Мечты о счастье - Райс Патриция. Страница 9

Констанс помотала головой, глаза ее наполнились слезами, и она спрятала лицо на плече учительницы. Аксель дорого бы дал, чтобы это было его плечо, но уже не отважился потянуться к дочери. Накануне вечером он не сумел добиться от нее ни слова.

– Если не хочешь, не поедешь! – вырвалось у него, к собственному изумлению.

Он провел ночь без сна, стараясь принять правильное решение, снова и снова приходя к заключению, что разлука неизбежна – ради Констанс, ради женского присмотра, о котором говорила теща. Он измучил себя доводами в пользу того, что отец из него никудышный, потому что он не способен разорваться между бизнесом и родительским долгом. С тяжелым сердцем Аксель заставил себя смириться с тем, как пуста будет его жизнь. Потому что все это ради дочери, ради того, чтобы она снова научилась улыбаться.

И вот после первых же слез долгие ночные раздумья оказались перечеркнутыми.

Рыданий больше не было слышно, но дочь упорно прятала лицо. Аксель вновь вопросительно глянул на Майю. Та пожала плечами. Его уступка не произвела на нее особого впечатления.

– Констанс, милая, папа хочет с тобой поговорить. А мне нужно сесть, иначе я просто рухну. Позволь мне встать, а папе – обнять тебя. Смотри, какие у него широкие плечи! На таком плече можно плакать хоть до скончания века. Папа для того и нужен, чтобы можно было при случае выплакаться.

Аксель ужаснулся своему эгоизму. Ведь эта женщина беременна! В таком положении так долго сидеть! У нее, должно быть, совсем онемели ноги! Он вскочил и взял Майю за локоть, чтобы помочь ей подняться. Она указала ему глазами на дочь. Тогда он поднял Констанс, неуклюже привлек к себе и был поражен тем, что она вдруг обвила тонкими руками его шею.

Мокрое личико тотчас промочило рубашку на плече, от растрепанных волос пахло детским шампунем. Аксель давно забыл, каково это – обнимать ребенка. В последний раз он обнимал Констанс так давно, что это изгладилось из памяти. Сколько ей тогда было? Три года? Два? Или она еще только начинала ходить, упала и поцарапала коленку? Нет, он решительно не помнил. Для того, чтобы жалеть, существовала Анджела.

Майя попробовала подняться с колен, но мешал живот. После короткого замешательства Аксель высвободил и протянул одну руку. Вместо того чтобы опереться и пассивно ждать помощи, молодая женщина подтянулась сама. От нее пахло чем-то экзотическим – сандалом? Она отступила сразу, как только оказалась на ногах, но Аксель успел понять, что она более хрупкая, чем кажется.

Чувство симпатии, однако, было недолгим. Оно рассеялось, стоило учительнице заговорить.

– По-моему, мистер Хоулм, вам есть о чем побеседовать с дочерью! – заметила она резко, со своим сильным калифорнийским акцентом. – Очень возможно, этот разговор подогреет ваш интерес к судьбе моей школы. В таком случае милости прошу в «Лавку древностей»!

Ледяной тон недвусмысленно выражал ее мнение о родительских талантах Акселя. Мысль о том, что сейчас они с Констанс останутся наедине, повергла его в панику. Еще миг – и он взмолился бы не покидать его, но Майя уже повернулась спиной. В потоке света каскад ее волос отливал червонным золотом. Она вышла из кабинета и бесшумно прикрыла за собой дверь.

Беременной женщине следует оставаться дома, на мягком диване, с ногами на удобной скамеечке, под уютным пледом. Ей вредно подниматься по крутым лестницам.

Все это пронеслось в голове и исчезло. Аксель сосредоточился на Констанс. Не выпуская ее из рук, он нащупал кресло и неловко уселся, прикидывая, как начать разговор. Он может спросить, но получит ли ответ? И если получит, стоит ли брать его в расчет?

Дочь снова начала плакать. Теперь это был невообразимо жалобный плач, словно разбитое сердце исходило слезами. Аксель окончательно перепугался. Он полагал, что молчание Констанс было естественным проявлением горя, что именно так она оплакивает утрату. Он ждал, когда горе изживет себя, как это случилось с ним. Что, если он ошибался?

Но ведь с мисс Элайсем... с Майей Констанс была совсем иной! Как Майе это удавалось? Он должен был разобраться, если хотел сохранить дочь.

Аксель понятия не имел, в чем секрет, и снова впал в панику.

На этот раз его приветствовали монашеские песнопения. Окна были чисто вымыты и без помех пропускали внутрь солнечный свет, но интерьер выглядел ничуть не лучше прежнего. Ветерок, ворвавшийся в магазин следом за Акселем, поднял пыль, и пришлось поскорее захлопнуть дверь.

– Есть тут кто-нибудь?

Очень хотелось сказать, что дело так не ведут, но, во-первых, вести было особенно нечего, а во-вторых, Майю это мало волновало.

– Посмотрите вниз.

Аксель перегнулся через прилавок и, к своему ужасу, увидел ее лежащей на спине, с закрытыми глазами и руками на сильно выступающем животе.

– С вами все в порядке?! – вырвалось у него (если дважды в день получать потрясение, за неделю можно спятить!).

– Смотря с чем сравнивать, – с сомнением ответила Майя, но глаза открыла, и Аксель увидел в них лукавство. – А в какой связи это вас интересует? Не придется ли принимать роды? Нет, не придется. Вы в полной безопасности, по крайней мере в данный момент.

Дьявольщина, ведь он и в самом деле подумал...

Майя начала подниматься, держась за прилавок. Аксель' из деликатности уставился на кота, который один не был всех цветов радуги. А потом между ним и котом возникло улыбающееся лицо в обрамлении темно-рыжих завитков.

– Ну, мистер Хоулм, как домашние неурядицы? Остались в прошлом?

– Я опять отвез Констанс в школу, – ответил он.

Под сияющим взглядом хотелось поежиться. Эта женщина не имела права быть счастливой среди такого хлама.

– Она не сказала, как оказалась в ресторане. – Внезапно Акселем овладели подозрения, и он вперил в собеседницу испытующий взгляд. – Вам об этом что-нибудь известно?

– Ничего. Хотя я всю жизнь мечтала встретить фею, мне это не удалось. Сама я тем более не подхожу на эту роль. Но кто-то мог подвезти девочку, если, конечно, она не явилась пешком. Миля – это не так уж далеко, а Констанс отличается упорством.

Майя сняла закипевший чайник с подставки, и уже известный Акселю ритуал заваривания чая повторился. Пораженный мысленной картиной: его дочь целую милю шагает мимо потока машин, среди выхлопных газов, по грязной обочине, – Аксель механически взял поднос, отнес на столик в углу и уселся на безобразный витой металлический стул. Голова его склонилась на руку. Подойдя с заварным чайником, Майя потрепала его по плечу. Он едва знал эту женщину, но она все время к нему прикасалась!

– Вы пообещали не отсылать ее к бабушке?

Какого дьявола! Это ее не касается!

Аксель подавил в себе жгучее желание выложить все как на духу, но он не мог носить это в себе до бесконечности. Ему не пришло бы в голову заговорить о дочери с Кэтрин. Друзей было хоть отбавляй (ведь он родился и вырос в этом городе), и все они исправно посещали ресторан, но Аксель ни с кем из них не откровенничал, считая, что его личная жизнь, как и размер сбережений, никого не касается. И вот женщина, которую он знал без году неделя, уже разбирается в его проблемах лучше, чем он сам!

– Я вынужден, – мрачно объявил Аксель, глядя, как Майя разливает чай, и рассеянно размышляя, что стоит завести здесь кофейник, если он часто собирается сидеть за этим столом.

Она выпрямилась и приподняла бровь. Бирюзовые глаза метнули в него пару острых кинжалов. Невольно поежившись, он бросился на защиту своего трудно принятого решения.

– Что это за отец, если ребенок у него бродит по обочинам проезжих дорог? Это в восемь-то лет! Я не могу бросить все ради присмотра за Констанс! Я вечно занят! – Сообразив, что процитировал жену и тещу, он поежился снова. – За моей дочерью по очереди присматривают школа, вы и, наконец, нянька, которую удается нанять на вечер! Конечно, мы вместе ужинаем, но, Боже мой, не могу же я держать ее в ресторане весь вечер!!!

– Пока я вас ни в чем не обвиняла, – кротко произнесла Майя, разглядывая его поверх чашки (Аксель невольно остановил взгляд на влажной нижней губе и отчаянно смутился), – но я не заметила, чтобы наличие бабушки предотвратило странствия Констанс по проезжим дорогам. Это она накормила девочку завтраком? Она заберет ее из школы? Она приготовит обед и ужин?