Золотой век - Райт Джон К.. Страница 2

Фаэтон ушел, не попрощавшись и не сказав никому ни слова. Погрузившись в свои мысли, он бродил по безмолвным лужайкам и дорожкам, освещенным луной.

Он ушел так далеко, что оказался в незнакомом месте, он никогда не бывал здесь раньше. В дальней части сада в лесной долине Фаэтон обнаружил рощу серебристых деревьев. Сцепив за спиной руки, вдыхая свежий воздух и глядя на звезды сквозь листву над головой, он медленно шел среди деревьев. Их гладкая кора в темноте казалась бархатной, а листья отражали свет, как зеркало, поэтому, когда набегал легкий ветерок, лунный свет, отраженный ими, мерцал, как серебро озерной воды.

Он почти сразу понял, что здесь не так. Несмотря на ночное время, венчики цветов были раскрыты, а их головки повернуты в сторону яркой планеты, стоявшей над горизонтом.

Фаэтон остановился, озадаченный, и протянул руку к стволу ближайшего дерева для идентификации. Однако, по всей видимости, протокол маскарада распространялся и на деревья, и он ничего не смог узнать.

– Мы живем в золотом веке, веке Сатурна, – раздался голос у него за спиной. – Неудивительно, что и юмор у нас сатирический.

Перед Фаэтоном возник морщинистый старец, волосы и борода которого были такими же белыми, как и его одежда. Он стоял, опираясь на посох. Во время маскарада Фаэтон не держал в голове файл опознания, а потому не мог узнать, к какому уровню реальности, структуре или нейроформе принадлежал старик, и теперь он не представлял, как следует себя вести. Есть вещи, которые можно сказать компьютерной поделке, но реальному человеку, телепроекции, даже парциалу они могут показаться слишком грубыми.

На всякий случай Фаэтон решил быть вежливым.

– Добрый вечер, сэр. Значит, в этих садах есть скрытый смысл? – И он указал рукой на сад, их окружавший.

– Ага! По всему видно, вы – дитя не нашего века, раз ищете глубинный смысл в красивых вещах.

Фаэтон не знал, как следует отнестись к этим словам: в них могло быть пренебрежение как к обществу, в котором он жил, так и к нему самому.

– Вы предполагаете, что я – симулакр? Поверьте, я настоящий.

– По-моему, все симулакры так говорят, – ответил белобородый, разводя руками.

Он со вздохом опустился на замшелый камень.

– Давайте не будем обсуждать вашу личность: в конце концов, это маскарад, неподходящее время для расспросов. Давайте лучше изучим инструкцию к этим деревьям. Не знаю, чувствуете ли вы энергетическую сетку, выращенную под их корой. Программа вычисляет количество и угол падения создаваемого света. Таким образом создается иллюзия, что планета Сатурн – третье солнце. Потом, в соответствии с вычислениями, энергетическая сеть включает фотосинтез в листьях и цветах и поворачивает их так, чтобы они лучше улавливали свет. Понятно?

– Вот почему они цветут ночью, – задумчиво произнес Фаэтон, изумленный сложностью работы.

– И днем, и ночью, – продолжил белобородый, – главное, чтобы Сатурн был над горизонтом.

Фаэтон подумал, что есть некая ирония в том, что белоголовый старик выбрал именно Сатурн в качестве фальшивого солнца. Фаэтон знал, что Сатурн никогда не смогут изменить, не смогут добывать летучие вещества в его атмосфере. Он сам дважды возглавлял проекты по модернизации Сатурна, надеясь сделать эту бесплодную, пустынную планету более полезной для людей или хотя бы ликвидировать навигационные помехи, которые принесли ей печальную известность. И в первый, и во второй раз общественность требовала остановить проекты, лишая его таким образом финансовой поддержки: слишком многие любили величественные (и совершенно бесполезные) кольца планеты.

Белоголовый продолжал:

– Да, они подвластны восходу и закату Сатурна. И послушайте, что интересно, уже сменилось несколько поколений цветов, и у них развились сложные реакции: они поворачивают головки вслед за Сатурном, повторяя его цикл и эпицикл, противостояние и сопряжение, – так они живут, и им абсолютно безразлично, что солнце, которому они так преданы, фальшивое.

Фаэтон осмотрелся. Роща была довольно большой. В прохладном ночном воздухе чувствовался аромат необычных цветов.

Может быть, потому, что собеседник выглядел так странно – белобородый, морщинистый, да к тому же он опирался на посох, словно персонаж книги или картины, – Фаэтон говорил, не задумываясь.

– Что ж, похоже, художник работал не каменным топором, а подсчеты делал не римскими цифрами и не на счетах. И столько усилий для создания столь бессмысленной вещи?

– Бессмысленной? – нахмурился старик.

Фаэтон понял свою оплошность. Видимо, человек все-таки был настоящим. А может, он и был художником, создавшим эту рощу.

– А… Простите! «Бессмысленный», возможно, слишком сильное слово!

– Да? А какое же будет в самый раз? – строго спросил старик.

– Ну, э-э-э… Но ведь роща была создана, чтобы осудить наше искусственное общество, так ведь?

– Осудить? Роща сделана, чтобы будить чувства. Это – искусство! Искусство!

Фаэтон отмахнулся.

– Вероятно, смысл ускользает от меня. Боюсь, я не очень хорошо понимаю, что значит «осудить общество за искусственность». Цивилизация должна быть искусственной уже по определению, поскольку создается человеком. Разве мы не зовем «цивилизацией» все то, что сотворено руками человека?

– Вы на самом деле не понимаете, сэр! – вскрикнул странный старик, стукнув своим посохом по земле. – Дело в том!.. Дело в том, что цивилизация должна быть проще.

Фаэтон понял, что этот человек принадлежит к одной из школ примитивистов, которых все уважали, но мало кто поддерживал. Эти люди отказывались от каких бы то ни было модификаций, даже от восстановления памяти или программ эмоциональной балансировки. Они не пользовались телефонами, телевекторами, транспортными средствами.

Говорили даже, что некоторые программировали свои наномашины таким образом, что они, воздействуя на ядра их клеток, вызывали с течением времени появление морщин, выпадение волос, остеоартрит, старение тела, одним словом, такие изменения, упоминание о которых можно найти теперь лишь в древней литературе, поэзии и интерактивах. Фаэтон ужаснулся: что толкало людей на медленное преднамеренное уродование себя?

Старик снова заговорил:

– Вы слепы, вы не видите очевидного! Взгляните на отражающий слой под тканями всех этих деревьев. Он создан, чтобы заблокировать память растений о настоящем Солнце. Можете мне поверить, проще следовать за восходом и закатом Солнца, чем в обратную сторону. Сложные привычки, с трудом усвоенные целыми поколениями, моментально были бы забыты с первым лучом настоящего Солнца. В этих цветочках заложен механизм, не позволяющий им видеть правду. Удивительно еще и то, что я сделал блокирующую поверхность зеркальной, в листьях вы можете увидеть свое лицо… если посмотрите.

Это замечание уже граничило с оскорблением. Фаэтон с жаром ответил:

– Или, может быть, эта ткань просто-напросто защищает их от раздражителей, сэр?

– Ха! Похоже, и у этого щенка все-таки есть зубы? Или я вас утомил? Это тоже искусство!

– Если искусство – это раздражитель, как камень в ботинке, дорогой сэр, воспользуйтесь своим гением, чтобы воспеть космополитическое общество, которое терпит это искусство! Как вы считаете, чем обычное общество поддерживает простоту? Нетерпимостью. Мужчины охотятся, женщины собирают плоды, девственницы хранят священный огонь. И всякий, кто выйдет за рамки отведенной ему роли, будет уничтожен.

– Ладно, ладно, молодой манориал, – ведь вы же манориал, не так ли? – вы говорите как человек, которого обучали машины. Но вот чего вы не знаете, молодой манориал: космополитическое общество так же безжалостно уничтожает непокорных. Посмотрите, каким несчастным это общество сделало того безрассудного парнишку – как там его? – Фаэтона. И, уж поверьте, его ожидают куда большие неприятности.

– Простите, как вы сказали? – Странно. Ощущение такое, будто наступил на несуществующую ступеньку, как будто земля уходит из-под ног. Фаэтон решил, что он попал в какую-то симуляцию и не заметил этого, либо… либо у него разыгралось воображение.