Кровь и золото - Райс Энн. Страница 2

– И наша война подходит к концу, – прошептал в своей пещере Торн.

Но сознание его не покидало – напротив, в голове множились и роились мысли.

До недавнего времени истинная смерть представлялась Торну наилучшим выходом. Но теперь, когда он вспомнил о своей рыжеволосой создательнице, ему страстно захотелось встретиться с ней вновь.

Почему она никогда не рассказывала ему, что потеряла сестру? Почему не поверяла ему предания, о которых в своих песнях поведал миру Лестат? А ведь она, несомненно, знала тайну царицы и Священной Сущности.

Торн вздрогнул и пошевелился во сне. Огромная, раскинувшаяся над всей землей сеть потускнела, и он с поразительной ясностью увидел двух изумительных женщин – рыжеволосых сестер-близнецов.

Они стояли рука об руку, одна – в лохмотьях, другая – в блистательном наряде, но обе великолепные и величественные в своей красоте. Чужие разумы сообщили Торну, что сестра его возлюбленной убила царицу и вобрала в себя Священную Сущность.

– Перед вами Царица Проклятых, – сказала создательница, представляя остальным вторую рыжеволосую.

Торн увидел, как исказилось лицо возлюбленной, и понял, что она страдает.

А лицо Царицы Проклятых оставалось совершенно бесстрастным.

Те, кому посчастливилось пережить катастрофу, провели вместе еще несколько ночей. Они рассказывали друг другу о себе, и их голоса звенели в воздухе, как голоса древних бардов, звучавшие в пиршественном зале. А Лестат, забыв на время об электроинструментах и музыке, снова превратился в летописца и сочинил повествование, дабы беспрепятственно поведать о состоявшейся битве миру смертных.

Вскоре рыжеволосые сестры скрылись в поисках убежища, и Торн потерял их из виду: слишком велико было расстояние.

«Не двигайся, – приказал он себе. – Забудь все, что видел. Ничего не изменилось, и нет причин подниматься изо льда. Сон – твой друг. Видения – незваные гости.

Лежи смирно – и покой возвратится к тебе. Уподобься богу Геймдалу перед призывом к битве: веди себя так тихо, чтобы слышать, как шерсть растет на спинах овец и как вдалеке, там, где растаял снег, пробивается из земли трава».

Но видения продолжались.

Лестат опять нарушил покой смертного мира. Он принес с собой из христианского прошлого удивительную тайну и доверил ее смертной девушке.

Да, этот Лестат, похоже, никогда не успокоится. Такое впечатление, что он родом из страны Торна, что он один из воинов той древней эпохи, которую так хорошо помнит сам Торн.

Его рыжеволосая создательница вернулась – обворожительно оживленная, властная и могущественная, с покрасневшими от смертной крови глазами. На сей раз она заковала в цепи несчастного Лестата.

Какие цепи способны удержать существо, обладающее подобной мощью?

Торн задумался. Действительно – какие? Казалось, еще немного – и он найдет ответ на этот вопрос.

А пока он смотрел на рыжеволосую красавицу, терпеливо сидевшую рядом со скованным Лестатом, и видел, как тот беснуется, отчаянно пытаясь вырваться из плена, и как все усилия молодого кровопийцы пропадают даром.

Из чего же они все-таки сделаны, эти мягкие на вид звенья, если до сих пор удерживают столь сильное существо? Этот вопрос не давал Торну покоя. А почему его рыжеволосая создательница любит Лестата, почему оставляет ему жизнь? Почему она так спокойна, когда он рвет и мечет от бешенства? Каково это – быть закованным ею в цепи и находиться рядом с ней?

К Торну вернулись воспоминания – беспокойные грезы о создательнице, о том, как он, смертный воин, впервые обнаружил ее в пещере северной страны – своей родины.

Это случилось ночью. Сидя за прялкой, она вырывала один волосок за другим из своих длинных рыжих локонов и наматывала их на веретено, сплетая в нить. Она работала молча и быстро, словно не замечая его приближения. Торна поразили ее кровоточащие глаза.

Стояла суровая зима, огонь за ее спиной казался необыкновенно ярким, а он, стоя в снегу, наблюдал, как она вьет тонкую нить – точь-в-точь как любая из знакомых ему смертных женщин.

«Ведьма», – громко сказал он в тот момент.

Торн стер эту сцену из памяти.

И увидел создательницу такой, какой она стала сейчас, по-прежнему сидящей возле Лестата, который, несмотря на то что почти сравнялся с ней по силе и могуществу, смирился и уже не пытался сбросить с себя странные цепи.

Наконец Лестат вновь обрел свободу. Собрав волшебные цепи, рыжеволосая создательница удалилась.

Торн все еще видел остальных, но она исчезла из поля их зрения и тем самым исчезла из поля зрения Торна.

Он еще раз клятвенно пообещал себе не выходить из дремотного состояния и постарался заснуть покрепче. Но, по мере того как сменялись ночи в ледяной пещере, беспорядочный шум окружающего мира становился все более оглушительным.

Шло время, но он никак не мог забыть лицо той, которую давно потерял, не мог забыть, что она все так же полна энергии и бесконечно прекрасна.

К нему с обостренной горечью вернулись былые мысли.

Почему же они поссорились? Разве она отвернулась от него? Почему он так ненавидел других ее спутников? Почему таил на нее зло из-за бродяг, которые, однажды встретив ее, впоследствии с восхищением вспоминали и рассказывали друг другу о своих странствиях во Крови?

А легенды? Мифические истории о царице и Священной Сущности – так ли уж важно ему было бы их услышать? Ответа Торн не знал. Легенды его не интересовали. Он окончательно запутался. И не мог выбросить из головы Лестата, скованного загадочными цепями.

Воспоминания не давали ему покоя.

И в середине зимы, когда северное солнце окончательно перестало озарять льды, Торн понял, что сон оставил его и покоя больше не будет.

Тогда он вышел из пещеры и отправился в долгий путь сквозь снега к югу. Он двигался неспешно, то и дело останавливаясь, чтобы прислушаться к голосам и звукам смертного мира и попытаться хотя бы приблизительно понять, где именно вскоре окажется.

Ветер развевал его длинные густые рыжие волосы. Торн почти до глаз поднял меховой воротник и стряхнул лед с бровей. Сапоги скоро промокли. Он вытянул руки, безмолвно концентрируя силы, чтобы обрести Заоблачный дар, и начал подниматься кверху, стараясь не взлетать слишком высоко.

Торн плыл над землей в поисках себе подобных, особенно таких же древних, как он сам, надеясь, что кто-то примет его и будет рад его появлению.

Ему надоело пользоваться Мысленным даром, ловить обрывки чужих впечатлений и захотелось услышать наконец живую речь.

Глава 2

Торн странствовал несколько суток, не останавливаясь ни ночью, ни днем – ведь зимой солнце не показывалось, – и наконец услышал зов своего соплеменника. Один из тех, кто пьет кровь, значительно старше Торна во Крови, ожидал его в знакомом испокон веку городе.

Даже долгое забытье в ледяной тьме не смогло стереть из его памяти это место. Когда-то здесь стоял большой торговый город с красивым собором. Однако много лет назад, направляясь на север, Торн обнаружил, что город охвачен страшной чумой, и решил, что людям не выжить.

Тогда Торн даже подумал, что все народы мира падут жертвой кошмарной болезни – ужасной, не щадившей никого на своем пути.

На него снова нахлынули воспоминания.

Словно воочию предстала перед ним чума, повеяло запахом тех времен, когда по улицам растерянно бродили осиротевшие дети, то тут, то там вырастали горы трупов и повсюду воняло разлагающейся плотью. Торн не знал, как выразить и объяснить другим ту жалость ко всему человечеству, которую он испытывал при виде обрушившегося на людей несчастья.

Он не хотел видеть, как умирают города, пусть даже совсем ему чужие. Даже питаясь зараженной кровью, он не заболевал. Но и исцелить никого не мог. Удаляясь на север, он был почти уверен, что все прекрасные творения человечества вскоре будут преданы забвению и погребены под снегом, сорной травой или мягкой землей.

Но его опасения не оправдались: погибли далеко не все. Многие обитатели этого города выжили, и их потомки до сих пор селились на узеньких средневековых улочках. Ступая по чистым, вымощенным кирпичом тротуарам, Торн неожиданно для себя испытал радостное чувство умиротворения.