Талтос - Райс Энн. Страница 49

– В чем дело?

– Я не знаю. Просто давайте оставим его в покое на некоторое время. Тесты могут оказаться ужасными, разве не так?

– О боже! Вы бледнеете буквально на глазах!

– Нет, со мной все в порядке. Я только собралась упасть в обморок, как героиня плохого кинофильма. – Мона прошла по ковру маленького холла перед приемной и вышла за дверь, хотя доктор окликнула ее. Дверь с размаху захлопнулась, и она поспешила в остекленный вестибюль.

Машина ждала Мону у тротуара. Райен стоял возле дверцы, сложив руки на груди. Одетый в темно-синий костюм для похорон, он выглядел почти так же, как всегда, только глаза у него слезились и сам он явно был весьма утомлен. Он открыл перед Моной дверцу лимузина.

– Ну и что сказала доктор Залтер? – Райен обернулся и внимательно посмотрел сверху вниз на Мону.

Господи! Ну когда же все перестанут ее разглядывать.

– Я беременна, это точно, – сказала Мона. – Все в порядке. Поехали отсюда.

– Мы уезжаем. Ты чем-то встревожена? Быть может, беременность начинает действовать на тебя?

– Да ничем я не встревожена! С чего мне тревожиться? Просто я думаю об Эроне. Майкл или Роуан не звонили?

– Нет, пока что нет. Возможно, именно сейчас они спят. В чем дело, Мона?

– Райен, остынь, ладно? Меня без конца спрашивают, в чем дело. Нет никакого дела. Иногда случаются вещи… ужасающе быстро.

– У тебя на лице слишком необычное выражение, – пояснил Райен. – Выглядишь испуганной.

– Вовсе нет. Просто размышляю, на что это может быть похоже. Мой собственный ребенок. Ты ведь уже рассказал всем, не так ли? Ради бога, не надо ни проповедей, ни молитв.

– В этом нет необходимости, – сказал он. – Ты распорядитель легата. Никто не осмелится сказать тебе что-либо. Разве что только я. Но я не могу заставить себя стать в позу и произнести обличительную речь – то, что обычно принято говорить.

– Отлично, – отозвалась она.

– Мы понесли столь тяжелую утрату, а теперь появилась надежда на новую жизнь, и я расцениваю это событие как радостное – мне хочется скорее обнять и защитить твоего ребенка.

– Ты спятил, Райен. Ты действительно устал. Тебе необходимо немного отдохнуть.

– Не хочешь ли ты рассказать мне прямо сейчас?

– Рассказать что, Райен?

– О том, кто отец, Мона. Ведь ты не собираешься скрывать его, не так ли? Это Дэвид?

– Нет, это не Дэвид. Забудь о Дэвиде.

– Юрий?

– Ну сколько можно?! Что за вопросы? Я знаю, кто отец ребенка, если именно это тебя интересует, но я не желаю говорить об этом сейчас. А имя отца станет тебе известно, как только ребенок родится.

– До того.

– Я не хочу, чтобы ребенка кололи иглами. Я не желаю, чтобы ему хоть что-нибудь угрожало. Я уже сказала, что отец мне известен. А вам его имя я сообщу, когда сочту нужным.

– Это Майкл Карри – я прав?

Она обернулась и уставилась на него. Слишком поздно отрицать очевидное.

Райен догадался по выражению ее лица. А он чувствовал себя совершенно измотанным, лишенным обычной для него твердости и был похож на человека, существующего только за счет постоянного приема сильнодействующих лекарств, – напряженный и более ранимый, чем обычно. Хорошо, что они ехали в лимузине и ему не пришлось садиться за руль, не то он непременно врезался бы прямо в ограду.

– Гиффорд сказала мне, – заторможенно, словно наркоман, произнес он, глядя в окно: они медленно ехали по Сент-Чарльз-авеню, мимо красивейших особняков города и очень старых деревьев.

– Начал снова? – спросила она. – Как это Гиффорд сказала тебе? Райен, с тобой все в порядке? Ответь мне!

Боже, что же случилось с этой семьей, если у самого Райена не все дома? У нее достаточно забот и без этого.

– Это был сон, который я видел прошлой ночью, – ответил он наконец, обернувшись к ней. – Гиффорд явилась мне и сказала, что отец – Майкл Карри.

– Гиффорд выглядела радостной или печальной?

– Радостной или печальной? – Он глубоко задумался. – Сказать по правде, не помню.

– Потрясающе! – хмыкнула Мона. – Даже теперь, когда Гиффорд умерла, никто не обращает внимания на то, что она говорит. Она явилась к тебе во сне, а ты даже не обратил на нее внимания.

Эти слова озадачили его, но лишь слегка. Насколько Моне показалось, он не счел их обидными. Когда он посмотрел на нее, взгляд был отстраненный и совершенно спокойный.

– Это был сон, хороший сон. Мы были вместе.

– Как она выглядела?

С Райеном явно творилось что-то неладное.

«Я одинока, – подумала она. – Эрон убит. Беа требует нашего сочувствия. Роуан и Майкл пока не звонили. Все мы напуганы. И теперь еще Райен, похоже, спятил. Впрочем, может быть, все это к лучшему».

– Как Гиффорд выглядела? – спросила она снова.

– Красивая, как всегда. По мне, она всегда выглядела прекрасно, знаешь ли, – было ли ей двадцать пять, или тридцать пять, или пятнадцать. Она была моей Гиффорд.

– А что она делала?

– Почему тебя это интересует?

– Я верю в сновидения, Райен, пожалуйста, расскажи мне. Вспомни. Чем занималась Гиффорд?

Он пожал плечами, затем слегка улыбнулся.

– Она копала маленькую ямку в земле. Думаю, для посадки дерева. Мне кажется, это был дуб Дейрдре. Да, именно там. И вокруг было насыпано много земли.

Мгновение Мона ничего не отвечала. Она была настолько потрясена, что не могла довериться своему голосу.

А Райен снова погрузился в собственные мысли, глядя в окно, будто забыл, о чем они только что говорили.

Мона почувствовала головную боль, очень острую, в обоих висках. Быть может, ее просто укачало в машине? Такое случается с беременными, даже если ребенок развивается вполне нормально.

– Дядя Райен, я не смогу пойти на похороны Эрона, – неожиданно сказала она. – Меня тошнит в машине. Я бы хотела присутствовать там, но не могу. Мне лучше вернуться домой. Знаю, что это неприлично, что веду себя как последняя эгоистка, но…

– Позволь мне проводить тебя до дома, – галантно предложил Райен. Он потянулся вперед и нажал на кнопку внутренней связи. – Клем, отвези Мону на Первую улицу. – Он отключил интерком.. – Ведь ты имела в виду дом на Первой улице, не так ли?

– Да, конечно, – ответила Мона.

Она обещала Роуан и Майклу, что переберется на Первую улицу незамедлительно, и теперь исполняла обещание. Кроме того, там она себя чувствовала более дома, чем на Амелия-стрит, особенно когда не стало матери, а отец теперь напивался до бесчувственного состояния, лишь иногда вставая по ночам в поисках бутылки, сигарет или умершей жены.

– Я позвоню Шелби, чтобы она осталась с тобой, – сказал Райен. – Если не понадоблюсь Беатрис, то и сам буду рядом.

Он был весьма обеспокоен. Беременность Моны, разумеется, стала для него очередной заботой. Он определенно души не чаял в Моне. Так было всегда, с тех пор, когда она была совсем маленькой и Гиффорд наряжала ее в кружева и ленточки. Она должна была понимать, как он отреагирует. Он любил малышей. Он любил детей. И они любили его тоже.

«А я больше не дитя для них, вовсе нет», – с легкой грустью подумала Мона.

– Нет, мне не нужна Шелби, – возразила она. – Мне хочется побыть в одиночестве – там, наверху, только с Эухенией. Со мной все будет в порядке. Я, наверное, посплю. В этой комнате наверху спать так приятно. Никогда прежде не бывала там одна. Я хочу подумать и разобраться в своих чувствах. К тому же вокруг дома патрулирует охрана, численностью равная Французскому иностранному легиону. Никто не отважится туда проникнуть.

– Тебя не угнетает мысль, что ты останешься в одиночестве?

Очевидно, он не думал о незваных гостях, а только вспоминал старые истории-легенды, которые всегда волновали ее в детстве. Теперь они казались ей далекими и романтическими.

– Нет, почему меня это должно угнетать? – нетерпеливо ответила она.

– Мона, ты потрясающая молодая женщина! – Райен вдруг улыбнулся, что случалось с ним крайне редко. Возможно, изнеможение и скорбь вконец расстроили его психику и послужили причиной столь неожиданной реакции. – Ты, похоже, не опасаешься ни за ребенка, ни за дом.