Меррик - Райс Энн. Страница 8

Меррик чуть приподняла брови, размышляя над моими словами. А я тем временем продолжал, быть может излишне взволнованно, но без всякого страха:

– Мне грустно оттого, что, по твоим словам, у тебя никого не осталось, и радостно сознавать, что теперь ты с нами.

– Примерно то же самое говорит и Большая Нанэнн, – отозвалась девочка, и впервые ее большие полные губы растянулись в искренней улыбке.

Я унесся мыслями прочь, вспомнив несравненных темнокожих женщин, которых встречал в Индии. Меррик, однако, была чудом иного рода: темно-каштановые волосы и светлые глаза, такие яркие и умные. Уверен, эта босоногая девочка в простом цветастом платье многим кажется экзотическим созданием.

Затем наступил миг, оставивший во мне неизгладимое, не поддающееся никаким объяснениям впечатление. В то время как я пристально вглядывался в череду лиц, запечатленных на разложенных на столе снимках, мне вдруг показалось, что все они, в свою очередь, смотрят на меня. Словно маленькие портреты были живыми. Ощущение было очень явственным.

Должно быть, все дело в отблесках огня в камине и света масляных ламп, как в полусне подумал я, не в силах освободиться от охватившего меня чувства: маленькие изображения оказались на столе, чтобы посмотреть на Эрона и на меня. Даже само их расположение казалось нарочитым, исполненным тайного смысла. Не знаю, почему эта догадка пришла мне в голову, но смутные подозрения постепенно уступили место спокойной уверенности, что я нахожусь среди сонма мертвых.

– А ведь действительно кажется, будто они смотрят, – помнится, пробормотал Эрон, хотя я и по сей день уверен, что не проронил тогда ни слова.

Часы вдруг перестали тикать, и я обернулся, чтобы поискать их взглядом, поскольку не знал, где именно они стояли. Да, конечно, вот они, на каминной полке. Стрелки на циферблате застыли, а оконные стекла вдруг приглушенно задребезжали, словно в них бился ветер, и я почувствовал, как постепенно погружаюсь в царящую вокруг атмосферу тепла и тайн, покоя и святости, мечтательности и необъяснимой мощи.

Мы молчали. Меррик переводила взгляд то на меня, то на Эрона. Ее сложенные руки оставались неподвижными, а лицо сияло в свете ламп.

Так прошло много времени.

Потом я вдруг очнулся и понял, что в комнате ничего не переменилось. Неужели я заснул? Непростительная неучтивость. Эрон по-прежнему сидел рядом со мной. А портреты снова превратились в неподвижные печально-торжественные свидетельства смертности, такие же неоспоримые, как череп из разоренной могилы. Но чувство неловкости не покидало меня еще долго, даже когда мы все разошлись по своим комнатам.

И вот теперь, спустя двадцать лет, в течение которых всем нам довелось пережить еще немало странных моментов, красавица Меррик сидела за столиком кафе на Рю-Сент-Анн и разговаривала с сидящим напротив нее вампиром. Нас разделяло мигающее пламя свечи, и освещение в кафе было почти таким же, как тогда, в Оук-Хейвен, хотя сегодняшний вечер был только влажен и напоен ароматами поздней весны и ничто вокруг не предвещало приближения бури.

Меррик неторопливо потягивала ром, чуть задерживая его во рту и наслаждаясь каждым глотком. Но меня это не обмануло: я знал, что скоро порции вновь последуют одна за другой без перерыва. Она отставила в сторону стакан и положила ладонь с широко разведенными пальцами на грязную мраморную столешницу. Кольца. На пальцах сверкали кольца Большой Нанэнн – чудесные камни, оправленные в великолепную золотую филигрань. Меррик не снимала их даже в джунглях, что, на мой взгляд, было сущим безумием. Но она никогда не поддавалась никаким страхам.

Я вспомнил, какой она была в те жаркие тропические ночи, когда мы задыхались от духоты под высоким зеленым пологом. Вспомнил, как в полной темноте мы с ней блуждали по древнему храму и как она карабкалась впереди меня по пологому склону, окутанная паром и грохотом водопада. Мне уже тогда не по годам было пускаться в столь долгое, полное тайн и опасностей путешествие. Перед глазами возникли бесценные изделия из нефрита, такого же зеленого, как ее глаза.

Голос Меррик вывел меня из задумчивости.

– Почему ты просишь меня прибегнуть к магии? – настойчиво допытывалась она. – Знаешь, чем дольше я сижу здесь и смотрю на тебя, Дэвид, тем все отчетливее сознаю, что произошло и кем ты теперь стал. Известно ли тебе, что, как и прежде, твой разум для меня словно раскрытая книга? Мне без труда удается собрать воедино разрозненные обрывки твоих мыслей и создать из них целостную картину.

Как твердо, решительно она говорила! От французского акцента не осталось и следа. Впрочем, он исчез еще десять лет тому назад. Но теперь ее по-прежнему негромкая речь приобрела законченную четкость.

Огромные глаза Меррик делались еще больше в такт выразительным фразам.

– Тебе не удалось закрыть свой разум даже той ночью на террасе, – с упреком заметила она. – Ты меня разбудил. Я услышала тебя, словно ты постучал ко мне в окно и спросил: «Меррик, ты можешь это сделать? Ты можешь вызвать душу умершего для Луи де Пон-Дю-Лака?» И знаешь, что еще я услышала? А вот что: «Меррик, ты мне нужна. Мне нужно с тобой поговорить. Меррик, моя жизнь разбита. Меррик, я нуждаюсь в понимании. Прошу, не отворачивайся от меня».

Сердце остро кольнуло.

– Все, что ты говоришь, правда, – признался я.

Меррик сделала большой глоток рома, и на ее щеках заиграл румянец.

– Но твоя просьба касается Луи, – сказала она. – И она столь важна, что заставила тебя, забыв о сомнениях и об угрызениях совести, прийти к моему окну. Зачем? Тебя я знаю. О нем мне кое-что известно лишь из рассказов других людей, а сама я видела его всего несколько раз. Весьма экстравагантный молодой человек – ты не находишь?

Я слишком смутился, чтобы отвечать, слишком растерялся, чтобы вспомнить о хороших манерах и выйти из положения, прибегнув к вежливой лжи.

– Дэвид, дай мне, пожалуйста, руку, – неожиданно попросила она. – Я должна коснуться ее и ощутить эту странную кожу.

– Милая, быть может, не стоит? Лучше бы тебе воздержаться от этого, – пробормотал я.

Крупные золотые серьги в ушах Меррик покачивались, касаясь то мягких темных волос, то длинной изящной шеи. Она полностью оправдала надежды, которые подавала ребенком. Как я давным-давно и предвидел, мужчины восхищались ею безгранично.

Она грациозно протянула мне руку, и я, осмелев, обреченно, но бесстрашно подал ей свою.

Мне хотелось почувствовать ее тепло. Я жаждал понимания, сочувствия. Не выпуская из пальцев мою ладонь, Меррик принялась вглядываться в ее рисунок, а я, ощущая мощный прилив сил, наслаждался каждым мгновением этой близости.

– Какой смысл читать по этой руке, Меррик? – спросил я. – Что она может тебе сказать? Эта оболочка принадлежала другому человеку. Неужели ты хочешь разглядеть линии его сломанной судьбы? Ну и как? Видишь, что он был убит, а его тело похищено? Видишь, как я, исполненный себялюбия, завладел чужой плотью, обреченной на смерть?

– Я знаю эту историю, Дэвид, – ответила Меррик. – Нашла сообщение о ней в бумагах Эрона. Обмен телами. Чисто теоретический эксперимент. Согласно официальному мнению ордена, подобная возможность существует лишь теоретически. Однако ты успешно воплотил ее на практике.

Прикосновения Меррик пробуждали дрожь во всем моем теле.

– После смерти Эрона я прочла все его записи, – продолжила она, проводя кончиками пальцев по глубоким линиям на моей ладони, и процитировала: – «Дэвид Тальбот больше не пребывает в своем теле. Во время одного злосчастного эксперимента, связанного с так называемой астральной проекцией, а иными словами – с полетом человеческого духа, опытный Похититель Тел обманом вытеснил Тальбота из его собственной оболочки, вследствие чего тот вынужден был завладеть более молодым телом, принадлежавшим ранее его сопернику, который, в свою очередь, лишил плотского покрова одну разбитую душу и тем, насколько нам известно, обрек ее на вечные скитания».

Хорошо знакомый стиль Таламаски заставил меня поморщиться.