Ночные услады - Райс Патриция. Страница 51

Эльвина поднялась из-за стола и встала рядом с ним. Синие глаза ее горели ярко, как звезды. Она положила руку ему на плечо.

— Как видите, меня не надо долго уговаривать, милорд.

Филипп широко улыбнулся и, схватив Эльвину в объятия, подкинул в воздух. Он легко закинул на плечо смеющуюся Эльвину. Она молотила кулачками по его широкой спине, когда Филипп понес ее по лестнице в их, теперь уже общую, спальню.

Эльвина проснулась от холода и сонно пошарила рукой возле себя в поисках того, кто согревал ее ночью. Филиппа в постели не было. Встревоженная, она села в кровати, но, увидев нагого Филиппа у очага, облегченно вздохнула. Он ворошил угли.

Эльвина любовалась его мускулистым телом, сильным и гибким. Она крепко прижалась к нему, когда Филипп нырнул под одеяло.

— Я не хотел будить тебя, малышка, — пробормотал Филипп, согревая ее в своих объятиях.

Эльвина закинула руки ему за шею и поцеловала в губы.

— Я не хочу спать, когда вы со мной, милорд. Последние несколько месяцев научили меня тому, как следует ценить то время, когда мы вместе. Сколько еще ты намерен пробыть здесь?

— Моя малютка викинг становится романтичной. Это материнство так на тебя влияет?

— Если вы помните, первые роды не сделали меня сентиментальной. Только вы научили меня получать удовольствие от вашего общества. Так в вашем сердце нет мне места, и только ваши чресла требуют моего присутствия?

— Я желаю тебя, как никого прежде, и сделал тебя хозяйкой этого замка, предпочтя всем другим. Неужели это ни о чем тебе не говорит? Если ты хочешь услышать нежные слова, обратись к сэру Джеффри, а я в слова не верю.

Эльвина перебирала пряди его темных волос.

— Если ты не связан со мной клятвой, данной у алтаря, или просто словами любви я должна принимать твою похоть как знак внимания. Но похоть — не самая крепкая нить. Что будет со мной, когда живот мой вырастет, станет безобразным и мне не удастся удовлетворять тебя? Должна ли я смириться с тем, что другие будут делить с тобой постель? А может, ты решишь, что твоя законная жена будет рожать тебе наследников?

Эльвина поняла, что слова достигли цели, когда он перестал ласкать грудь и раздвинул ее ноги.

— Обещаю: я стану брать столько и так, чтобы у тебя не возникло сомнений в моей верности, а когда твой живот вырастет и не позволит мне добраться туда, куда хочу, я научу тебя удовлетворять мои потребности по-другому. А теперь оставь меня в покое, не то я пожалею о своем выборе.

Эльвина с криком радости устремилась навстречу ему. Очень скоро Филипп унес ее в другой мир, где ничто не имело значения, кроме их страсти. Имя его слетело у нее с уст. Филипп наградил ее нежным поцелуем.

— Мне нравится, когда ты называешь меня по имени, дорогая. Я хотел бы слышать свое имя почаще.

— Слишком долго я была твоей рабыней, чтобы так быстро измениться. Я не могу думать о себе, как о твоей ровне.

— Если то, что ты сказала мне, правда, то ты куда выше по положению, чем я, волшебница. Ты дочь графа, а я — всего лишь барон.

Сказав это, он встал и начал искать одежду. Натянув рубаху и штаны, Филипп присел рядом с Эльвиной на кровать и погладил ее по голове.

— Вставай, лежебока, и покажи мне, что следует сделать с этим ветхим строением, чтобы оно было достойно моей графини.

— Все титулы умерли вместе с отцом. Я обыкновенная шлюха, а не графиня.

— Ты упрямая девчонка, постоянно испытывающая мое терпение.

Филипп встал, подхватил Эльвину и поставил на пол.

Они провели день на удивление мирно, и все, кто привык к бесконечным, особенно участившимся в последние месяцы приступам гнева Филиппа, с удивлением взирали на эту идиллию. Казалось, эта колдунья, вонзив кинжал ему в спину, наделила его сердечной тоской, от которой лишь она одна знала лекарство. Когда Филипп кивал в ответ на то, что говорила ему Эльвина, когда они осматривали замок и все постройки за стеной, люди Филиппа лишь изумленно переглядывались. Если эта женщина сумела отвлечь Филиппа от войны, с ней и в самом деле приходилось считаться.

К концу дня Филипп был окончательно покорен. Он провожал Эльвину восхищенным взглядом, отдавая дань не только ее привлекательности, но и уму. Она собиралась преобразовать его обширные владения, превратив их в нечто похожее на мечту. Теперь, когда Филипп добрался до драгоценностей, хранящихся в донжоне, бедра Эльвины обвивал роскошный пояс, а пышную копну светлых волос украшал золотой венок тонкой работы. Она была леди до мозга костей, и Филипп гордился ею.

Герта сдержала слово, и в замке появились новые лица. За столом теперь прислуживали несколько человек. Вино по-прежнему поставлялось в избытке, но сегодня Филипп запретил пить без меры: наутро ему и его людям предстояло отправиться в путь.

Эльвина услышала его распоряжения и вопросительно посмотрела на Филиппа. Он печально улыбнулся.

— Мы и так слишком задержались, на рассвете надо отправляться в Лондон, чтобы устроить мои дела и благополучно доставить сюда твоего сына.

— Разве я не могу поехать с тобой, Филипп? Каждый день, проведенный без ребенка, надрывает мне сердце. Я была бы счастлива находиться с тобой, когда его вернут.

Филипп нахмурился.

— Хватит рисковать. Нельзя допустить, чтобы жизнь любого из нас подвергалась опасности, а когда мы не вместе, угроза возрастает. Я знаю, что в первой попытке убить меня виновен Раймонд, но в ядах он едва ли сведущ. Я еще не во всем разобрался, и все же мне будет спокойнее, если ты останешься здесь, в этих стенах.

— Филипп, если тебе или ребенку что-либо угрожает во время этой поездки, я отправлюсь с тобой. Ты не знаешь, каково сидеть и ждать, пока другие сделают то, что не терпится сделать тебе самой. Я довольно ждала, Филипп. Если ты не возьмешь меня с собой, я отправлюсь в Данстон сама.

— Эльвина, ты должна думать о ребенке, которого носишь сейчас, и о тех, кого еще будешь носить. Отправившись в Данстон, ты всех их принесешь в жертву.

Эльвина подняла глаза, и Филипп увидел, что она плачет. Ее слезы тронули его до глубины души.

— Я могу рожать вам лишь бастардов, милорд, да и их не рожу, если вас у меня отберут. Бастардам не дано владеть землями Данстона или Сент-Обена. Только у нашего первенца есть надежда на будущее. Я выполнила все, о чем вы просили меня, ради него. Я согласилась даже называться вашей шлюхой. Но больше я не в силах покорно исполнять вашу волю. Ребенок в опасности, а оставаясь здесь, я ничем не способна ему помочь.

В одном Эльвина была права. Дело намного быстрее продвинулось бы вперед, если бы он представил ее королю. Тогда Генрих пожелал бы выслушать ее историю, после чего, да поможет им Бог, они вернулись бы и атаковали Данстон до того, как леди Равенна разузнает о том, где Филипп. Если Генрих все же не даст ему разрешения развестись, он все равно заберет у Равенны ребенка. Но до тех пор, пока леди Равенне ничего не известно о его планах, ребенок в Данстоне находится в большей безопасности, чем если бы Филипп перевез его сюда, в Сент-Обен. Самое страшное начнется потом. А в том, что страшное случится, Филипп не сомневался. Он знал, на что способна его коварная супруга. И все же колебался.

— Хотя мой наследник очень много для меня значит, я не хочу потерять тебя и ребенка, которого ты носишь. Я оставлю большую часть своих людей здесь и постараюсь быстрее доскакать до Лондона. Но скачка не пойдет на пользу тебе и ребенку.

Эльвина встала и подошла к нему.

— Мои дети научатся ездить на лошади еще до рождения. Так же было со мной. Если моей матери удалось довезти меня из Святой земли до берегов Нормандии, я вполне способна совершить более короткое путешествие.

Филипп обнял Эльвину за талию, заглянул в ее любящие глаза и понял, что уже не в силах расстаться с ней. Он возьмет ее к королю и представит так, как она того заслуживает.

— Ты вздорная девчонка, и я вижу, что тебе нельзя доверять: чуть с глаз долой — и ты что-то натворишь. Эй, пойди сюда, Гандальф, — сказал Филипп, сделав нетерпеливый жест.