Талтос - Райс Энн. Страница 122

Но что мы могли сделать – кучка человеческих существ и Талтосов, перешедших на нашу сторону и выживших только потому, что убийства прекратились, прежде чем погибли все? Повстанцы во главе с Жанет собрались и покинули поле битвы – раненые, хромающие, проклинающие нас. Они объявили, что никому не удастся выгнать их из долины, что они скорее погибнут на месте, но до конца останутся нашими противниками.

«Ты, Эшлер, погляди, что вы натворили, – заявила Жанет. – Взгляни: повсюду лежат тела твоих братьев и сестер, мужчин и женщин, которые жили еще до появления наших кругов! Ты принес им смерть!»

Но не раньше чем она вынесла мне этот ужасный окончательный приговор, люди – фанатичные приверженцы новой религии – стали требовать ответа на вопрос: «Как могло быть такое, что вы жили уже тогда, когда не было кругов? Кто вы, если не человеческие существа?»

Наконец один из самых дерзких людей, тайно бывший христианином уже на протяжении нескольких лет, подошел и разрезал мое одеяние своим мечом, и я, сбитый с толку, как часто бывает с Талтосами, внезапно подвергнутыми насилию, обнаружил, что стою в кругу совершенно голый.

Я понял причину произошедшего. Они хотели понять, кто мы, являются ли наши тела, такие высокие, человеческой плотью. Хорошо, пусть они посмотрят на меня. Я переступил через упавшую одежду и положил руку на гениталии, чтобы произнести клятву по древнему обычаю, то есть свидетельствовать, что буду служить Христу так же, как любой человек.

Но ход событий круто изменился. Другие Талтосы – христиане – потеряли самообладание. Вид убитых для них был невыносим. Они начали рыдать и, забыв об Искусстве Речи, заговорили быстро и пронзительно – так, как это было свойственно нам, чем привели в ужас людей.

Я громко крикнул, потребовав, чтобы все замолчали. Кое-как прикрывшись своей разрезанной одеждой, то есть тем, что от нее осталось, я в гневе расхаживал взад и вперед и, используя Искусство Речи, со всей страстью души обратился к соплеменникам.

Что бы сказал нам Христос по поводу того, что мы натворили? Что за преступление здесь было совершено? Что мы за странный народ? Разве не самих себя мы убивали в этом споре? Я плакал, жестикулировал и рвал на себе волосы, а остальные рыдали вместе со мной.

Но монахов охватил страх, и люди-христиане тоже были напуганы. То, что они подозревали, прожив всю жизнь в долине, почти открылось им. И снова посыпались вопросы. Наши дети – где они?

Наконец другой Талтос – мужчина, которого я безмерно любил, – выступил вперед и объявил, что с этого момента на всю жизнь решил: во имя Христа и Девы он будет блюсти целомудрие. Другие Талтосы дали такую же клятву – и мужчины, и женщины.

«Кем бы мы ни были, – заявила женщина-Талтос, – теперь не имеет значения, ибо мы стали невестами Христа и выстроим здесь собственный монастырь, как на Айоне».

Раздались громкие крики одобрения, и те человеческие создания, которые всегда любили нас, любили меня как своего короля, дружно окружили нас.

Но опасность нависла в воздухе. В любой момент окровавленные мечи могли удариться друг о друга. И я знал об этом.

«Быстро! Все поклянитесь в верности Христу!» – приказал я, понимая, что в этой клятве целомудрия единственное спасение Талтосов.

Жанет выкрикнула мне, чтобы я прекратил и думать о столь неестественной и порочной клятве. А затем полились потоки слов, то слишком быстрые, то более медленные. Она говорила о наших обычаях, о наших детях, о наших чувственных ритуалах, о нашей долгой истории – обо всем, чем я намеревался пожертвовать.

То была фатальная ошибка.

Тут же человеческие создания, обращенные в новую веру, накинулись на нее и связали по рукам и ногам, а тех, кто пытался ее спасти, сразили наповал. Несколько обращенных Талтосов пытались бежать, но их мгновенно убили, и затем разразилась другая жестокая бойня: наши дома и хижины полыхали в пламени, а люди в панике бежали куда глаза глядят, взывая к Богу и умоляя его о помощи.

«Убивайте всех чудовищ!» – пронесся крик.

Один из монахов провозгласил, что наступил конец света. Несколько Талтосов поддержали его. Они пали на колени. Люди, завидев Талтосов в такой смиренной позе, сразу убили тех, кого не знали, или боялись, или просто невзлюбили, пощадив только нескольких – тех, которые нравились всем.

Только я и кучка Талтосов остались в живых – те, кто проявлял наибольшую активность в управлении племенем и чьи личности обладали непреодолимой притягательной силой. Мы отогнали всех, у кого хватало духу атаковать нас, усмирили других яростными взглядами или осуждающими криками.

И наконец, когда бешенство дошло до предела и мужчины начали падать под тяжестью собственных мечей, а остальные кричали и рыдали над убитыми, только пятеро нас осталось – Талтосов, преданных Христу, а все те, кто не хотел принимать Христа, за исключением Жанет, были уничтожены.

Монахи призывали к порядку:

«Поговори со своими людьми, Эшлер. Поговори – или все погибнут. Не останется и следа от Доннелейта, и ты понимаешь это».

«Да, поговори, – поддержал монахов один из Талтосов, – и не сообщай им ничего такого, что может испугать кого-нибудь. Будь умнее, Эшлер».

Я рыдал столь отчаянно, что эта задача казалась мне совершенно непосильной. Куда бы я ни кинул взгляд, повсюду видел мертвых – сотни родившихся еще до великих кругов равнины. И вот теперь они погибли и ушли от нас в вечность, а возможно, горят в пламени ада, так и не получив Господнего благословения.

Я пал на колени и рыдал, пока у меня не осталось слез. А когда замолк, в долине воцарилась полная тишина.

«Ты наш король, – обратились ко мне человеческие создания. – Скажи нам, что ты не дьявол, Эшлер, и мы поверим тебе».

Другие Талтосы, оставшиеся со мной, были отчаянно напуганы. Их судьба зависела теперь от меня. Но это были члены племени, наиболее известные человеческому населению и наиболее уважаемые. У нас еще был шанс выжить, если я не поддамся отчаянию и не погублю всех уцелевших.

Но что же осталось от всего моего народа? Что? И кого я привел в свою долину? Монахи подошли ближе.

«Эшлер, Господь посылает испытания тем, кого любит. Бог испытывает тех, кого предполагает сделать святыми», – сказали они.

И они действительно так думали. Их души тоже переполняла печаль. Не обращая внимания на то, что другие могли думать о нашей чудовищности, о наших грехах, они вскинули руки, обняли меня и твердо встали против остальных, рискуя собственной безопасностью.

Теперь заговорила Жанет, удерживаемая захватчиками:

«Эшлер, ты предатель собственного народа. Ты навлек смерть на своих во имя чужеземного бога. Ты уничтожил клан Доннелейта, живший в этой долине с незапамятных времен».

«Остановите ведьму!» – крикнул кто-то.

«Сжечь ее!» – требовали другие.

«Сжечь ее!» – раздавались крики повсюду.

Жанет еще продолжала говорить что-то, но было слышно перешептывание, и некоторые уже приготовились устанавливать столб на каменном круге.

Все это я видел краешком глаза. Видела это и Жанет. И потому сказала, по-прежнему сохраняя мужество:

«Проклинаю тебя, Эшлер. Проклинаю тебя перед лицом Доброго Бога!»

Я не мог говорить, но все же понимал, что должен. Я должен говорить, чтобы спасти себя самого, монахов, своих последователей. Я обязан говорить, если хочу предотвратить гибель Жанет.

Сухие сучья деревьев уже волокли к столбу. Туда же бросали уголь. Человеческие создания, всегда опасавшиеся Жанет, как и любой женщины-Талтос, которой они не могли обладать, принесли факелы.

«Говори, – прошептал Ниниан, стоявший рядом со мной. – Ради бога, Эшлер».

Я закрыл глаза, помолился, осенил себя крестным знамением и затем попросил всех выслушать меня.

«Я вижу перед собой кубок, – заявил я, говоря спокойно, но достаточно громко, чтобы все слышали. – Я вижу кубок с кровью Христа, который Иосиф Аримафейский привез в Англию. Я вижу, как кровь Христа вылилась в Источник; я вижу, как вода стала красной, и я знаю, что означает это явление. Кровь Христа – наше причащение и наша пища. Она должна навечно заменить проклятое молоко, которое мы похотливо извлекали от наших женщин. Она должна стать нашей новой пищей – таков наш удел. И в этот день ужасающих убийств пусть Христос получит наш первый акт самопожертвования. Ибо мы испытываем отвращение к убийству, и всегда было так. И мы будем убивать только врагов Христа, чтобы его царство пришло на землю и чтобы он вечно правил нами».