Любовь навеки - Райс Патриция. Страница 18
Грэм был одет в сюртук из темно-синего бархата и серебристо-серые панталоны, подчеркивавшие стройность его мускулистых ног.
Пенелопа неожиданно залилась краской смущения и сняла невидимую пылинку с белоснежного шейного платка мужа. Ей было непривычно видеть Грэма аккуратно одетым в застегнутые на все пуговицы жилет и сюртук.
– А как я выгляжу? – застенчиво спросила она, выставив из-под длинного подола платья ножку в атласной туфельке, чтобы убедиться, что ленточка на ней завязана аккуратным бантиком.
– Я не хотел бы отвечать на этот вопрос, потому что и без моей похвалы вы услышите сегодня много комплиментов. Скажите, вы уверены, что хотите, чтобы я сопровождал вас?
– Конечно, – без тени сомнения ответила Пенелопа и жестом велела дворецкому подать ей меховую накидку.
Ночи были прохладными, и Пенелопа не отваживалась выйти на улицу в открытом платье из легкой ткани. Она, конечно, могла бы надеть модный спенсер, но предпочла накидку, которую купил ей муж. Закутавшись в нее, она бросила насмешливый взгляд на Грэма, который в это время надевал плащ с капюшоном.
– В этом одеянии вы похожи на разбойника с большой дороги. Вам не хватает только ножа и пистолета.
Опершись на трость, Грэм мрачно посмотрел на молодую жену.
– Жители Друри-лейн с почтением относятся к разбойникам и презирают калек, – сказал он. – Я не желаю стать причиной нарушения общественного порядка. Если это вас не затруднит, пожалуйста, относитесь ко мне с большим уважением.
Пенелопа, которая уже привыкла к его изуродованному лицу, забыла, какое ужасное впечатление оно производит на окружающих, особенно тех, кто видит Тревельяна впервые. Она понимала, что Грэм хочет скрыть свое уродство.
– Я совсем забыла, что другие не знают Bad так же хорошо, как я, – с раскаянием промолвила она. – Простите, Грэм. Вы действительно уверены, что хотите ехать со мной? Ведь там вы станете центром всеобщего внимания!
– Не считайте меня трусом. Я вполне смогу! вынести общение с парой бывших знакомых. А теперь нам надо спешить, иначе придется пробираться сквозь толпу опоздавших.
Они без происшествий добрались до театра из поднялись в ложу незадолго до того, как начале спектакль. При их появлении волнение пробежало по рядам зрителей и послышался громкий шепот. Однако Грэм сел в глубине ложи, и любопытствующим было трудно разглядеть его.
Внимание Пенелопы было приковано к тому, что происходило на сцене, и она не замечала, направленные на нее театральные бинокли. Когда вышел Кин, она, придя в сильное волнение, вцепилась в руку мужа и не выпускала ee, пока сцена с участием этого актера не закончилась. Грэм с удивлением и интересом наблюдал за ней.
От внимания виконта, конечно же, не укрылось то, какой ажиотаж вызвало его появление в театре. Их уединение было нарушено вскоре после того, как опустился занавес и начался антракт.
Грэм только успел сказать жене, что Кин действительно обладает талантом, но ему не хватает опыта, как в их ложу вошли первые гости.
Это были граф Ларчмонт и его молодая супруга. Графиня приветливо кивнула Пенелопе. Увидев вошедших, Грэм поспешно встал.
– Это честь для меня, сэр, – промолвил он, отвесив легкий поклон.
Граф пристально взглянул на изуродованное лицо виконта.
– О Господи, так, значит, вы не призрак, а живой человек! – воскликнул он. – Ходили слухи что вы при смерти. И вот я узнаю, что вы внезапно встали на ноги и даже обзавелись молодой женой! С возвращением вас, мой мальчик! И поздравляю с прекрасным выбором, вы знаете толк в женщинах! – Высокий сухопарый граф повернулся к Пенелопе. – Вы очаровательны, моя дорогая. Подозреваю, что это вы заставили этого плута появиться на людях!
Не успела Пенелопа ответить, как в их ложе появились Долли, леди Риардон и ее старший сын лорд Риардон. Виконт слегка нахмурился, но тут же, учтиво поклонившись гостям, приветливо поздоровался с ними.
– Лорд Тревельян, – с порога заговорила Долли, – Пенелопа обещала передать вам мои извинения. И все же я чувствую необходимость выразить вам их лично. Сможете ли вы простить мне мою неслыханную дерзость?
Пенелопа заметила, как Грэм вздрогнул, поймав на себе исполненный ужаса взгляд леди Риардон. Что же касается молодой графини, то она, словно окаменев, круглыми от страха глазами смотрела на виконта, не в силах отвести их от его изуродованного лица. Пенелопа встала и взяла мужа под руку.
– Я говорила уже, Долли, что вам не о чем беспокоиться. Я вышла замуж за добродушное чудовище.
Грэма позабавили слова жены.
– А я, со своей стороны, могу сказать, что женился на крайне наглой девице, – с усмешкой заявил он. – Похоже, мы с Пенелопой прекрасно подходим друг другу.
В это время дверь в ложу открыл сэр Гамильтон, и Пенелопа заметила, что к ним по коридору движется целая толпа молодых людей. Взгляд Гамильтона остановился на прелестной Пенелопе, и лишь затем Гай нехотя перевел его на других дам.
– Ты не мог выбрать менее людное место для своего первого появления в обществе после долгого отсутствия? – раздраженно спросил он Грэма. – Сюда направляется целая толпа зрителей. Неужели ты решил представить Пенелопу сразу всему лондонскому обществу?
Не успел он договорить, как в ложу хлынул поток посетителей, заставивший тех гостей, что пришли первыми, покинуть ее. Люди входили и, кинув любопытным взглядом Грэма и Пенелопы, снова исчезали в коридор, уступая место тем, сто теснился за ними. Пенелопа вцепилась в руку мужа, с ужасом сознавая, что все эти элегантно одетые аристократы рассматривают Грэма с такой бесцеремонностью, как будто он был диким зверем в клетке. Они, содрогаясь от ужаса, разглядывали его изуродованное лицо, а затем обращали свои сочувственные взоры на Пенелопу. Она ощущала себя мышонком, затаившимся в норке, у которой сидит голодный кот. Джентльмены чуть ли не облизывались, умильно глядя на нее и склоняясь, чтобы поцеловать ей ручку. Пенелопа радовалась, что надела длинные перчатки, которые не позволяли их противным губам дотрагиваться до ее кожи.
Этот отвратительный спектакль так утомил Пенелопу, что, когда занавес вновь поднялся и начался второй акт пьесы, у нее уже не было сил следить за тем, что происходило на сцене. Она ощущала, как напряжен сидевший рядом виконт, и знала, что он еле сдерживает себя от ярости. Какой же наивной она была, когда думала, что ей удастся безболезненно вернуть его к прежнему образу жизни!
– Я уже видела эту постановку, Грэм, – прошептала она, тронув его за руку. – Поедем домой, пока в вестибюле не началось столпотворение.
– Нет, мы досидим до самого конца, – процедил он сквозь зубы.
Пенелопа замолчала, вспомнив, как страшен он бывает в гневе, и надеясь, что к концу спектакля муж успокоится.
Но ее надежды не оправдались. Пенелопа и прежде знала, что Грэм вспыльчив, неистов в ярости, порой циничен и очень упрям, но с ней он всегда был добр и нежен. Однако на этот раз ему удалось удивить ее своим поведением.
Грэм больше не прятал от людей своего уродства, а как будто выставлял его напоказ. Выйдя вместе с женой из ложи, он направился к выходу с мрачным выражением лица, сверля встречных гневным взглядом и громко стуча тростью по мраморному полу холла. Он, казалось, сильнее обычного приволакивал искалеченную ногу, а от его; обычного подтянутого, энергичного вида не осталось и следа. Грэм шел опустив плечи, его тело; как будто обмякло и одряхлело. Тайком наблюдавшая за ним Пенелопа кипела от злости. Ей хотелось вырвать трость из рук этого притворщика, а самого его толкнуть так сильно, чтобы он; растянулся на полу.
Те немногие знакомые, кому Пенелопа была уже представлена, заметив, в каком мрачном расположении духа находится Тревельян, старались обойти его стороной. Другие леди и джентльмены – их Пенелопа видела впервые – останавливались, пытаясь заговорить с Грэмом, и растерянно смотрели ему вслед, когда он, не проронив ни слова, обходил их и шагал дальше.
Стоявший в дальнем углу холла человек со злорадной улыбкой наблюдал за Тревельяном и его женой. «Наконец-то калека вышел из своего убежища!» – торжествуя, думал он. Некоторое время этому тайному недоброжелателю виконта было приятно сознавать, что он почти уничтожил богатого ублюдка Грэма Тревельяна. Но прошли годы, и ему вновь захотелось насладиться местью, более жестокой, более изобретательной, и он уже знал, как осуществить ее. Претворяя тайный замысел в жизнь, смертельный враг виконта надеялся достичь сразу две цели: погубить Грэма и насладиться, предавшись своим порочным страстям. Много лет он жил, страшась разоблачения, но сейчас чувствовал себя в полной безопасности, потому что Грэм, теперь беспомощный, не представлял для него никакой угрозы.