Меррик - Райс Энн. Страница 18

Я вышел из комнаты, чувствуя себя так, словно двигался в воде, и отправился на поиски собственной комнаты, где стояла моя кровать, вполне удобная, а потом вдруг мне показалось более важным отыскать свой гроб, в котором я прятался, потому что не в состоянии был бодрствовать до самого рассвета.

– Да, сейчас самое важное – уйти отсюда, – вслух произнес я, но не расслышал собственного голоса, заглушенного раскатистыми, стремительными аккордами.

Тут я, к своему несчастью, понял, что попал в заднюю гостиную, выходящую окнами во двор, и теперь сижу там на диване.

Рядом со мной был Луи. Между прочим, это он помог мне устроиться на диване. Луи спрашивал меня, что случилось.

Я поднял на него взгляд, и мне показалось, что передо мной само совершенство: мужчина в белоснежной шелковой рубашке и в отлично сшитом черном бархатном пиджаке; волнистые черные волосы аккуратно и красиво зачесаны за уши и загибаются над воротничком, что очень ему идет. Мне точно так же нравилось смотреть на Луи, как и на Меррик.

Меня поразило, что их зеленые глаза были совершенно не похожи. У Луи глаза были гораздо темнее, без черного круга на радужной оболочке, а потому зрачки не казались такими яркими. Однако они не уступали в красоте глазам Меррик.

В квартире стояла абсолютная тишина.

Сначала я не мог ни сказать что-либо, ни двинуться с места.

Луи устроился напротив меня на стуле, обтянутом красным бархатом, и в его глазах отразился свет от ближайшей электрической лампы. Во взгляде Меррик даже в самые спокойные минуты читался легкий вызов, а взгляд Луи был всегда открытым, терпеливым, искренним и неподвижным, словно на портрете.

– Ты слышал? – спросил я.

– Что именно?

– О Боже, это опять началось, – тихо проговорил я. – Вспомни. Подумай хорошенько, дружище, ты ведь помнишь, что говорила тебе Джесс Ривз. Подумай.

И тут меня словно прорвало: я рассказал ему и о музыке, и о птичьем пении. Много десятилетий тому назад то же самое слышала Джесс – в ту ночь, когда обнаружила в тайнике разрушенной стены дневник Клодии. Она не только слышала эти звуки, но еще и видела движущиеся фигуры, освещенные масляными лампами.

В панике Джесс убежала отсюда, захватив с собой куклу, четки и дневник.

Призрак Клодии преследовал ее до самой гостиницы. Джесс слегла в полутемном номере, сраженная болезнью. Ее отвезли в больницу, а потом отправили домой, в Англию, и, насколько я знаю, больше она сюда не возвращалась.

Джесс Ривз превратилась в вампира, повинуясь судьбе, а вовсе не из-за ошибок или просчетов Таламаски. Джесс Ривз сама поведала свою историю Луи.

Мы оба ее отлично знали, но я не припоминал, чтобы Джесс когда-нибудь называла музыкальное произведение, которое услышала в этом доме.

Теперь Луи подтвердил своим тихим голосом, что его возлюбленная Клодия отдавала предпочтение ранним сонатам Моцарта и говорила, что особенно любит их, потому что композитор сочинил их еще в детстве.

Внезапно Луи охватило какое-то сильное чувство, он поднялся и, повернувшись ко мне спиной, уставился в окно – видимо, глядел сквозь тюлевые занавески на небо, распростертое над крышами и высокими банановыми деревьями, высаженными вдоль ограды.

Я наблюдал за ним, из вежливости не нарушая тишину, и чувствовал, как ко мне возвращаются силы – сверхъестественные силы, на которые я всегда полагался, с тех пор как впервые отведал крови.

– Я понимаю, насколько все это мучительно, – наконец произнес я. – Можно предположить, что мы уже близки к цели.

– Дело не в том, – сказал он, поворачиваясь ко мне лицом. – Разве ты не понял, Дэвид? Ты слышал музыку. Джесс тоже. А я – нет. Никогда... Никогда! Многие годы я ждал, что услышу ее, молил о том, чтобы она зазвучала, жаждал услышать ее, но этого не произошло.

Его французский акцент стал явственнее, как всегда случалось в минуты сильного волнения: его речь приобретала особый шарм, который мне очень импонировал. Мне кажется, что мы, говорящие по-английски, мудро поступаем, смакуя акценты, ибо они позволяют нам постичь многие нюансы родного языка.

Мне нравился Луи, нравились его грациозные жесты и то, как он живо реагировал или, наоборот, не обращал внимания на происходящее. С первой же минуты нашего знакомства он проявил ко мне великодушие, предоставив кров в этом доме, а его верность Лестату не подвергалась сомнению и вызывала искреннее восхищение.

– Если тебя это хоть как-то утешит, – поспешил я добавить, – то я виделся с Меррик Мэйфейр. Передал ей твою просьбу, и, мне кажется, она готова ее выполнить.

Его удивление меня поразило. Я забыл, что в нем осталось еще очень много от смертного, что он самый слабый из нас, а потому совершенно не умеет читать мысли. А я-то думал, что Луи в последнее время следит за мной на расстоянии, шпионит – скрытно, как умеет это делать только вампир или ангел, – чтобы не пропустить намеченную важную встречу.

Луи отошел от окна и снова уселся напротив.

– Ты должен мне все рассказать, – попросил он.

Лицо его на мгновение вспыхнуло, утратив неестественную белизну, и он стал похож на обыкновенного молодого человека двадцати четырех лет. С резко очерченными чертами безукоризненно красивого лица и впалыми щеками, он мог бы послужить идеальной моделью для Андреа дель Сарто[Андреа дель Сарто (1486–1530) – итальянский живописец, представитель флорентийской школы Высокого Возрождения. Алтарные картины и фресковые циклы во флорентийских монастырях.].

– Дэвид, прошу тебя, расскажи мне все, – не выдержав моего молчания, настойчиво попросил он.

– Да, конечно, я сам этого хочу. Только дай мне еще несколько минут. Видишь ли, происходит нечто странное, и я полагаю, хотя еще не до конца в этом уверен, что здесь проявилась ее подлая сущность.

– Подлая сущность? – Луи явно ничего не понимал.

– Не думаю, что это стоит воспринимать всерьез. Видишь ли, она очень сильная женщина и очень часто ведет себя довольно странно. Впрочем... Позволь, я расскажу все по порядку.

Прежде чем начать, я еще раз внимательно оглядел Луи и в который уже раз убедился в его абсолютном несходстве с кем-либо из нас – вампиров, бессмертных созданий, пьющих кровь. Во всяком случае, с теми, кого мне доводилось встречать до сих пор.

За многие годы нашего знакомства мы вместе наблюдали множество чудес. Мы видели самых древних представителей племени бессмертных, чьи визиты приводили нас в униженное смирение. И все они лишь снисходительно посмеивались над усилиями Луи отыскать ответы на мучившие его вопросы, ибо этих ответов просто не существовало. А Луи потратил на тщетные поиски весь девятнадцатый век.

Во время наших последних собраний многие из старых вампиров предлагали Луи силу своей древней крови. Более того, сама Маарет, особо почитаемая как сестра-близнец нашей общей прародительницы, весьма настоятельно предлагала Луи отведать крови из ее вен. Я наблюдал за этой сценой, терзаясь мрачными предчувствиями. Мне показалось, что Маарет оскорблял сам факт присутствия на собрании столь слабого существа.

Луи отказался от предложения. Решительно его отверг. Мне никогда не забыть их разговор.

– Я вовсе не ценю свою слабость, – объяснял он Маарет. – Ваша кровь, конечно же, заключает в себе могущество. Только глупец усомнился бы в истинности такого утверждения. Но именно благодаря всем вам я знаю, что самое главное – это способность умереть. Если я вкушу вашей крови, то стану слишком сильным и лишусь возможности навсегда покинуть этот мир, совершив акт самоубийства. Я не могу это допустить. Позвольте мне остаться среди вас смертным. Позвольте мне приобретать силу малыми дозами, как когда-то это делали вы, постепенно, по мере насыщения человеческой кровью. Я никогда не стану таким, как Лестат, вкусивший крови древних. И не позволю себе в обмен на могущество утратить право на простую смерть.

Меня тогда поразило явное недовольство Маарет. Ее непросто понять, ибо она сама воплощение простоты. Я хочу сказать, что Маарет настолько стара, что давно уже разучилась как-либо выражать собственные чувства – разве что в крайне редких случаях, если, конечно, она сама того пожелает.