История Похитителя Тел - Райс Энн. Страница 49

Но ведь все это бесполезно, да? Ветер не сдул бы бумажник и ключи – они слишком тяжелые. Это он их забрал! Возможно, даже специально вернулся! Мелочное чудовище! И, осознав, что проделал это он, находясь в моем теле, в моем великолепном сверхъестественном теле, я буквально остолбенел от ярости.

«Хорошо, но ты ведь предполагал, что такое может случиться, не так ли? – успокаивал я себя. – Такая уж у него натура. И ты опять замерзаешь, весь дрожишь. Иди назад в столовую и закрой дверь».

Что я и сделал, но сперва пришлось подождать Моджо, который не торопился, словно его совершенно не беспокоили ни снег, ни ветер. Теперь и в столовой воцарился лютый холод – ведь я оставил дверь открытой. Поспешно поднимаясь назад, в дом, я осознал, что из-за моего небольшого путешествия на кухню упала температура во всем доме. Необходимо запомнить, что двери следует плотно закрывать.

Я прошел в первую из неиспользуемых комнат, где еще раньше спрятал деньги в трубу, но, просунув туда руку, я нащупал не конверт, а одинокий листок бумаги. Я извлек его, уже взбешенный, хотя еще даже не включил свет, чтобы разобрать слова:

«Вы и вправду недоумок, раз считаете, будто человек моих способностей не найдет вашу заначку. Не нужно быть вампиром, чтобы обнаружить влагу на полу и стенах, которая говорит сама за себя. Приятных вам приключений. Увидимся в пятницу. Будьте осторожнее! Раглан Джеймс».

На секунду я не мог пошевелиться от злости. Я положительно закипал. Руки сжались в кулаки.

– Мелочный, ничтожный негодяй, – выкрикнул я жалким, хрипловатым и ломким голосом.

Я пошел в ванную. Конечно, никакой второй пачки денег за зеркалом не было. Была лишь вторая записка:

«Какая же человеческая жизнь без трудностей? Вы должны понимать, что я не мог устоять перед такими открытиями. Все равно что расставить бутылки вина перед алкоголиком. Увидимся в пятницу. Прошу вас, осторожнее на обледенелых тротуарах. Не хотелось бы, чтобы вы сломали ногу».

Не успел я опомниться, как вмазал кулаком по зеркалу. Молодец! Это тебе благословение. Не огромная зияющая дыра, как было бы после удара Вампира Лестата, а кучка битого стекла. Не везет так не везет!

Я развернулся, спустился вниз, прошел обратно в кухню, закрыв при этом за собой дверь, и нашел холодильник. Внутри – ничего! Ничего!

Ах, дьяволенок! Что же я с ним сделаю! Как он мог надеяться, что это сойдет ему с рук? Он что, воображает, я не могу отдать ему двадцать миллионов долларов и свернуть ему шею? О чем он вообще думал…

А разве так сложно догадаться? Он и не собирался возвращаться, не так ли? Даже и не думал!

Я вернулся в столовую. В шкафчике со стеклянными дверцами не осталось ни серебра, ни фарфора. Но вчера вечером они, безусловно, здесь были. Я вышел в холл. Никаких картин на стенах. Я проверил гостиную. Ни Пикассо, ни Джаспера Джонса, ни де Кунинга, ни Уорхола. Все исчезло. Даже фотографии пароходов.

Пропали китайские скульптуры. Книжные полки – полупустые. А коврики? Их осталось совсем немного, один из них – в столовой, из-за него я чуть не разбился насмерть! А второй – под лестницей.

Из дома исчезло все более или менее ценное. Да что там, пропала половина мебели! Ублюдок и не собирался возвращаться! В его планы это изначально не входило.

Я сел в ближайшее к двери кресло. Моджо, который все это время преданно следовал за мной, воспользовался этой возможностью, чтобы растянуться у моих ног. Я зарылся рукой в его шерсть, потрепал его, погладил и вдруг подумал – он остался единственным моим утешением.

Конечно, Джеймс совершил невероятную глупость. Он что, думал, я не позову остальных?

Да-а-а… Позвать на помощь остальных… Что за отвратительная идея?! Не требуется богатого воображения, чтобы догадаться, каков будет ответ Мариуса, если я расскажу ему о своем поступке. По всей вероятности, он уже все знает и кипит от возмущения. Что до старейших, то я содрогался при одной мысли об этом. Как бы то ни было, самое большее, на что я мог надеяться, это что обмен телами останется незамеченным. Это я сознавал с самого начала.

Важно то, что Джеймс не знает, насколько остальные разозлятся на меня из-за этого эксперимента. И не может знать. Кроме того, он даже не представляет, до каких пределов может дойти его новая сила.

Да, но это преждевременно. Кража моих денег, разграбление этого дома – в представлении Джеймса это злая шутка, не более. Он просто не мог оставить мне здесь ни одежду, ни деньги. Не позволила его мелочная воровская натура. Он не мог не схитрить немного, вот и все. Естественно, он планирует вернуться и потребовать свои двадцать миллионов. И он рассчитывает на то, что я его не трону, потому что, если я захочу повторить эксперимент, он будет единственным, кто может успешно его осуществить.

Да, вот она, его карта в рукаве – я не причиню вреда единственному смертному, который сможет осуществить обмен, когда я захочу его повторить.

Повторить! Просто смешно. Я и засмеялся – что за чужой, странный звук! Я покрепче зажмурился и застыл, сгорая от ненависти к поту, липнувшему к ребрам, к боли в животе и в голове, к тяжелому ватному ощущению в руках и ногах. Я открыл глаза, но все, что я увидел, – это прежний блеклый мир нечетких углов и тусклых красок…

Повторить? О! Лестат, возьми себя в руки! Ты так плотно сжал зубы, что поранился! Ты прокусил язык! У тебя во рту кровь! И кровь по вкусу похожа на соленую воду – и все. На соленую воду! Соленую воду! Ради дьявола, возьми себя в руки! Прекрати!

Посидев еще пару секунд спокойно, я встал и принялся методично искать телефон.

В доме его не нашлось.

Красота!

Как глупо с моей стороны было не спланировать этот эксперимент получше. Я так увлекся великими духовными идеями, что не сделал для себя вообще никаких благоразумных приготовлений! Нужно было снять апартаменты в «Уилларде» и оставить деньги в сейфе отеля! Нужно было нанять машину.

Машина. Что с машиной?

Я подошел к шкафу в холле, достал пальто, заметил дыру в подкладке – возможно, по этой причине он его и не продал, – надел его, пришел в отчаяние, так как в кармане не было перчаток, и вышел через черный ход, предварительно плотно закрыв дверь в столовую. Я спросил Моджо, хочет ли он пойти со мной или останется здесь. Он, естественно, захотел ко мне присоединиться.

Глубина снега на тропинке была около фута. Пришлось прокладывать себе путь через него, но, дойдя до улицы, я осознал, что здесь он еще глубже.

Разумеется, никакого красного «порше». Ни налево от крыльца, ни в любом другом углу квартала. Просто для проверки я дошел до угла, потом повернулся и пошел обратно. У меня мерзли руки, мерзли ноги, а кожа лица отчаянно болела.

Хорошо, придется идти пешком, пока я хотя бы не найду телефон-автомат. Снег мело в спину, что я расценил как своего рода благословение, но, с другой стороны, я ведь не знал, куда мне идти.

Что касается Моджо, то ему явно нравилась такая погода, он неуклонно прокладывал себе путь вперед, и с его длинной серой блестящей шерсти падали сверкающие крошечные снежинки. У меня начался обычный припадок. Я смеялся, смеялся, смеялся, кружась вокруг собственной оси, но потом замолчал, потому что в буквальном смысле до смерти замерз.

Но ситуация все-таки была ужасно забавной. Вот он я, человек, – бесценное событие, о котором я мечтал с момента собственной смерти, – и я ненавижу его до мозга этих человеческих костей! Мой шумно бурлящий желудок скрутил спазм голода. За ним последовал еще один, которому лучше подойдет название «судорога».

«Паоло», нужно найти «Паоло»… Но как мне получить там пищу? Ведь есть же необходимо. Без пищи я просто идти не смогу. Если не поесть, у меня иссякнут силы.

Дойдя до угла Висконсин-авеню, я увидел у подножия холма огни и людей. Улицу очистили от снега, она определенно была открыта для транспорта. Я видел, как под фонарями туда-сюда снуют люди, но картина выглядела раздражающе мутной.

Я поспешил дальше, у меня болезненно немели ноги, причем одно не противоречит другому, как прекрасно известно тем, кто хоть раз ходил по снегу, и наконец увидел освещенные окна кафе. «Мартини». Прекрасно. Забудем о «Паоло». Сойдет и «Мартини». Перед входом остановилась машина, из нее вышла красивая молодая пара, поспешившая зайти внутрь. Я медленно подобрался к двери и увидел, как довольно хорошенькая молодая женщина за высокой деревянной стойкой берет два меню для новых посетителей, которых она провела в затемненный зал. Я мельком отметил свечи и скатерти с шахматным узором. И внезапно осознал, что противный, тошнотворный запах, который бьет мне в ноздри, – это запах горелого сыра.