Бумажный тигр - Райс Патриция. Страница 77

— Джорджина, скажи что-нибудь! Боже, не бросай меня одного! Ты не можешь покинуть меня! Ты моя жизнь, Джорджи! Очнись и пошли меня к черту, любимая, только не умирай! Прошу тебя, Джорджи…

Дэниел глухо и надрывно зарыдал, по поросшим щетиной щекам побежали крупные слезы. Он продолжал растирать ей спину и покрывать поцелуями лицо, шею, плечи.

— Я люблю тебя, Джорджи, — вдруг снова перешел он на шепот и тут же поймал себя на мысли, что нисколько не покривил душой и сказал истинную правду. — Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Боже, не дай ей умереть! Я все сделаю! Перестану богохульствовать, не буду поминать имя твое всуе, буду чтить отца своего… Боже, все что захочешь! Прошу тебя…

Дэниел прижал Джорджину к себе теснее и раскачивался вместе с ней из стороны в сторону, отчаянно надеясь на чудо. Пусть это будет первым и последним чудом в его жизни. Вскоре он, выбившись из сил, замолчал, и тут же до его слуха донесся тихий стон, а в следующее мгновение раздался душераздирающий кашель.

Дэниел запустил руки Джорджине в волосы, вглядываясь в ее ожившее лицо, и воздал благодарственную молитву. Джорджина дернулась в его руках, и кашель стал выворачивать ее наизнанку.

Глава 37

Он боялся отойти от нее даже на шаг, боялся, что она вновь впадет в беспамятство, но надо было достать ей воды. Приступы страшного кашля вновь стали сотрясать все ее тело. Казалось, еще немного и она выплюнет свои легкие.

Дэниел чувствовал, что необходимо сходить за врачом, но не мог встать с постели, словно прирос к ней. Он никогда не был истеричным человеком, но сейчас боль и страх за жену затмили разум. Он знал только одно: Джорджина не должна умереть. Ни теперь. Никогда.

Крики людей, доносившиеся с улицы, сливались с криком боли, рвущимся наружу из его сердца. Но Дэниелу все же удалось усилием воли взять себя в руки. Первым делом он подбил подушки, чтобы Джорджина могла удобно откинуться на них, затем принялся за ее корсаж. Слава богу, сегодня она надела платье, которое расстегивалось спереди. В противном случае ему пришлось бы очень нелегко.

Дрожащими руками он расстегнул платье, завязки на корсете, и Джорджина глубоко вздохнула, но тут же вновь зашлась кашлем. Однако на этот раз он заметил, как впервые дрогнули ее ресницы. Вместе с ними дрогнуло его сердце.

Джорджи, дыши ровнее. Не заглатывай воздух, любимая. Все будет хорошо, — бормотал он и радовался, видя, что она реагирует на его слова. — Я сейчас принесу тебе воды. Одна нога здесь, другая там. Дыши неглубоко. Я мигом.

Ему даже показалось, что она едва заметно кивнула. Прерывисто вздохнув, Дэниел бросился за водой. Слава Богу, те люди, которые заколачивали здание, не забили водопровод.

Когда он, вернулся с чашкой в руках, Джорджина уже лежала в другой позе. Кашель стал чуть слабее. Дэниел опустился рядом с ней и обнял ее.

Я принес тебе воды, дорогая. Пей маленькими глотками. Вот умница!

Он говорил скорее для того, чтобы успокоить себя, а не ее. Поднеся чашку к ее губам, Дэниел стал осторожно наклонять ее. Джорджину вновь охватил приступ кашля, и она оттолкнула его руку, но отдышавшись, сама потянулась к чашке.

Глядя на то, как жадно она пьет, он чувствовал, что у него щемит сердце. Ему захотелось разрыдаться и вознести небу благодарственную молитву, хотя Дэниел никогда не был набожным человеком. Воспитательница, а затем Эви строго следили за тем, чтобы он посещал церковь по воскресеньям, и Дэниел всегда подчинялся им, но, став самостоятельным человеком, бросил это занятие.

«Теперь все изменится, — твердо решил он. — Отныне мы будем ходить туда вместе с Джорджиной».

— Дэниел… — хрипло и еле слышно проговорила она, глядя на него широко раскрытыми изумленными глазами.

— Неужели ты думала, что я вот так просто исчезну? — Он нежно провел рукой по ее волосам. — Я еще не успел доехать до Цинциннати, а уже понял, что не смогу жить без сердца, которое осталось здесь, с тобой.

Она попыталась засмеяться. Дэниел в ответ расплылся в глупейшей улыбке.

— Ты негодяй и мошенник, — прошептала Джорджина и, уткнувшись лицом ему в плечо, вновь закашляла.

— Я изо всех сил пытаюсь быть благородным героем, мисс Ягодка, но у меня не очень получается. Я вернулся, с тем чтобы сказать, что люблю тебя и прошу стать моей женой. Если тебе нужно время подумать, я готов задержаться в Катлервилле.

Джорджина вцепилась в его рукав и снова засмеялась, но смех быстро перерос в кашель. Потом она покачала головой, и у Дэниела сердце ушло в пятки. Но он набычился и проговорил:

— Если одной любви тебе недостаточно, скажи, что еще я могу тебе предложить?

— Мне нужен муж, — хрипло прошептала она, — а не герой.

Дэниел нежно обнял ее и стал гладить по волосам. От нее пахло дымом и ландышем, и он мечтательно улыбнулся, представив себе, что отныне до конца жизни будет, просыпаясь, вдыхать аромат ландыша. Джорджина прижималась своей теплой грудью к его руке, и это пробудило в нем новые желания, но Дэниел отогнал их. Сейчас не самое подходящее время. Когда наступит «подходящее», он еще не знал, но не собирался особенно тянуть с этим. Теперь Джорджина его, и он никому ее не отдаст, даже если для этого ему придется подпалить весь этот город!

— Я думаю, мне это будет по силам, Джорджи, если ты согласишься стать моей женой. Вряд ли из меня получится хороший муж. Нам, возможно, даже придется уехать из этого города. Советую тебе хорошенько подумать, прежде чем ты примешь окончательное решение. Я не буду тебя торопить.

— Глупый… — шептала она и бессильными кулачками колотила его в грудь. — Глупый какой…

Дэниела охватила неуемная радость, он облегченно вздохнул, и накопившаяся душевная боль стала постепенно отступать.

— Тебе нельзя здесь оставаться, мисс Ягодка. Тебе нужен врач. А я не могу показываться людям на глаза. Если мой отец узнает, что я вернулся, он тотчас лишит тебя твоего дома.

Джорджина еле слышно пробормотала что-то в ответ — ему показалось, что она сказала: «Плевать на дом». Но может, только показалось. Он помог ей подняться с постели, и Джорджина неуверенно сделала первый шаг. Выглянув в щель между досками за окно на улицу, Дэниел заметил экипаж, который мог принадлежать только Хановерам. Рядом с ним взад-вперед беспокойно расхаживал Блюхер.

— За тобой уже приехали, Джорджи. Я помогу тебе сесть в экипаж, и Блюхер отвезет тебя домой. Только не говори никому, что видела меня. Хорошо?

— Хорошо, — пробормотала она и вновь закашлялась.

— Доверься мне. — Дэниел приподнял ее за подбородок, и они встретились глазами. — Я люблю тебя, мисс Ягодка. Но если ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, я оставлю.

— Скорее я тебя убью, — задыхаясь от кашля, прошептала она.

Дэниел довольно ухмыльнулся:

— Я могу одолжить тебе ради такого дела мои револьверы.

Не говоря больше ни слова, он вновь поднял ее на руки и пошел к двери. Что было хорошо в Джорджине помимо прочего, так это ее миниатюрность. Такую жену легко носить на руках.

Блюхер вздохнул с облегчением, заметив Дэниела, и предупредительно открыл дверцу кареты. Дэниел усадил Джорджину, и та без сил повалилась на мягкую спинку сиденья. Ее вновь охватил приступ сильного кашля. Приказав Блюхеру вызвать врача, он дал им уехать. Кажется, Джорджина в последний момент обернулась и посмотрела на него через заднее окно, но он не посмел догнать экипаж. Еще не пришло время раскрывать свое инкогнито.

Подхватив чью-то кепку, валявшуюся в пыли, Дэниел надвинул ее на глаза и стал проталкиваться сквозь беспокойную толпу. Пора узнать, кто устроил этот пожар и зачем.

На следующее утро Джорджина проснулась дома, в своей постели. Она все еще кашляла, но не так сильно, как накануне. Принимая лекарство, прописанное доктором Фелпсом — от услуг коварного доктора Ральфа Джорджина решительно отказалась, — она изо всех сил напрягала память, пытаясь припомнить, что с ней случилось вчера.