Ночные услады - Райс Патриция. Страница 28

— Шовен, подожди меня снаружи. Мне бы еще надо поквитаться с тобой за то, что ты не рассказал мне о ребенке раньше, но сперва я хочу поговорить с ней.

Филипп кивнул в сторону Эльвины, и монах с опаской взглянул на хрупкую девушку. Устоит ли она против гнева господина? Но холодный блеск в голубых глазах, поджатые губы и решительно вздернутый подбородок говорили об упрямстве и воле, ничуть не уступающим упрямству Филиппа. Неизвестно еще, кто одержит победу. Шовен вышел из шатра.

— Откуда тебе известно, что ребенок жив?

— Я не знаю. Но Марта не для того обхаживала меня, чтобы я осталась жива: она старалась ради ребенка. Мне кажется вполне вероятным, что она приложит не меньше усилий, чтобы выходить его. Зачем-то он был ей нужен!

Филипп кивнул.

— Если ребенок жив, ты хочешь, чтобы я нашел его? Ради этого ты вернулась сюда сегодня?

— Милорд, я дам вам все, если вы вернете его мне. Прошу вас, сэр! Он, наверное, с Мартой.

Филипп нетерпеливо взмахнул рукой. Разумеется, не ради него, Филиппа, Эльвина вернулась в шатер.

— Марта не прячет никакого ребенка. В противном случае я бы об этом знал. Но даже если он существует, надо действовать терпеливо и осмотрительно. У тебя так не получится. Марта убьет тебя, как только встретит, если то, что ты рассказала мне, правда.

— Я не боюсь смерти. Пусть лучше я умру, чем позволю этой ведьме растить моего сына. Я найду его! Найду! — воскликнула Эльвина и, упав на пол, начала молотить кулачками землю.

Филипп бережно поднял ее с земли. Погладил по голове. Он почти поверил в ее невероятную историю.

— Нет, малышка викинг. Сначала попробую я. Как ты сама сказала, мне гораздо проще это сделать.

Эльвина уперлась ладонями ему в грудь. Сердце ее рвалось из груди j но в лице Филиппа не было и намека на нежность, и она молчала, не зная, чего ждать.

— Я намерен выставить условие.

Эльвина замерла. Она сама сказала, что отдаст все, если он вернет ей сына.

— Если то, что ты рассказала, правда, ребенку грозит опасность. Беда, если кто-то из нас начнет задавать вопросы. Я пошлю монаха в поместье. Он займется поисками, а тебе придется остаться со мной и выполнять то, что ты обещала.

— Вы просите меня об адюльтере, милорд. Это грех, — с сарказмом заметила Эльвина.

— Не больший, чем быть шлюхой, на что ты согласилась с самого начала.

— Но тогда пострадал бы только один человек — я сама. Я совершаю грех, мне за него и отвечать. Адюльтер — другое дело.

Эльвина не могла заставить, себя думать о леди Равенне как о любимой женщине Филиппа. Не могла представить, чтобы он обнимал леди Равенну так, как обнимал ее, Эль-вину.

— Если только это тебя останавливает, я готов облегчить твою душу: леди Равенна не ждет от меня ничего, включая целомудрие. Ей все равно, одна у меня любовница или дюжина.

Больше Эльвина не желала обсуждать эту тему.

— Откуда мне знать, что на этот раз ты сдержишь слово? Филипп усмехнулся.

— Если хочешь, послушай, как я стану давать Шовену указания. Не сомневайся, раз монах знает о постигшем тебя горе, он перевернет небо и землю, но вернет тебе сына. У тебя есть время подумать. Я приглашу Шовена тогда, когда ты будешь готова.

— Нет! Не отсылай монаха! Каждый день промедления грозит бедой. Я соглашусь на что угодно. Только найди моего сына!

Филипп пронзил ее взглядом.

— Ты поняла, о чем я прошу? Мне надоело прижимать к себе ледяную статую. Я хочу, чтобы ты старалась мне угодить.

Эльвина опустила голову.

— Я буду стараться, милорд. Иногда мне бывает трудно. После той ночи.

Эльвина вздрогнула от леденящего душу воспоминания.

Филипп, кажется, начинал понимать. Его воспоминания об этой ночи были отрывочными, но он подозревал, что мог, не желая того, причинить ей боль. Что же касается всего сопутствующего, это казалось чудовищным человеку неподготовленному. Но тут он приказал себе остановиться. Было бы неразумно предполагать, что Эльвина не знала, чему надлежит случиться. Она колдунья, ведьма, как и все в этом чертовом Данстонском замке.

Филипп, однако, не высказал своих мыслей вслух. Он молча вышел из шатра и вернулся с Шовеном.

Шовен встретился взглядом с девушкой. Она стояла посреди шатра в одной тонкой рубашке и теребила кончик косы. Глаза ее виновато блестели. Несомненно, Филипп склонил ее к греху. Монах укоризненно взглянул на барона.

Филипп коротко объяснил монаху, что тот должен делать, и только потом заметил, что Шовен возмущен.

— Ты не хочешь выполнять приказ? — удивился Филипп. До этой минуты он был уверен, что Шовен с радостью возьмется за столь богоугодное дело.

— Вы прекрасно знаете, против чего я возражаю. Шовен бросил взгляд на Эльвину, которая стояла ни жива ни мертва, с опаской поглядывая на выход. Филипп посмотрел туда же.

— Я буду удерживать ее здесь, захочешь ты выполнять приказ или нет.

— Это безумие.

— Может, это заклятие. Мне все равно. Девчонка моя. Я заплатил дань церкви за одну, а дьяволу заплачу за другую. Я не боюсь ада. Едва ли в аду мне будет хуже, чем в Данстоне.

Горький сарказм Филиппа напугал Шовена. Он решил было, что тот уже навсегда потерял бессмертную душу. Но если не ради этого пропащего человека, то ради его невинной жертвы он, Шовен, должен взяться за выполнение поставленной Филиппом задачи.

— Вы хотите, чтобы я отправился на поиски ребенка. Какого возраста?

Филипп презрительно хмыкнул, и Эльвина, не выдержав этого фарса, обратилась к монаху:

— Ребенок мой, святой отец.

— Твой? Я думал…

Шовен не решился сказать, что подумал, будто ребенок умер.

— Ты что, олух, не понимаешь, о чем я тебе толкую? Она клянется, что у нее украли ребенка.

— Колдунья Марта украла его у меня, когда он родился. Прошу вас, помогите мне найти его!

Лицо Филиппа стало как маска. Попробуй угадай, о чем он думает.

— Она заявляет, что это мой сын. Я хочу, чтобы ты обшарил поместье в поисках ребенка примерно двух месяцев от роду. Ты меня понял? Ты помнишь, как он выглядел? — спросил Филипп, обращаясь к Эльвине. — Какие-нибудь приметы, по которым его можно найти?

Эльвина собралась с мыслями. Один момент среди этой долгой ночи, полной боли и кровавого тумана перед глазами, она помнила ясно.

— Он сильный, крупный мальчик, с широкими плечами и длинными ногами, как у отца, но волосы у него, как у нас, Ферфаксов.

— Ферфакс? — удивился монах неожиданному переходу с нормандского на саксонский. Он почти не улавливал акцента в ее речи, пока она не перешла на родной язык.

— Эльвина говорит, что волосы у ребенка того же цвета, что у нее. — Филипп коснулся золотистой косы, перекинутой на грудь. В его глазах больше не было гнева, но он держался напряженно, словно чего-то недоговаривал.

Шовен кивнул. Казалось, они ведут с Филиппом безмолвный диалог.

— Филипп, ради всего святого…

— Я на него не смотрел никогда, — сказал, как отрубил, Филипп. — К тому же могут быть и другие. Ищи. Я хочу знать о каждом ребенке, родившемся здесь около двух месяцев назад, будь он черный, рыжий или в крапинку. Я должен знать наверняка.

Эльвина не понимала, что происходит. Может, Филипп предполагает, что колдунья изменила ребенку внешность, чтобы его не нашли? Об этом она как-то не подумала.

Шовен взглянул на Эльвину.

— Она не знает? Филипп махнул рукой.

— Найди его, и мы все узнаем.

— Я еще подойду к тебе.

Монах ушел, и Эльвина с Филиппом остались одни.

— Я должен отдать распоряжения: оседлать коня и собрать припасы для Шовена. Ты обещаешь ждать моего возвращения?

Его присутствие давило на нее, мешало мыслить ясно. Эльвина боялась Филиппа, его силы, умения превращать ее тело в сосуд для своего вожделения. И все же она согласилась отдаться ему. По собственной воле. Медленная, мучительная пытка. Однако никогда она не была ближе к райскому блаженству, чем лежа под ним.

— Я буду ждать. Возвращайся скорее.