Бумажный тигр - Райс Патриция. Страница 4

Улица перед отцовской мануфактурой была немощеной, и каждая проезжавшая телега или фургон поднимали столбы пыли, оседавшей на стенах и без того грязных зданий. Джорджина заметила пыль на своем темно-зеленом платье и нахмурилась. Выходя из дома, она не стала надевать плащ из-за жары, но теперь жалела об этом. Ей важно было выглядеть сейчас безукоризненно, так как она шла к отцу в контору с самыми серьезными намерениями.

Впрочем, возвращаться домой не хотелось. Упрямо вздернув подбородок, она открыла дверь, которая, как она знала, вела в административное крыло здания.

За столом в приемной сидела секретарша отца и разбирала корреспонденцию, кучей сваленную перед ней. Подняв на Джорджину глаза, она не сразу поняла, кто перед ней, поэтому в первое мгновение на лице женщины отразилось недоумение. Но тут ее осенило, и она расплылась в широкой приветливой улыбке:

— Мисс Хановер! Как хорошо, что вы наконец вернулись домой! Вас можно поздравить? Когда свадьба?

У отца работали почти одни женщины, включая и секретаря. Высокая, уже поседевшая старая дева сидела на своем месте много лет, если не десятилетий. Сознавая это, Джорджина понимала, что грубить женщине не стоит, но, с другой стороны, кто ее просил задавать такой вопрос?

Не знаю. Лучше спросить об этом моего отца, — просто ответила она. Со вчерашнего вечера им не удалось поговорить, и Джорджина намеревалась исправить это визитом к нему на работу. Она чувствовала, что ей крайне необходимо обсудить с ним кое-какие вопросы, прежде чем вся эта «комедия ошибок» продолжится. — Он занят? Мне хотелось бы с ним увидеться, если можно.

На лице секретарши отразилось вежливое сожаление.

Он сейчас не один. Не могли бы вы подождать его несколько минут? Он будет рад вас видеть.

Джорджина прекрасно знала, что такое «несколько минут», когда речь заходит о ее отце. Покосившись на свою сумочку, в которой лежал альбом для рисования, она кивнула на дверь, ведущую в цех:

Вы не возражаете, если я пока побуду там? Я решила узнать побольше об отцовском деле, и мне кажется, лучше места для первого знакомства не найти.

Она говорила тихо и просительно, как благовоспитанная девушка и послушная дочь, но ответа от секретаря дожидаться не стала. Отец до сих пор ни разу не допустил ее на свою мануфактуру, где делались его деньги. Считал, что там не место маленьким девочкам. Но Джорджина уже была достаточно взрослой и полагала, что настала пора поближе узнать жизнь. И поскольку она являлась единственной наследницей и рано или поздно должна была стать хозяйкой мануфактуры, девушка решила наконец познакомиться с ней поближе.

Конечно, Питер уверен, что после свадьбы все это достанется ему, но за прошедшую ночь Джорджина приняла для себя кое-какие твердые решения. Раз уж семья их будет основана на деньгах ее отца, ей необходимо четко знать, как они делаются. Она не собирается всю жизнь ходить по магазинам за покупками и смотреть на то, как муж по ночам клюет носом, сидя за рабочим столом.

Едва она переступила порог цеха, как ее обдало горячей волной спертого воздуха. В первое мгновение у нее перехватило дыхание и закружилась голова. В огромном зале было несколько окон, но они располагались очень высоко, и ветерок, влетавший в них, не достигал пола. Может быть, в холодную зимнюю пору тут и было хорошо, тепло, но сейчас цех походил на паровозную топку. Уши закладывало от грохота станков.

«Что ж, если эти женщины могут находиться здесь, значит, и я смогу», — подумала Джорджина, обводя взглядом ткачих, склонившихся над работой. В первую минуту никто на нее даже не поднял глаз. Очевидно, они подумали, что это хозяин, и решили произвести на него приятное впечатление.

По проходу между станками к ней торопливо направился единственный мужчина — то ли мастер, то ли управляющий, Джорджина не знала точно, как называется должность этого человека. Но ей сразу бросилась в глаза его кислая гримаса, и девушка поняла, что он считает женщин глупейшими созданиями, которые способны только на то, чтобы мешать делу.

Демонстративно, не обращая на него внимания, Джорджина опустилась на один из пустых ящиков, достала альбом и раскрыла его. Все это она проделала очень уверенно, словно имела полное право находиться здесь, в этой душной преисподней. Она знала, что мастер сам не посмеет выгнать ее отсюда. Только при поддержке отца.

Когда тот наконец поравнялся с девушкой, она уже погрузилась в работу, пытаясь запечатлеть на бумаге портрет женщины, работавшей за станком прямо напротив. Из окон в цех проникали золотистые лучи солнца, играющие с нежными локонами ее волос, обрамлявших тонкое фарфоровое лицо, покрытое бисеринками пота. Образ был удивительно выразителен, но Джорджина знала, что у нее просто не хватит на быков, чтобы передать это на бумаге.

Мастер вежливо прокашлялся, и Джорджина наконец подняла на него нетерпеливый взгляд.

— Надеюсь, я здесь никому не помешаю? — быстро проговорила она, не дав ему раскрыть рот. — У отца деловое совещание, и я решила подождать его здесь. Обещаю, буду вести себя тихо как мышка.

Она отвернулась от него, и карандаш ее вновь забегал по листу бумаги. Мастер нерешительно помялся около нее, потом молча кивнул и скрылся за дверью, из-за которой минутой раньше появилась Джорджина. Он понимал, что вывести из цеха своенравную девчонку мог только ее отец.

Джорджина тем временем продолжала рисовать. Однако по прошествии нескольких минут ею вдруг овладело смутное беспокойство. Она буквально кожей ощутила, как сгущается вокруг нее атмосфера враждебности. В дальнем конце цеха кто-то даже крикнул что-то, перекрывая грохот работающих станков. А женщина, которую Джорджина рисовала, бросила на девушку сердитый взгляд.

Раньше ничего подобного с Джорджиной не случалось. Смущенная и сбитая с толку, она попыталась было вернуться к работе, но рука, державшая карандаш, дрожала. Она пораженно уставилась на нее, не зная, что делать. Неужели она испугалась этих женщин?

Ощущения были совершенно новые, незнакомые. До сих пор окружающие неизменно заботились о ее безопасности и комфорте. Когда она отправилась в путешествие, к ее услугам были лучшие гостиницы и экипажи, личные вагоны в поездах и, наконец, прекрасные экскурсоводы. Дома же Джорджину окружали и заботились о ней родители и друзья. До сих пор еще не было случая, чтобы люди смотрели на нее столь недобро. Она никогда никого не боялась, но сейчас испугалась так, что волосы на затылке шевелились.

Досадуя на себя, Джорджина отложила карандаш и смело подняла глаза на женщину, сидевшую напротив.

— Если вам не нравится, что я вас рисую, так и скажите, — проговорила она.

— Ага! Чтобы вы тут же побежали жаловаться свое му папочке? Нет уж, — зло фыркнула та и вернулась к своей работе.

Джорджина только сейчас обратила внимание на то, что женщина едва ли намного старше ее самой. Осознание этого факта придало ей уверенности, и она ответила:

Зачем мне ему жаловаться? При чем здесь мой отец? Я ведь не его портрет рисую, а ваш. Конечно, мне еще недостает опыта, но у вас такое интересное лицо в лучах солнца! Конечно, лучше было бы сделать фотоснимок, но папа говорит, что фотография — очень вредное занятие. Опасные химикаты и все такое…

Тут Джорджина поймала себя на том, что тараторит. С ней всегда такое случалось, когда нужно было в чем-то оправдаться или произвести на кого-нибудь впечатление.

Женщина снова усмехнулась.

— Шли бы вы отсюда к своим богатеньким кавалерам, мисс! — крикнул кто-то, перекрывая шум работа ющих станков.

— Вот-вот! Не мешайте работать, — вторила другая ткачиха.

В следующее мгновение в нее кинули куском черствого хлеба, застрявшего в сложной прическе девушки. Джорджина стала его вытаскивать, но тут на нее обрушился целый град из катушек, мелких гвоздей и прочего мусора. Обидные слова неслись уже со всех сторон.

Джорджина испуганно вскочила с ящика и растерянно обвела глазами цех.

Вам лучше уйти, мисс, — шепнула молодая женщина, которую она рисовала.