Лорд и хозяйка гостиницы - Райсвик Летиция. Страница 33

— Любовь моя, бедная вы моя, если бы я мог отомстить им всем за вас, я бы это сделал не задумываясь, — заговорил он с едва заметной дрожью в голосе. — Но, увы, их никого уже нет в живых, а вы… вы даже не хотите попросить меня о помощи.

— Да, не хочу! — сказала она, отпрянув от него.

Возможно, он даже не заметил, как доверчиво и открыто она отозвалась на его доброту и заботливость. Неужели он не заметил, как сильно ее обнадежила их встреча?! И если действительно не заметил, то она должна навсегда уйти из его жизни. Никогда больше не допустит до себя ни его, ни кого бы то ни было. Никогда, до скончания своих дней.

Тут ее взгляд упал на зеркало, и возглас испуга сорвался с уст, когда она увидела свое лицо — лицо женщины, охваченной неутоленной страстью. Она быстро отвернулась и хотела броситься к двери, чтобы скорее покинуть гостиную, но Джордж успел схватить ее за руку.

— Не тронь… — слово застряло у нее в горле. В этот момент она вдруг увидела себя со стороны и поняла, что все ее мольбы о том, чтобы он оставил ее, сейчас будут чистым лицемерием, откровенной ложью.

— Мы так и не выпили чаю, — сказал он, предлагая ей стул. — Будет очень даже кстати выпить по чашечке. Но я надеюсь, что ни одна душа в Бате не узнает, что я пил чай. В противном случае моя репутация погибнет безвозвратно.

Рут смотрела на него без всякого выражения и не понимала, о чем он говорит.

— Вы забыли, ведь я заверил мисс Нью — ком, что не пью ничего, приготовленного на воде, — пояснил он, передавая ей чашку чая. — Возможно, имеет смысл чуть позже попросить дворецкого подать нам винограду, иначе я прослыву вралем на весь Бат.

Рут выдавила из себя подобие улыбки и взяла предложенную чашку. Джордж с минуту смотрел на нее, ничего не говоря, затем встал и начал расхаживать по комнате, через какое-то время остановившись у камина. Он стоял и смотрел вниз, на языки пламени.

— У вас нет новостей насчет Мортона — младшего? — не оборачиваясь резко спросил он.

— Нет.

Постепенно Рут возвращалась в нормальное состояние, разволновавшиеся нервы успокаивались, реальность вернула ей способность видеть окружающие предметы. Она увидела и Джорджа, и то, как при ее ответе его руки сжались в кулаки. Но когда он заговорил, голос его звучал обыденно.

— Нортон согласился изменить свое завещание?

— Сказал мне, что да.

— Прекрасно. Теперь я не вижу причин, чтобы вам оставаться в Бате. Кора на верном пути, потихоньку влюбляется в Майкла, а ваш Нортон прекрасно справится со своими делами и сам. Позвольте, я отвезу вас домой.

— Домой… — задумчиво повторила Рут.

Казалось, за последний час она совершенно потеряла способность соображать и поддерживать разговор. Она даже не понимала, о чем он говорит.

— Ну да, домой. В вашу гостиницу, — нетерпеливо сказал лорд Фицуотер. — Вы ведь этого хотели, не так ли? — Он повернулся к ней, и она с трудом удержалась от того, чтобы не отвернуться, не вскочить со стула и бежать из гостиной. — Надеюсь, в домашней обстановке вы почувствуете себя спокойнее и увереннее, что поможет нам наконец разобраться в наших отношениях.

Рут смотрела на него невидящим взглядом, будто на пустое место. Вдруг он упал перед ней на колени, схватив ее руку.

— Я не хотел напугать вас, — сказал он пылко. — Боже, Рут! Я знаю, знаю, что раньше вас часто ч)бижали, причиняли вам боль. Это происходило не один год… долгое, долгое время, и меня, увы, не было рядом с вами. Не было! Я не мог помочь вам, да и себе тоже… Но вы такая отважная… Как же я забыл?.. Простите меня, простите…

Чашка с блюдцем, задетые локтем молодой женщины, опрокинулись со звоном. Рут показалась такой странной его мольба о прощении, что она не поверила своим глазам и ушам. Но он действительно просил у нее прощения. Она робко улыбнулась и увидела, что в его глазах загорелись золотистые искорки. Он поднял руку и нежно отвел с ее щеки упавший локон.

Внезапно Рут показалось, что все не так уж плохо. У нее появилась даже твердая уверенность, что тот, кто так заботлив и нежен, не принесет ее в жертву греховной похоти. Джордж видел, что ее глаза вновь обрели осмысленное выражение. Она явно пыталась привести свои чувства в порядок, и это ей удавалось.

Да и пролитый чай, намочивший ее платье, помог ей окончательно вернуться к реальной жизни.

Джордж подавал ей все новые салфетки, и она сушила ими мокрое пятно на юбке. Звать на помощь прислугу они не стали.

— Надеюсь, это не самое ваше любимое платье, — сказал он. — И потом, наверное, оно испорчено не окончательно, ведь это всего лишь чай.

— Да ладно, пустяки, — ответила ему Рут. — Ох, дорогой мой, лучше я схожу и переоденусь.

Она встала и, уходя, обернулась, как бы желая спросить его о чем-то.

— Я никуда не уйду, Рут, — сказал он с легкой улыбкой на устах. — Мы ведь еще не все обсудили. Вы даже не сказали мне, хотите ли вернуться домой.

Он имел в виду «Толстый Кот».

Внезапно Рут впервые за долгие годы поняла, что «Толстый Кот» так и не стал для нее домом в истинном смысле этого слова. Дело есть дело, гостиница лишь обеспечивала ей безбедное существование и независимость, но настоящим домом для нее так и не стала. Она не раз уже думала при первом же удобном случае избавиться от нее. И сейчас понимала, что теперь, после всего что она пережила в Бате, возвратиться обратно будет особенно трудно.

— Ну как же я могу бросить сейчас мистера Нортона? — сказала она, уклоняясь от прямого ответа.

— В таком случае, когда вы переоденетесь, мы обсудим, что здесь можно предпринять, и решим, что делать, — подвел итог Джордж. От нее не укрылось, как он помрачнел, снова услышав ненавистное имя.

Рут налила в миску воды из кувшина и умылась. Холодная вода показалась ей освежающей и мягкой. Затем она остановилась перед зеркалом.

Волосы растрепаны, платье смято, а глаза покраснели от пролитых слез. Но недаром когда-то она сорвала, подобно Еве, запретный плод с древа познания. Когда ей было четырнадцать, она жевала этот плод так усердно, что набила оскомину. С тех пор она была сыта им по горло.

Правда, она стала слишком жесткой и слишком упрямой, сражаясь за выживание. Многим, увы, слишком многим, ей пришлось пожертвовать. Ведь целых двенадцать лет она сражалась с жестокой жизнью, выкарабкиваясь из последних сил из темной и грязной ямы, куда толкала ее судьба.

Становясь день за днем все расчетливее, вынужденная сама, ни с кем не советуясь, принимать важнейшие решения, она отважно боролась со всем и всеми, кто только мог посягнуть на ее свободу и независимость. Конечно, совсем ожесточиться ей мешали воспоминания о светлом и радостном детстве, любящих родителях; но постепенно, в изнурительной борьбе за существование со всем окружавшим ее миром, она стала по-мужски твердой и непримиримой. Иными словами, жизнь не позволила ей сохранить в полной мере ту женственность, которая была щедро дана ей от природы и без которой трудно женщине найти свое счастье.

Теперь она ощущала себя утлым суденышком, потерявшим управление, сорванным с якоря, беспомощным перед штормами, трепещущим на волнах беспощадной, полной страданий и унижений жизни.

Лишь три дня назад она говорила Джорджу, что никогда не нарушала законов человеческих, оставив, правда, без ответа вопрос, удалось ли ей не погрешить против установлений небесных. Но вторая величайшая заповедь, превосходящая все другие, после заповеди любить Бога, была любовь к ближнему: люби ближнего своего, как самого себя.

Вопреки всему, что случалось с ней в жизни, она старалась из последних сил быть доброй к другим людям. И, несомненно, жгучее наслаждение, которое она испытывала в объятиях Джорджа, было порождением высокой любви, а не просто животной похоти. Так неужели это наслаждение столь греховно?

Рут снова поглядела на себя в зеркало. В ее глазах засветилась надежда. Джордж не мог не видеть той страстности, с которой она прильнула к нему, но он не осуждал ее за это — напротив, опасался, как бы не вспугнуть ее чувства. Она нахмурилась, пытаясь разобраться в новых, во многом непонятных ей мыслях. Она ценила его мнение и его проницательность.