже, уже выбивались из сил. Дженис перегнулась через борт и тянула к ним руки.

Направив бревно за лодку, Питер отпустил его и, преодолевая течение, поплыл назад. Одна детская головка скрылась под водой, и крик Дженис прежде других криков достиг его ушей. Наполовину свесившись с лодки, она тянулась к маленькому Монтейну, который, выныривая, отчаянно ловил ртом воздух. Питер, выругавшись, поплыл быстрее.

Схватив мальчика за волосы как раз перед очередным погружением, он вытянул его из воды и передал в руки Дженис. Она поддержала мальчика и с помощью остальных втащила в лодку.

Питер убедился, что двое ребят держатся на воде, и, ухватившись за борт, залез в лодку.

Дженис тут же оставила мальчика Алисии и опустилась на корточки перед Питером, вытирая своим носовым платком его мокрое лицо.

— Я боялась, что ты не умеешь плавать, — пробормотала она.

Тяжело дыша, Питер развалился в лодке. Под жаркими лучами солнца капли влаги на его груди превращались в пар, но внутри его все кипело от радостного волнения: Дженис за него боялась!

— Я что, дурак? Если бы я не умел плавать, я не прыгнул бы в лодку.

— И не схватил бы почти необъезженного жеребца, если бы не умел ездить верхом. Ты прав, — она промокнула его лицо мокрым батистовым платочком, — но я привыкла всегда беспокоиться.

— А я стал еще одним объектом твоего беспокойства. — Питер добавил еще один штрих к портрету этой женщины, которую называл своей женой. — Наверное, вряд ли тебя это успокоит, если я скажу, что тебе больше не о чем беспокоиться. Теперь обо всем буду заботиться я.

— Боюсь, мы с тобой по-разному понимаем слово «забота». А менять меня уже слишком поздно, — неохотно призналась она.

Питер опустил ей голову, и их губы встретились. После короткого сопротивления она согласилась на поцелуй, к радостному ликованию зрителей. Отпустив ее, он прошептал так, чтобы слышала только она:

— Это никогда не поздно, миссис Маллони.

Вспыхнув, Дженис отвернулась к детям и принялась бранить мальчишек.

Глава 20

После этого день пошел веселее. Дженис не привыкла ни дня сидеть без дела — не говоря уж про несколько дней. И сейчас она собирала и разбирала корзинки для пикника, сняв туфли, заходила в воду, чтобы помочь мальчикам вытягивать рыбу, следила за девочками, чтобы они не намокли и не испачкались. Но это было более развлечением, чем работой, и очень скоро она уже просто сидела на берегу и смеялась над детскими шалостями.

В одно из таких мгновений Питер присел на камень рядом с ней.

— Мне нравится слушать твой смех, — тихо сказал он, поправляя на ней широкополую шляпу, чтобы лучше закрыть от солнца ее быстро покрасневший нос. — Тебе надо почаще смеяться.

— Ха! И кто бы это говорил? — Дженис ехидно ухмыльнулась.

Она никогда в жизни не подтрунивала над мужчинами. Но Питер так на нее смотрел, что это вышло само собой. Праздные дни быстро испортили ее. А может, в этом виноват ее муж? Вчера вечером она даже хихикала над ним, когда Тайлер застал их целующимися в галерее. И ведь она действительно сама целовала Питера! Причем в мыслях зашла намного дальше, чем просто поцелуи, пока наконец не опомнилась. Нет, сейчас она не потеряет голову! Хотя на этом крохотном островке, полном детей, не о чем беспокоиться — здесь она в безопасности.

— А я смеюсь, — возразил он, — все время смеюсь.

— Вы нагло лжете, Питер Алоизис Маллони! Когда мы с вами познакомились, вы даже не улыбались. С тех пор я припоминаю только один случай, когда вы смеялись.

— Гм-м-м. — Он подпер кулаком подбородок, обдумывая ее слова. — Тебя послушать, так я просто какой-то напыщенный бирюк.

— Вот-вот, и всегда был таким. Я помню, как ходила к магазину встречать свою сестру, которая там работала, а ты обычно или строго решал споры между продавцами, или с важным видом провожал какую-нибудь старую леди до ее экипажа. У тебя всегда был такой вид, как будто ты сделан из стали.

Он взглянул на нее с веселым недоверием:

— Но ты все равно вышла за меня замуж? Что же тогда можно сказать о тебе?

— Боюсь, что не очень много, — охотно признала Дженис. — Я была напугана грозящими мне неприятностями и ухватилась за легкую возможность избежать их. Не сказать что я горжусь собой за это.

Питер помрачнел:

— Ты в самом деле так сильно меня презираешь?

Если бы она сейчас не видела его лица, то ответила бы утвердительно. Дженис говорила шутя, но ей вспоминались и другие картины ее катлервильского прошлого. Ей вспоминалось, как, до нитки промокшая, она стояла под проливным дождем у дверей дорогого магазина Маллони и ждала, когда выйдет сестра, чтобы проводить ее домой. Зайти внутрь она боялась. А мимо в элегантном экипаже проезжал Питер, и его модный цилиндр был совершенно сухим, потому что кучер держал над ним зонтик. Тогда он даже не знал о ее существовании.

Были и другие вещи, за которые он заслуживал презрения: развалюхи-дома, которые его семья отказывалась ремонтировать; сборщик квартирной платы, который бил женщин; низкая заработная плата, ужасающие условия труда… Этот список при желании можно было продолжать до бесконечности. Но у Дженис уже не было такого желания. Тот Питер Маллони, которого она презирала в Катлервиле, не бросился бы в грязную бурлящую реку спасать малознакомого мальчика. Этого человека, за которого она вышла замуж, Дженис совсем не знала.

— Я не настолько хорошо тебя знаю, чтобы презирать, — наконец ответила она.

— Но ведь ты жила в Катлервиле, твоя сестра работала в магазине Маллони. Ты жила в домах, принадлежавших моему отцу, правда? Даже моя невеста возненавидела меня, узнав про эти дома, а ведь ей не пришлось жить в них.

Дженис уловила в этих словах оттенок горечи и с любопытством взглянула на Питера:

— Ты ее сильно любил? Поэтому и уехал из города?

Питер поднял плоский камешек и зашвырнул его в реку. Один из мальчиков в восторге закричал, увидев, как камешек запрыгал по воде, и попытался повторить то же самое. В нескольких ярдах от них разгорелось соревнование по метанию камней в воду, но Питер не обратил на это внимания, поглощенный разговором.

— Я даже не знал ее. Наши отцы хотели, чтобы мы . поженились, а я видел в этом возможность уйти из-под каблука своего папаши, получив ее долю владения фабрикой. Она отвечала моим представлениям о хорошей жене. Но очень быстро я понял, что сам не знаю, какую жену мне надо, так же, как и то, что Джорджи совсем не подходит на эту роль. Я уехал из Катлервиля, потому что устал.

— Устал? — Дженис едва удалось скрыть свое удивление.

— Устал оберегать своих братьев от тирании отца. Устал оберегать свою мать от правды. Устал бороться с отцом, устал жить по его подсказке, теряя самоуважение. Мне надо было усилить борьбу, когда я узнал об этих сдаваемых внаем домах. Надо было порвать с корпорацией Маллони, когда я понял, что мне не остановить отца. Я сожалею, что взвалил все проблемы на Дэниела, но в то время он, казалось, был больше меня готов за них взяться.

— И он хотел этого, — заметила Дженис. — Он с радостью обрел семью, которой никогда не знал. То, что тебе казалось наказанием, для него было счастьем. Тебе не стоит корить себя за то, что ты бросил свою семью на Дэниела.