Плач к небесам - Райс Энн. Страница 135
«Только время, чтобы придумать, как убить меня. Вот что он выиграл. Ах, сначала мои сыновья, мои сыновья для рода Трески, о да, всё для рода Трески, вот для чего он скрыл правду, Тонио-певец, Тонио-фехтовальщик, Тонио из рода Трески!»
Прекратятся ли когда-нибудь сплетни?
«Неаполитанцы ужасно боятся его, скажу я вам, они старательно избегают случая рассердить его. Говорят, он пришел в ярость, когда его оскорбил тот молодой тосканец, и перерезал мальчику горло! А эта драка в таверне, когда он убил другого мальчика? О, он один из опасных евнухов, очень опасных…»
«А где же моя шлюшка в черном? – внезапно подумал Карло. – Где моя красивая дама-Смерть, моя куртизанка, так храбро расхаживающая в одиночку по площади? Думай о живой, забудь мертвую. Мертвую, мертвую, мертвую.
Да, думай о живой плоти, теплой плоти, скрывающейся под этими черными одеждами. Только бы ты оказалась красивой, только бы ты стоила каждого цехина! [47]»
Между тем огромная лужа, с поверхности которой ветер отогнал дождь, снова превратилась в отличное зеркало. И в этом зеркале он увидел, что фигура в темных одеждах приближается к нему. Нет, уже стоит перед ним.
Ах!
Он улыбнулся, глядя в воду на ее отражение. «Итак, моя храбрая и соблазнительная шлюшка в черном, дело дошло до этого!»
Но вслух с его губ сорвалось лишь одно слово:
– Красавица.
Увидела ли она это?
«А что, если я сброшу с тебя это покрывало? Ты не осмелишься дурачить меня, правда? Нет, ты будешь красивой! А еще жеманной, бездумной, с бесстыдным язычком! Будешь торговаться, прикрываясь кокетством, и все время думать, что я хочу тебя. А ведь все эти годы я не хотел никого, кроме одной-единственной женщины, одной-единственной красивой и безумной женщины. Которая вскричала: „Тонио!“ – и умерла на моих руках».
Теперь она была так близко от него, эта незнакомка в трауре, что он мог разглядеть вышивку по краю ее вуали. Черная шелковая нить, великопостные цветы, бусинки черного янтаря.
И вдруг что-то белое мелькнуло под вуалью. Ее обнаженные руки!
«Лицо, какое у нее лицо? Открой же лицо!»
Она стояла спокойно и довольно далеко от него, гораздо дальше, чем ему казалось, когда он смотрел на ее отражение в луже.
«Да она просто великанша какая-то, а не женщина! Или это просто так кажется? Пусть уходит! Я не пойду за ней. Я выпил слишком много бренди и слишком несчастен».
Он уже готов был поднять руку, чтобы подозвать Федерико. Но женщина не уходила.
Кажется, ее голова под покрывалом изящно склонилась набок. Все ее длинное тело, казалось, тянулось к нему, и его туманные и сентиментальные мысли внезапно рассеялись.
– Да, моя милая? – прошептал Карло, словно на таком расстоянии она могла его услышать.
Но мимо проходили в это время другие люди; несколько мужчин в темных, развевающихся на ветру одеждах отделили ее от незнакомки, не подозревая об этом, но Карло не отрывал глаз от ее одинокой соблазнительной фигуры, а она – он чувствовал – смотрела прямо на него из-под своего траурного покрывала.
И как раз тогда, когда он вдруг испугался, что потеряет ее из виду, он увидел через плечо человека, оказавшегося в тот момент перед ней, что она подняла вуаль своими белыми руками. И он увидел ее лицо.
На мгновение он остолбенел.
И тут она пошла к нему. Он знал, что не настолько пьян, чтобы видеть галлюцинации. Она была красива! Она была так же красива, как все вокруг, и сама это знала! Она шла к нему, как вызванный им самим дух, и у нее было лицо роскошного манекена, куклы в человеческий рост.
Это лицо казалось фарфоровым, да, именно фарфоровым. Оно было абсолютно белым. А еще эти глаза!
Теперь уже он шел за ней, и дождь кружился в серебряном свете, так что ему пришлось прищуриться, чтобы получше разглядеть ее, когда, обернувшись через плечо, она снова показала ему свое лицо. «Да, за ней! За ней!»
И теперь красавица смело, восхитительно-дерзко звала его за собой! О, это было так необычно, так приятно и так нужно ему сейчас, потому что боль хотя бы ненадолго отступила. Она шла все быстрей и быстрей.
А дойдя до канала, пролегавшего впереди нее, обернулась.
Вуаль медленно опустилась.
Но это было хорошо, это было соблазнительно. Карло стал догонять ее и в несколько шагов оказался почти рядом с ней. Ее юбки почти касались воды. Ему казалось, что он видит, как вздымается и опускается при дыхании ее грудь.
– Столь же дерзкая, сколь красивая! – сказал он ей, хотя она все же была еще довольно далеко, чтобы услышать его. Она повернулась и махнула гондольеру.
Он заметил, как позади собираются его люди, а Федерико идет к нему.
И тогда он бегом кинулся к ней, грузно и неловко ступил в лодку, которая тут же закачалась под ним и словно впихнула его в закрытую каюту, куда уже скрылась женщина.
Откинувшись на сиденье, он тут же почувствовал прикосновение тафты ее платья.
Лодка тронулась. С канала потянуло вонью. А перед ним была эта красавица в своем великолепном одеянии, и он слышал ее дыхание.
Его сердце колотилось, пот лил по нему градом. Вот она, цена побега! Но у него была она! Хотя он еле мог видеть ее; свет пробивался в каютку сквозь щелочку в занавесках.
– Я хочу его видеть, – прошептал он, борясь с неприятной болью в груди, – я хочу видеть…
– Что вы хотите видеть? – прошептала она.
Голос у нее был хрипловатый, низкий и абсолютно бесстрашный. И она была венецианкой, да, венецианкой, как он и надеялся!
Карло рассмеялся:
– Вот это! – И, развернувшись к ней, рванул вверх вуаль. – Твое лицо!
Он упал на нее и закрыл ее рот своим, прижимая ее к подушкам. И тут же почувствовал, как ее тело напряглось и она подняла руки, чтобы удержать его.
– Что же ты думала? – Он распрямился, облизал губы и глянул прямо в ее черные глаза, мерцавшие в полутьме. – Что можешь играть со мной?
Женщина смотрела на него с каким-то чрезвычайно странным изумлением. В ее выражении не было ни кокетливого возмущения, ни фальшивого страха. Она просто смотрела на него так, будто была им заворожена, будто изучала его, как могла бы изучать нечто неживое, и она казалась ему сейчас, в полутьме, более красивой, чем любое создание, какое он когда-либо видел.
Невозможная красота! Карло ждал, когда же все кончится, когда наступит неминуемое разочарование и он увидит в ней неизбежные изъяны. Но пока незнакомка была столь прелестна, что ему казалось, будто он знал эту красоту всегда, что она таилась в каком-то маленьком тайничке его души, где он похотливо и бесстыдно шептал богу любви: «Дай мне это, именно это, и это, именно это!» И вот оно перед ним! И ничто в этом лице не кажется ему чужим. Ни ее глаза, такие черные, с загнутыми вверх ресницами, ни упругая кожа на скулах, ни этот большой, соблазнительный, удивительно красивый рот!
Карло коснулся ее кожи. Ах! Отнял пальцы, а потом провел ими по ее черным бровям, по скулам, по губам.
– Тебе не холодно? – выдохнул он. – А теперь я хочу, чтобы ты по-настоящему меня поцеловала!
Слова эти прозвучали как стон, вырвавшийся у него, и, взяв ее лицо в ладони, он прижал ее к спинке сиденья и стал страстно целовать, отрываясь на миг и снова и снова целуя.
Похоже, красавица колебалась. На одну секунду ему показалось, что она словно окаменела, а потом с решимостью, которая его позабавила, отдалась поцелую: ее губы раскрылись, и тело обмякло, и тогда он – несмотря на все свое опьянение – почувствовал между ног первое шевеление.
И засмеялся.
Откинулся назад на подушки. Между занавесками мелькали тусклые вспышки света. А ее лицо казалось слишком белым для человеческого. Но она была человеком. Да-да, в этом уж он убедился!
– Ваша цена, синьора? – Карло повернулся к ней и оказался настолько близко от нее, что ее белые напудренные волосы стали щекотать ему лицо. Женщина глянула на него, чуть не коснувшись его ресницами. – Что вам нужно, чего вы хотите?
47
Цехин – zecchino – итальянская золотая монета.