Заблудший ангел - Райс Патриция. Страница 30

Пэйс поправлялся медленно, спал беспокойно, ел мало и еще меньше говорил. Она передвинула столик по левую сторону постели, чтобы он не будил ее каждую ночь, пытаясь дотянуться до чашки с водой. Он злился, когда она резала ему мясо на кусочки, и злился еще больше, когда ему не удавалось его нарезать самому.

Когда он поправился достаточно, чтобы довольно продолжительное время сидеть, опираясь на подушки, то велел ей убираться из дома.

Дора не знала, смеяться или сердиться на его глупость. Он не мог даже рубашку собственноручно натянуть, но, сидя голый, закрывшись до пояса простыней, тем не менее хотел, чтобы она ушла?

– Это мой дом, – спокойно напоминала девушка.

– Тогда прикажи Джексону взять повозку и перевезти меня в отцовский дом, – приказал он раздраженно.

– Чудесно. Я так и сделаю. Но должна тебе напомнить, что я тоже там живу.

– Тогда отправляйся туда и оставь меня в покое. Он рывком стянул вокруг себя простыню, с трудом выбрался из постели и проковылял к окну.

– Понимаю. Теперь, когда ты совершенно выздоровел, тебе мои услуги не нужны. Очень хорошо. Я сейчас пришлю Энни с чистыми бинтами. Можешь сам перевязывать свои раны.

И Дора вышла вон, оставив насупившегося Пэйса у окна.

Через некоторое время он увидел, как она идет по дорожке сада, держась прямо и горделиво. Ее хрупкая серая фигурка казалась неуместной на фоне зеленеющих деревьев и травы. Она впервые за все время надела капор, но Пэйс знал, что он скрывает массу льняных локонов, точно так же, как бесформенное серое платье, грациозное женское тело. Несколько ночей подряд он грезил об этих восхитительных формах.

Стукнув кулаком здоровой руки по оконной раме, он так круто отвернулся, что у него закружилась голова. Выбранившись, Пэйс прислонился к стене, пока комната вновь не приняла нормальное положение. Когда он доковылял, наконец, до постели, ему уже казалось, что он вот-вот умрет, и снова его захлестнула яростная волна. Раненую руку дергало и жгло адским огнем. Прибинтованная к боку, она была бессильна. Он не мог даже постоять прямо несколько минут подряд. Пэйс чувствовал себя паразитом. Да будь он проклят, если станет жить за счет ее терпеливой душевной щедрости, как все остальные члены его семьи. И ни за что не станет терпеть разные мерзкие мысли, что гнездятся в его злобном уме.

Когда в тот же вечер Дора вернулась с подносом кушаний, достаточно легких для желудка и удобных для обращения с ними однорукого инвалида, Пэйс швырнул поднос в противоположную стену.

Дора собрала размятую картошку опять в тарелку и с размаху шлепнула ее на столик рядом с ним.

– А лужу от супа подотрешь сам. Я не стану.

И снова горделивой походкой вышла из комнаты, стараясь не хлопнуть дверью.

Пэйс выругался, но, надо полагать, ее святые уши проклятий не слышали.

Через пять минут она вернулась с кувшином холодного лимонада. Пэйс ерзал по полу, подбирая здоровой рукой фасоль и кусочки ветчины. Он зверски посмотрел на нее, но встать не попытался.

– Ты несчастный неблагодарный мерзавец, но я не позволю тебе запугать меня, – сообщила ему Дора спокойно.

– А ты сующая нос не в свои дела бесстыжая девка, – насмешливо бросил он, сидя на полу, – и ты тоже меня не испугаешь. Я не нуждаюсь в няньках.

– Тебе нужен сторож. Я долгие часы старалась держать твою больную руку, чтобы ты на нее не лег, и я не позволю тебе сгноить ее по недомыслию. Можешь голодать, если тебе так нравится, но руку я лечить буду все равно.

Кончив подбирать крошки, Пэйс отодвинул миску, и устало прислонился к стене.

– Я приехал сюда не для того, чтобы лечь лишним бременем на твои плечи. Уходи в Большой дом, нянчись с моей матерью, утешай Джози и укачивай Эми, пока не заснет. Джексон может позаботиться о моей руке.

Дора закрыла глаза, явно стараясь собрать остатки терпения.

– Джози и Эми уехали из дома несколько недель назад. Осталось ухаживать только за твоей матерью, а ее положение значительно улучшилось.

И снова открыла глаза.

– У Джексона гораздо меньше времени, чтобы ухаживать за твоей рукой, чем у меня. Уже несколько месяцев не было дождя, и он роет оросительные канавы в надежде спасти хоть часть урожая.

– Тогда пришли Одела или кого-нибудь из мужчин с фермы. Но я не хочу, чтобы ты была здесь, – упрямо настаивал он.

У Доры был такой вид, как будто она сейчас его стукнет, и Пэйс сделал усилие над собой, чтобы не дрогнуть. Он явно был не в состоянии держать удар, а вел себя подобным образом из инстинктивных побуждений.

– Одел ушел солдатом в армию на прошлой неделе. А те, кто не ушел на фронт, убежали. У твоего отца остался только Солли, и то лишь потому, что Джексон уговорил его остаться. Он помогал Джексону, пока твой отец не отказался нанимать его, и теперь, наверное, Солли тоже переправился через реку, как остальные.

Пэйс поморщился.

– Ну тогда пришли кого-нибудь из женщин. Тебе нельзя сюда приходить.

Она с любопытством оглядела его.

– Я здесь живу и ухаживаю за тобой уже несколько недель. Если ты заботишься о моей репутации, то для этого уже слишком поздно и вряд ли это необходимо. И никому нет дела, чем я тут занимаюсь или куда хожу.

Пэйс мрачно взглянул на Дору и с трудом встал с пола.

– Мне есть дело. А теперь убирайся отсюда к черту. Но Дора, несмотря на проклятия и угрожающее выражение его лица, не шевельнулась.

– Сначала я полечу твою руку.

Наверное, бульдог, вцепившийся в кость, не мог быть более решителен. И Пэйс уступил и вынес муки ада, пока, склонившись над ним, прикасаясь нежной грудью к его руке, наполняя его ноздри сладким ароматом своего тела, она занималась раной. Ему так хотелось сорвать безобразный чепец с ее головы и выпустить на волю льняные локоны.

Какого черта и кого он обманывает? Ему хотелось разорвать шнуровку на ее лифе и схватить за грудь. Ему хотелось задрать ее юбки и втащить на себя. Ему хотелось спустить своего ангела-хранителя на землю и сделать человеком, как все прочие.

А у него не было сил даже поднять миску супа.

Глава 12

Июль 1864 года

Лежа в душной темноте, Пэйс беспокойно ворочался на смятых простынях. Он никогда не умел, как следует постелить постель, но Доре он этого тоже не позволит. Пэйс не хотел, чтобы Дора крутилась вокруг него. Она заставляла его вздрагивать, ее присутствие внушало ему невозможные мысли.

Господи Боже, да она еще почти ребенок. Он просто слишком долго обходился без женщины, иначе не стал бы таким образом думать о малютке Доре. Да, Пэйс знал, что он самый распущенный ублюдок, но еще никогда не падал так низко – желая овладеть ребенком. Но нет, она уже не ребенок. Пэйс не знал, сколько Доре лет, но он был чертовски уверен, что девушка давно вышла из детского возраста. И сознание этого парализовало все его мыслительные способности.

Пэйс опять повернулся, тело его не знало покоя, как и мозг. Он больше не мог упорядочить мысли, как не мог справиться с мятежным восстанием плоти. Дора неприкосновенна. Он это знал, Пэйс всегда думал о ней как о совершенно невинном создании, чуждом человеческих желаний. Надо найти другую женщину и удовлетворить с ней свою похоть, прежде чем он совершит что-нибудь непростительное. Но одно воспоминание о женщинах, которые у него были прежде, вызывало у Пэйса отвращение. Сладкий запах, исходивший от Доры, ее певучая речь притягивали его неудержимо, но он даже не мог представить себе, как это вдруг он сорвет с нее мрачные серые одежды и сольется с ней своей греховной плотью.

Дора, по его мнению, была выше всего этого. А возможно, она бестелесна под своими бесформенными одеяниями. Но ничто не могло обмануть его естества. Дора – женщина, и тело у нее женское. Он ощущал его прикосновение. Хотя никогда сам к нему не прикасался.