Заблудший ангел - Райс Патриция. Страница 15

Теперь некому руководить ее поступками, как это прежде делал папа Джон, но девушка знала, что он бы одобрил ее поведение. И цеплялась за эту уверенность даже сейчас, когда слышала, как мужчины, спотыкаясь, шли из дома в темноту, чтобы причинить кому-нибудь зло. И она знала, что будет, когда Чарли вернется. Ей никто никогда ничего не говорил, никто ничего с ней не обсуждал. Она просто инстинктивно ощущала, что произойдет, помня, как ее родная мать кричала по ночам.

Надо бы ей тоже отдохнуть, пока спит сестра Харриет, но Дора все стояла у окна, глядя в ночь. Мужчины сели на лошадей и исчезли. Карлсон Николлз спал в объятиях черной любовницы. Рабы тоже затихли в своих лачугах. Даже заснула, наверное, Джози, хотя и неспокойным сном. Весь дом затих, но Дора все стояла у окна в ожидании.

Пэйс сейчас на пути домой. Она слышала, как об этом говорили внизу. Она и сама это знала. У него сейчас рождественский отпуск и он должен приехать. И какой-то внутренний голос ей твердил, что он приедет очень скоро.

Да, если рассуждать логически, она просто глупа. Он мог приехать и сегодня, и завтра, и в ночь на послезавтра. Хотя все это не имеет значения. Он приедет, сбросит поклажу с лошади, зайдет поздороваться к матери и уедет опять. Он не останется надолго в доме, где живут Джози и Чарли. И вряд ли Пэйс обратит внимание на нее. Надо облачиться в ночную рубашку и лечь спать. Но Дора и пальцем не могла пошевелить при мысли, что Пэйс может сегодня приехать.

Вместо того чтобы раздеться, Дора потуже зашнуровала ботинки и взяла шаль. Внутри разрасталось напряжение. Что-то не так, неладно. Она не знала, что и почему, но была в этом уверена. Возможно, ко всему этому имеет отношение Внутренний Свет, о котором так много толкуют на молитвенных собраниях. Но если так, она прислушается к своим ощущениям, как бы они ни казались бессмысленны.

Правда, Дора и в лучшие свои дни не очень-то была сильна в логике.

И вдруг с губ девушки сорвался крик боли, словно ее ударили чем-то острым в грудь. Несмотря на боль, она вскочила на ноги и завязала ленты капора. Боль была не ее, она чувствовала сейчас, как страдает Пэйс.

Убежденность в том, что ему плохо, толкнула ее с места. Она сбежала по лестнице и на ходу около боковой двери, ведущей на конюшню, сорвала с вешалки теплый плащ. Трудно будет взнуздать лошадь и впрясть ее в повозку, но это необходимо. И еще необходимо захватить черную сумку с лекарствами, принадлежавшую матери.

Один из конюхов, спавший в сарае, еще не проснувшись окончательно, беспрекословно помог ей надеть на лошадь упряжь. Он, очевидно, тоже ждал возвращения хозяина и не жаловался, что приходится делать дополнительную работу. Дора сердечно его поблагодарила, но он молча вернулся в конюшню к прерванным грезам.

Она остановилась у своего пустого дома, чтобы поискать сумку, однако беспокойство, погнавшее ее в дорогу, достигло ужасающего напряжения. Она не могла бы сейчас отделить свои ощущения от тех, что испытывал Пэйсон. Разумеется, будь у нее хоть капля здравого смысла, она бы поняла, что весь испытываемый ею ужас – просто игра воображения. Но ей не хотелось прислушиваться к голосу рассудка. Дора была не в настроении. Она точно знала, что Пэйс ранен.

Девушка гнала повозку по дороге со всей возможной скоростью, не привлекая ничьего внимания. Она не первый раз ехала этим путем. Женщины, которые помнили матушку Элизабет, теперь иногда обращались за помощью к Доре. У нее, конечно, не было ни такого опыта, Ни познаний, как у приемной матери, но она умела ухаживать за больными, и это все-таки лучше, чем ничего.

Дора направила повозку на восток. Если бы она все трезво взвесила, то, вряд ли бы выбрала это направление. И река, и город находились к западу и югу от нее, и это были самые опасные места. Но внутреннее чутье подсказало ей, что надо свернуть на восток.

Разумеется, армия Пэйса стояла в Лексингтоне ил Цинциннати. И он приедет именно с востока. А это значит, что ее инстинктивное ощущение не так уж необоснованно.

Боль в боку напоминала колотье. Больше всего ее мучило страшное беспокойство, а также ощущение какой-то ужасающей ошибки. Она попыталась заставить лошадь прибавить шагу, молясь про себя, чтобы успеть туда, куда нужно, вовремя.

Если бы кто-нибудь ее сейчас видел, то решил бы, что она безумна. В сырую, холодную декабрьскую ночь, в развевающемся по ветру плаще, понукающая лошадь, держа вожжи в закоченевших от страха руках, Дора ехала в неизвестность без всяких разумных причин. Она почти убедила себя, что спятила. Но Свет был сильнее, хотя в ее случае слово «свет» не очень подходило. Дора видела только кромешную тьму. Дернув вожжами, девушка направила лошадь по более узкой дороге.

Там, немного проехав вперед, около батлеровского пастбища, в лощине, Дора поставила лошадь между деревьями и слетела чуть не кубарем с повозки. Облака закрыли луну, и ночь была черная, хоть глаз выколи. Деревья, росшие вдоль изгороди, укрывали дорогу еще большей тенью. Дора не видела ничего, что подтвердило бы правильность ее выбора.

Где-то вдали заржала лошадь и взвыла собака. Дрожь пробежала у девушки по спине. Сердце ушло в пятки. Она уже знала, что сейчас увидит. Пэйс не способен, как все люди, просто приехать домой на Рождество, чтобы повеселиться.

– Я не собираюсь рыскать в сорняках, Пэйс Николлз. Сам вылезай, пока ищейки тебя не нашли.

Высокая тень с трудом приподнялась из трав, которыми поросла лощина. Широкие плечи как-то странно ссутулились. И Дора тревожно вскрикнула:

– Ты ранен, в тебя стреляли!

Пэйс ничего не ответил. Он вытащил из лощины еще человеческую фигуру, потоньше и поменьше, и толкнул ее к дороге, где стояла Дора.

– Увези ее, Дора, и поскорей!

Время качнулось и остановилось. Она оледенела от страха. Пэйс ранен. Ему нужна помощь врача. Она не сможет оставить его здесь, в добычу ищейкам и охотникам за рабами. И повозка вряд ли выдержит двоих. Но не может она оставить и обезумевшую от страха черную девочку, закутанную в рваную шаль и дрожащую от холода на дороге. Если они настигнут повозку с Пэйсом и девочкой, его бросят в тюрьму и жестоко оштрафуют.

К тому времени как Дора наконец взяла за руку девочку и потащила ее к повозке, Пэйс успел скрыться в кустарнике. Он же может истечь кровью. Не помня себя от страха, Дора отвергала саму возможность бросить его в таком состоянии. Да и девочку в одиночку ей не спасти. Они найдут ее. А Пэйс умрет. Как допустить, чтобы Пэйс умер?

Но он велел ей укрыть ребенка, поэтому Дора положила девочку на дно повозки под одеяло и развернула лошадь в обратном направлении. И еще расправила пошире складки суконной юбки, а также нижней, и прикрыла бугор, выдававший место, где лежала девочка. И пустила лошадь рысцой, а потом и в галоп, крепко закусив губу и отгоняя страшные мысли прочь. Было почти невозможно не думать о том, что Пэйс ранен, наверное, в грудь, и что ищейки бегут следом, и как им спастись, и о прочем, ей неподвластном. Однако Дора постаралась выбраться на самую короткую дорогу к реке, и теперь ее уже тревожило, есть ли кто-нибудь в рыбацких лачугах в эту холод­ную ночь и сможет ли она найти там смоляные шарики или придется остановиться, чтобы скатать хоть один. А потом девушка подумала, может, спрятать девочку у себя на ферме, а самой вернуться к Пэйсу?

И почему это Господь Бог считает, что ее слабые плечи выдержат тяжелое бремя ответственности? Ведь он же, конечно, знает, что она его не снесет. Он же знает все ее недостатки. Ведь Дора всего лишь женщина и не понимает, что xopoоuo, a что дурно. Жизнь в доме графа ее убедила в этом. Что бы она ни делала, все было не так, как нужно. Ребенка могут схватить, Пэйс может умереть, а она попадет в тюрьму. Да, это дело, конечно, по плечу совсем другому человеку. Такому, как папа Джон. Но папа Джон умер и теперь на небесах.

Дора смирилась и тут же услышала сзади тяжелую поступь лошадей. И поняла, что встречи с всадниками не избежать. До реки отсюда можно добраться только одним путем. Скоро они ее догонят. Конечно, Дора привыкла казаться незаметной, однако незримых повозок не бывает. Ее просто невозможно не заметить. Ведь больше в этот час на дороге никого нет.