Скрипка - Райс Энн. Страница 83

— Или для того, чтобы остановить тебя, Стефан, — сказала я, смягчаясь. — Чтобы обуздать твою магию. Твое наивное и всесильное колдовство. Твоя скрипка сделана из дерева, а ты состоишь из плоти, как и я, хотя один из нас живой, а другой из-за непростительной жадности…

— Нет! — прошептал он. — Только не из жадности. Никогда.

— Отпусти меня. Мне все равно, безумие ли это, сон или колдовство, я хочу отделаться от тебя!

Ты не сможешь.

Я почувствовала перемену. Мы оба растворялись. Только скрипка в моей руке сохранила форму. Мы вновь исчезли. Нас уже не было. Звучала зловещая музыка. Какой-то человек стоял на коленях, зажав уши руками, но Стефан, скрипач, не оставлял его в покое, заглушая полуголых темнокожих барабанщиков, колотивших по барабанам, их взгляды были прикованы к беспощадному скрипачу, за которым они следовали и в то же время боялись, отбивая ритм.

Еще одна картина ярко вспыхнула: женщина била кулаком призрака-упрямца, а он все продолжал играть свою воющую погребальную песнь.

Пред нами возник школьный двор с огромными пышными деревьями, где ребятишки водили вокруг него, скрипача, хоровод, словно это был сказочный крысолов, что играл на дудке, а учительница пыталась криком привлечь к себе внимание и увести детей, но я не слышала ее голоса из-за бесконечного скрипичного напева.

Какая картина теперь возникла передо мной? Сплетенные тела в темноте, шепот, ударивший мне в лицо. Я увидела, как он улыбается, но женщина тут же загородила от меня его лицо.

Что любить их, что сводить с ума — это в конце концов одно и то же, потому что все они умирают! А я — нет. Я не умер. И эта скрипка — мое бессмертное сокровище, и я готов утащить тебя со мной в этот ад навсегда, если ты мне ее не отдашь.

Но мы снова оказались в другом месте. Туман рассеялся. Над головами возвышался потолок. Мы стояли в коридоре.

— Погоди, смотри, белые стены, — сказала я в тревоге, ужаснувшись такому дежа вю. — Я уже здесь была. Грязный белый кафель, демонически дразнящие звуки скрипки, теперь это уже не музыка, а скрипучая мука.

— Я видела это место во сне, — сказала я, — эти белые кафельные стены, эти металлические ящики. Смотри на эти большие паровые двигатели и ворота, смотри!

На одну драгоценную секунду, когда мы стояли у ржавых ворот, ко мне вернулось воспоминание о том прекрасном сне, я увидела не только этот мрачный подвальный коридор и туннель, запечатанный воротами, я увидела прекрасный мраморный дворец, а еще великолепное море и призраков, танцующих в пене.

Они теперь казались мне не жалкими духами, за которыми мы в ужасе следили, а какими-то свободными цельными существами, процветавшими на морских просторах, — нимфами самой жизни. Розы на полу.

— Пора.

Но все, что мы сейчас увидели, — ворота в темный туннель. Двигатели монотонно гудели, а он играл на своей скрипке, в темном туннеле, и никто теперь не разговаривал, человек умер, нет, умирал, смотри, он умирал, истекая кровью, лившейся из его запястий.

— Это ты довел его до этого? И показав эту сцену, хочешь заставить меня сдаться? Никогда.

— Я черпал музыку из его головы, я соединял ее со своей музыкой! Это превратилось в своего рода игру. С тобой мне бы следовало исполнять музыку Маэстро и Маленького Гения Моцарта, но тебе нравилось то, что я играл. Музыка не была для тебя благом, лгунья этакая. Музыка была для тебя жалостью к самой себе. С помощью музыки ты поддерживала кровосмесительную связь с мертвыми. Ты уже мысленно похоронила свою сестренку Фей? Уже отправила ее в безымянный морг, готовясь к шумным и богатым похоронам? На деньги Карла ты можешь купить симпатичный гроб для нее, своей сестры, которой было так холодно и одиноко в тени вашего мертвого отца, для той самой сестренки, которая наблюдала, как твой новый муж занимает место в доме, для благословенного огонька, от которого ты так легко отказалась!

Я повернулась к нему лицом, не размыкая его невидимых объятий. Я изо всех сил пнула его коленом. Наверное, с той же силой, что он когда-то ударил своего отца. Я оттолкнула его обеими руками. Я увидела его на короткий миг.

Все другие образы покинули нас. Не было больше ни белого кафеля, ни гула двигателей. Даже мерзкие запахи исчезли, даже музыка. Эхо тоже исчезло, что означало — мы вырвались на свободу. Он отлетел в сторону, тот самый Стефан, что являлся ко мне в Новом Орлеане. Мне показалось, что он сейчас упадет, но он снова кинулся вперед и вцепился в скрипку.

— Нет, ты не сделаешь этого. — Я опять пнула его. — Не сделаешь, не сделаешь! Ты больше не сделаешь этого ни с одним из них, скрипка в моих руках, и сам Маэстро спрашивал тебя, зачем! Зачем, Стефан! Ты даровал мне музыку, да, но еще ты даровал мне полное право отобрать инструмент, породивший эту музыку.

Я подняла скрипку и смычок, я вздернула подбородок. Он прижал свои пальцы к губам.

— Триана, молю тебя. Ты сама не понимаешь значения своих слов, как и моих. Умоляю. Скрипка моя. Я умер за нее. Я уйду вместе с ней. Я покину тебя. Триана!

Неужели у меня под ногами твердая мостовая? Какая фантазия окутает нас сейчас, что еще нам дано увидеть? Нечеткие здания в дымке. Обжигающий ветер.

— Еще раз подойдешь ко мне, обретя телесность, и, клянусь, я разобью скрипку о твою голову!

— Триана, — только и смог он потрясенно вымолвить.

— Для начала я разобью ее. Клянусь, — повторила я.

Я сжала скрипку еще крепче и размахнулась, нацелив в него, так что он, пошатываясь, отступил с болью и страхом.

— Нет, ты не сможешь, — взмолился он. — Триана, прошу тебя, прошу, верни мне скрипку. Не знаю, как ты ею завладела. Не знаю, в чем тут справедливость, что за ирония судьбы. Ты провела меня. Ты украла у меня скрипку. Триана! Господи, надо же, чтобы это была именно ты.

— Что ты хочешь этим сказать, дорогой?

— Что ты… ты обладаешь редким даром слышать мелодии и темы…

— Но ведь ты создавал эти мелодии и темы, а заодно и воспоминания. Какая высокая плата за твой концерт.

Он беспомощно покачал головой в знак несогласия.

— В этих мелодиях, что я играл для тебя, была свежесть, была жизнь. Стоя под твоим окном, я поднял взгляд и увидел твое лицо и почувствовал то, что ты называешь любовью, хотя я уже не помню этого чувства…