Бумажные розы - Райс Патриция. Страница 39

Не то что сама Эви. Когда ей исполнилось четырнадцать, она рассказала своим подружкам, что ее папа железнодорожный магнат, он все время в разъездах, следит, чтобы с поездами ничего не случилось. А мать ее умерла в расцвете своей красоты, и отец так и не смог после нее никого полюбить.

К тому времени, как ей исполнилось восемнадцать, Эви стала сочинять свои истории тоньше и изощреннее. Воспитательница была произведена в родную тетку, а у отца появились влиятельные враги, которые хотели навредить ему через дочь. И поэтому он вынужден был ее спрятать. Никаких изменений не претерпела лишь романтическая история о смерти матери.

Но воспитательница-то не лгала, поэтому все соседи знали, что Эви и Дэниел — приемные. Под этим вежливым понятием подразумевалось то, что настоящие родители знать не хотят своих детей и платят воспитательнице за то, чтобы они жили у нее. Почему так вышло, догадаться было не очень сложно. С Дэниелом все было ясно: калека на всю жизнь, кому он нужен.

Едва он родился, как все решили, что мальчику суждено будет хромать всю жизнь. Эви было всего два года, когда в доме появился Дэниел. Она не могла вспомнить его родителей, но на всю жизнь запомнила, как он плакал в люльке. Он плакал днем и ночью, и этот кошмар продолжался долгие месяцы.

Эви все время таила надежду, что однажды ее родители приедут за ней, но эта надежда сильно ослабла, когда она узнала, что они специально платят воспитательнице за то, чтобы она с ней возилась.

Лежа сейчас в объятиях Тайлера, Эви не знала, как сказать ему, своему мужу, что она оказалась не нужна даже собственным родителям Легче было соврать об их смерти.

Но это не объяснит ему, зачем она подалась в Техас.

По крыше гостиницы вновь забарабанил дождь. Ночные сумерки начали постепенно растворяться в сером рассвете, заглядывавшем в окно. Эви лежала, задумавшись. «Интересно, отважусь ли я сейчас повернуться и взглянуть на своего мужа?» Его рука по-прежнему лежала на ее груди. У него были длинные и очень сильные пальцы, без мозолей. Спиной она чувствовала его широкую грудь, кожу щекотали мягкие волосы. Ей хотелось потрогать их. Она знала, что они тянутся вниз к той части тела, которая вызывала у нее наибольшее любопытство.

Рука, лежавшая на ее груди, шевельнулась, большой палец скользнул по соску, который предательски быстро отвердел. Эви чувствовала тепло его тела, вытянувшегося вдоль нее.

Он проснулся. Собравшись с духом, она резко повернулась и с вызовом взглянула на него.

Она слушала, как стучит дождь по жестяной крыше, и смотрела сквозь серую утреннюю дымку в глаза человеку, который лежал рядом с ней. Узкое лицо его за ночь потемнело от выросшей щетины, в спутанных золотистых волосах, падавших на лицо, играл бликами рассвет, по углам рта пролегли тонкие морщинки, напоминавшие о перенесенных им страданиях и боли. В эту минуту он не казался ослепительно красивым, но зато был более настоящим, более близким.

— Тебе известно, что у тебя самые красивые глаза на всем белом свете? — негромко проговорил Тайлер, глядя на нее так же пристально, как и она на него.

Эти слова застали ее врасплох. Эви так часто слышала комплименты от мужчин, что из них впору было составить поэтический сборник, но никто и никогда не говорил ей то, что сказал Тайлер. Он уже получил от нее все, что хотел, и мог не утруждаться, однако счел для себя долгом сказать ей приятные слова. Это что-то значило. Эви готова была начать новую жизнь вместе с этим человеком, и она нуждалась в его комплиментах.

— А тебе известно, что у тебя самый льстивый язык на всем белом свете? — усмехнувшись, проговорила Эви. Она пока была не готова к более откровенному выражению своего отношения к нему.

Тайлер улыбнулся и, наклонившись, показал свой льстивый язык в действии. Когда Эви наконец оторвалась от него, чтобы отдышаться, он поднял голову и в свете раннего утра залюбовался своей женой.

Он вновь накрыл рукой ее грудь, потом приподнял на ладони, получая удовольствие от ее тяжести, скользнул кончиками пальцев по нежному розовому соску. Глаза его загорелись желанием, когда он увидел, как быстро тот откликнулся на эту легкую ласку и весь напружинился. Эви разглядывала его из-под полуопущенных ресниц. Тайлер поцеловал ее грудь, и только после этого они встретились взглядами.

— Если у тебя там болит, только скажи. Между мужем и женой не должно быть секретов, Эви.

Ей не стало легче от его слов. Как она могла ему сказать, если сама не знала, чего хочет? Да, у нее там все болело после вчерашнего, но он снова разбудил в ней желание… Прикусив губы, она внимательно изучала его, и он отвечал ей тем же Вот она скользнула взглядом по всей длине его руки, отдыхавшей на ее груди, и задержала его на бицепсе. Прежде она не обращала внимания на мужские руки. Если ей и приходилось видеть мужчин без рубашек, то это как-то не откладывалось в памяти. Теперь же она не могла оторваться от этого зрелища. Грудь Тайлера покрывала легкая золотистая растительность. Полоска волос сужалась книзу, но Эви не смела смотреть туда. Зато все чувствовала своим животом и понимала, что Тайлер горит желанием не меньше ее.

Она была неробкой по своей природе и поэтому без колебаний протянула руку и провела ею по щеке Тайлера. Ладонь приятно уколола мягкая щетина. Эви улыбнулась:

— Я не знаю, что тебе ответить. Вообрази, тебе дарят коробку шоколада, ты знаешь, что тебе станет дурно, если ты съешь ее всю, но просто не можешь остановиться…

Тайлер улыбнулся, обнял Эви и, откинувшись на спину, увлек ее за собой. Ее распущенные волосы каскадом упали ему на грудь. Он перекинул эту тяжелую мягкую массу ей через плечо, чтобы видеть ее лицо. Какая она все-таки красивая! Из-под тяжелых длинных ресниц на него смотрели глаза цвета терновой ягоды, покачивались совершенные по форме крепкие груди, белел гладкий живот… Дальше ему пока не было видно, но он собирался поправить положение. Простыня мешала его планам, и от нее требовалось избавиться.

— Я не люблю есть шоколад до завтрака. Сладкий апельсиновый сок — другое дело. Особенно когда есть возможность высасывать его прямо из плодов.

С этими словами он подался к ней и стал целовать грудь. Эви была ошарашена. Ей трудно было представить, что этим можно заниматься в такой позе, но решимость Тайлера не вызывала сомнений. Он приподнял ее за бедра, и Эви, затаив дыхание, приготовилась опуститься на него…

Неожиданный стук в дверь заставил их замереть в тот самый момент, когда губы Тайлера уже готовы были соединиться с ее губами. Эви вздрогнула и инстинктивно хотела вскочить, но Тайлер не отпускал ее. Притянув к себе, он стал осыпать ее поцелуями.

— Эта чертова река вышла из берегов! Надо спасать лошадей! — донесся из коридора громкий и требовательный голос Бена. Продолжая ругаться, он опять принялся колотить в дверь. — Давай пошевеливайся!

Тайлер поморщился:

— Стоило им давать свободу, чтобы они так наглели? Никакого уважения к белому человеку. Надеюсь, хоть ты не разочаруешь меня, женщина.

Слова Бена испугали Эви, к тому же она еще не оправилась от столь неожиданного вмешательства. А юмор Тайлера был юмором висельника. Чуть придя в себя, она ущипнула его за руку и перебралась на другую половину постели, увлекая за собой одеяло.

— Не надейся, — сказала она, прикрывая одеялом обнаженную грудь. Она не собиралась заниматься этим, зная, что за дверью стоит и ждет Бен.

— Ладно, ладно, — усмехнулся Тайлер и, выхватив у нее из рук одеяло, запахнулся им, поднимаясь с постели. — Хватит стучать, Бен, ты нам дверь проломишь! Если не прекратишь, я выйду в коридор и спущу тебя с лестницы! — крикнул он, глядя на дверь. — Имей терпение, я сейчас.

Оставшись без одеяла, Эви тут же попыталась закрыться простыней, но Тайлер все же успел мельком заметить ее восхитительные округлые бедра и крепкие розовые ягодицы.

— Не спеши одеваться, — сказал он, скрывшись за ширмой, чтобы надеть брюки. — Я уверен, что там нет ничего серьезного. Бен — известный паникер. Мы быстренько уведем лошадей на высокое место, и я вернусь к тебе. И, кстати, захвачу по дороге кофе с печеньем.