Золотой век - Райт Джон К.. Страница 15

– Вон еще люди, летающие как я!

– Новости распространяются быстро. Вы сами решили поделиться информацией со всеми. Так что же вы видите?

Фаэтон смотрел не только глазами.

На поверхностном уровне пространства видений находились миллионы каналов для общения, музыки, эмоционального самовыражения, нейростимуляции. Более глубокий интерфейс внутри пространства обеспечивал диспуты, компьютерные дайджесты, библиотеки и проекты для интеллектуалов, понятные лишь тем, чей мозг был расширен.

Под ними, в центре территории, отведенной под празднования (а также в центре мыслящего мира), располагалось Аурелианское поместье, напоминавшее золотой цветок, его шпили и купола сверкали в лучах восходящего солнца. К Аурелианскому городу вели четыре огромных реальных бульвара и множество ментальных дорожек.

– Я вижу Аурелианский дворец. Ты хочешь что-то сказать мне всем этим, Радамант?

– Это цена, Фаэтон. Я хочу показать вам, что именно вы потеряете. Открыв воспоминания, вы потеряете эту красоту – вы будете изгнаны.

– Я буду изгнан с праздника? – Сначала Фаэтон изумился, потом пришел в ужас.

Он подумал о проделанной работе, о надеждах, о целых годах, проведенных им и многими другими в подготовке. Хозяин праздника, Аурелианский разум, был создан специально для этого случая, так же как тысячу лет назад был создан Аргенториум для проведения предыдущего бала Тысячелетия.

Аурелиан родился от брака между группой Западного Разума, славящейся своим безрассудством, и Архивистов, чья природа была куда ближе по духу планете Сатурн, а сочетание этих качеств, как правило, оказывалось плодотворным.

Одним из самых интересных – и одновременно самым безрассудным, можно сказать, безжалостным – было решение Аурелиана пригласить на празднования и тех, кого уже нет, и тех, кто еще не родился. Фаэтон наблюдал за палеопсихологическими реконструкциями, которые, вновь оживая, осознавали себя и с благоговением взирали на творения своих потомков. Кроме того, были сконструированы модели обитателей возможного будущего на основе разработанных Аурелианом вариантов развития общества, которые могли бы возникнуть через миллион, а то и через миллиард лет. Глупо улыбаясь, они прогуливались, глядя вокруг себя на то, что для них было прошлым.

Аурелиан на высокосжатых мыслительных скоростях изучал все возможные комбинации гостей (а список был огромен, потому что все жители Земли были приглашены) и все возможные варианты развития взаимоотношений между ними за 112 лет до начала празднований.

Неужели Аурелиан мог предвидеть, что один из гостей вдруг решит вернуть свои утерянные воспоминания, устроит сцену, оскорбит свою дорогую жену, нарушит пышные церемонии и планы всей Серебристо-серой школы? Не была ли трагедия Фаэтона спровоцирована в назидание остальным гостям, возможно, в качестве предупреждения, для того чтобы люди не стремились слишком глубоко вникать в то, чего не следует знать?

Если Фаэтон сейчас покинет празднования, он не увидит Финальную Трансцендентальность в декабре. Будет установлено и определено, как будут существовать в следующем тысячелетии искусство, литература, промышленность и умственная деятельность, во всяком случае, эта Трансцендентальность окажет на них огромное влияние. А он не сможет принять в этом участия, все, что было им сделано за прошедшее тысячелетие, будет забыто. После окончания праздников все разговоры, все встречи, все важные события будут происходить под впечатлением общих воспоминаний.

Фаэтон же этих воспоминаний будет лишен. Всех будут объединять общие впечатления – всех, кроме него. Фаэтон подумал, что, если он уйдет с праздника, он пропустит столько шуток, столько намеков будут ему непонятны. Не говоря уже о том, что он не получит ни одного подарка.

С другой стороны, с чего бы ему устраивать сцену? Не лучше ли подождать окончания празднований, а потом уже раскапывать прошлые грехи? Не будет ли это разумнее?

Фаэтон висел в воздухе и хмуро смотрел вниз. На востоке появилась яркая точка, похожая на маленькое солнце, – когда-то это был Юпитер. На территории Аурелианского дворца появились двойные тени.

К счастью, на башнях запели фанфары, возвестившие об утреннем птичьем концерте, посвященном восходу Юпитера. Белокрылые птицы, самозабвенно поющие, стаями поднимались из рощ и вольеров, их было так много, что хлопанье их крыльев было похоже на гром. Голуби несли фрукты, лакомства и графины с вином, предлагая их гостям.

Одна из белых птиц, подлетев к Фаэтону, воркуя, села ему на плечо. Она была новой породы, такие птицы были созданы специально для праздника. Фаэтон взял бокал изысканного вина. Вкус вина был передан сенсорами ощущений манекена к вкусовым железам и центрам удовольствий его реального тела, туда, где оно находилось, где хранился его крепко спавший мозг, защищенный от любой опасности.

Вкус, похожий на солнечное лето, все время менялся: крошечные устройства чередовали соединения химических элементов в бокале, иногда даже в тот момент, когда Фаэтон подносил бокал к губам… Испытывая огромное наслаждение, он пил маленькими глотками, и каждый глоток отличался от предыдущих, был неповторим. И все же он согнал птицу с плеча и разжал пальцы, выпустив из рук недопитый бокал, и заставил себя не жалеть о содеянном.

Он поменял костюм Арлекина на костюм Гамлета, теперь он был одет в унылые темные тона.

– Если цена моих воспоминаний – это изгнание с праздника, я заплачу ее. Я смогу это сделать, правда, пока не знаю как. В конце концов, это просто праздник, и я в состоянии отказаться от него. Лучше я буду знать правду.

– Простите, молодой хозяин, но вы не поняли меня. Вы будете изгнаны не с праздника. Вы будете изгнаны из дома. Цена воспоминаний – этот рай.

4

СОЗДАТЕЛЬ ГРОЗЫ

1

Некоторое время в спокойной беседе пэры еще обсуждали возможные изменения на Солнце, его постепенное угасание и прочие события, которые могут произойти через миллионы и миллиарды лет.

Гелий, так любивший старину, представил себе, в какое замешательство пришли бы его далекие предки, услышав рассуждения о столь отдаленных временах. Наверное, они были бы удивлены так же, как еще более древние его предки эры Первой Ментальной Структуры, занимавшиеся охотой и собирательством и жившие лишь сегодняшним днем, заботясь о хлебе насущном, были бы удивлены, услышав разговоры фермеров о видах на урожай на несколько лет вперед.

– А зачем нам, собственно, Солнце? – поинтересовался Вафнир. – Вы считаете, что мы не сможем найти подходящего источника энергии, которое заменит нам Солнце. А я, например, не принимаю без доказательств подобное предположение.

Ао Аоэн сердито возразил:

– Молчаливая Ойкумена искала новый источник энергии. У них ведь не было Солнца. Вспомните, какие ужасы о своей жизни они сообщали нам перед тем, как наступило молчание.

Вафнир холодно ответил:

– Эти ужасы они привезли с собой. Мудрость машинного интеллекта могла бы их спасти, но они ненавидели и боялись софотеков.

– И все же столь ценимые вами софотеки не спасли бы единственную колонию без солнца, им не хватило бы разума!

Гелий спокойно заметил:

– Пэр Ао Аоэн, конечно, помнит, что система Лебедь XI находится в тысяче световых лет от нас. Когда мы получили последнее сообщение об их гибели, ему было уже тысяча лет.

Ао Аоэн ответил:

– Для нас, бессмертных, это всего лишь период между двумя Трансцендентальностями. Совсем немного! Почему не было ни одной экспедиции на эту темную систему Лебедь?

Вмешался Ганнис:

– Ага! Ну и какая была бы в том польза? Потратить уйму денег, чтобы побродить среди развалин и могил, остывших под черным нейтронным солнцем. Ха! Идея хороша только своим смехотворным пафосом!

Глаза Ао Аоэна странно блеснули.

– В последние годы эта идея преследует меня во сне, а мой брат, связанный со мной четвертью общего разума, видел однажды зловещую тень в замерзших облаках метана в жидкой атмосфере Нептуна. Гороскопы многих моих единоверцев содрогаются от непонятных знаков! Все это свидетельствует об одном: понятно, что корабль с достаточной массой и оборудованием, способным выдержать скорость, близкую к световой…