Адмирал Ушаков - Раковский Леонтий Иосифович. Страница 54

— Тогда пойдем! — поднялся адмирал и быстро зашагал к балкону.

Так он ходил по шканцам в самую трудную минуту боя.

Махмут-эфенди кивнул своему драгоману — он говорил по-английски и по-французски, но не понимал по-русски — и пошел к балкону.

Как только на балконе показался прославленный русский адмирал, по всей площади прокатился гул одобрения и крики радости. Толпа кричала «ура», в воздух летели шапки и платки.

Ушаков поднял руку. Все стихло.

Адмирал медленно говорил, а Метакса переводил.

Ушаков благодарил зантиотов за их добрые чувства к России и русскому народу, но сказал, что Россия верна своим обещаниям и договорам. Он доказывал зантиотам все преимущества свободного, независимого существования. Он говорил, что было бы нелепостью, освободив остров от французов, навязывать ему кого-либо другого.

— Мы пришли не завоевывать, а освобождать! Мы пришли к вам не владычествовать, а охранять. Мы не повелители ваши, а друзья и товарищи! — закончил Ушаков и ушел в комнату.

Секунду площадь молчала, а потом раздались крики: «Ура!» и «Зито [82] Ушаков!»

Махмут-эфенди подошел к Ушакову и, улыбаясь, сказал по-турецки:

— Вы не только храбры как лев, но и мудры как змея!

«Ну, положим, змея — это ты», — подумал, сухо поклонившись, Ушаков: он не любил этого поклонника англичан.

Зантиотам ничего не оставалось делать, — они принуждены были избрать правителей.

Временное правление острова Занте пожелало вознаградить своих освободителей деньгами. Турки охотно взяли предложенные им три тысячи пиастров, но капитан Шостак наотрез отказался принять такой подарок.

IX

Еще будучи на Занте, Ушаков отправил три отдельные, небольшие эскадры: Поскочина — занять острова Кефалония и Итака, Сенявина — овладеть островом Св. Мавры, капитана Селивачева — блокировать остров Корфу.

20 октября капитан Поскочин прислал мичмана с известием о том, что остров Кефалония освобожден от французов, и передал адмиралу французский флаг и крепостные ключи.

— Я-то думал: ключи от крепости красивые, а они вон какие! Ровно от господского амбара! — разочарованно сказал денщик Федор, подходя к адмиралу, рассматривавшему ключи.

Через три дня союзные суда вошли в Кефалонскую гавань.

Капитан Поскочин приехал к адмиралу с докладом. Он привез пленного коменданта крепости полковника Ройе, который очень просил свидания с адмиралом.

Выслушав доклад Поскочина, Федор Федорович сказал:

— Ну, пусть входит француз. Что ему надо?

В каюту ввели небольшого, поджарого человека. Он с независимым видом поклонился русскому адмиралу и стал что-то быстро говорить, указывая на Поскочина.

— О чем он так горячо? — посмотрел Ушаков на адъютанта Балабина, знавшего французский язык.

— Ваше превосходительство, он очень благодарит капитана Поскочина, называет его спасителем французов.

— Почему? За что?

— За то, что он спас их от мщения греков. Кефалонцы, помогавшие нашим обезоруживать французов, ругали их, держали, как преступников, связанными, издевались. Он говорит: так не обходятся с образованными людьми!

Француз запальчиво сказал последнюю фразу и гордо смотрел на русского адмирала.

Этот самоуверенный, нахальный тон возмутил Федора Федоровича.

— Вы называете себя образованными, но ваши деяния говорят о другом, — сказал Ушаков, обращаясь непосредственно к самому Ройе, забыв, что он не понимает по-русски.

Балабин быстро перевел.

— Я вел себя, как подобает французскому офицеру! — заносчиво ответил Ройе.

— Я вам докажу, что не так! — стукнул по столу адмирал.

— Я буду вам весьма признателен, — поклонился полковник. — Назовите, что я сделал, порочащее честь мундира?

Ушаков даже встал: этот напыщенный франт не понимает главного, а еще полковник!

— Вы поздно взялись укреплять вверенный вам остров! Вы не сделали ничего для сопротивления. Вы не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни единой пушки! А что касается ваших жалоб на греков, то как аукнется, так и откликнется! Поведение же капитана Поскочина меня не удивляет: всякий русский офицер поступил бы, как он! — И адмирал повернулся к Поскочину.

Полковника увели. Он был смущен и удивлен.

Француз никак не ожидал, что русский адмирал станет упрекать его за то, что он плохо воевал с ним же!

Дожди задержали союзников в Кефалонии. Только 28 октября, при тихом южном ветре, союзники покинули залив.

Ушаков торопился к Корфу. Предстояла самая ответственная, решающая операция.

На пути они встретили посыльное судно с письмом от Сенявина.

Отправляя к острову Св. Мавры капитана 1-го ранга Дмитрия Николаевича Сенявина, самого талантливого из своих боевых офицеров, Ушаков, как всегда осмотрительный и осторожный, написал в ордере:

«Ежели можете предвидеть сильное с противной стороны сопротивление, на такой случай тотчас извольте прислать ко мне уведомление…»

И вот теперь Сенявин сообщал, что на острове Св. Мавры пятьсот человек гарнизона заперлись в крепости, имеют большую артиллерию и много припасов и оказывают упорное сопротивление. Крепость с двух сторон окружена морем, а с двух — широкими рвами. Ушаков посоветовался с Кадыр-беем. Они решили сначала покончить с крепостью на острове Св. Мавры. Ушаков взял с собою два корабля и два фрегата русские и два корабля и один фрегат турецкие, а остальным приказал идти к Корфу для усиления блокады.

Когда подходили к острову Св. Мавры, услыхали непрерывную пушечную пальбу: Сенявин продолжал осаду крепости. Эскадра стала на якорь в устье канала.

Ушаков и Кадыр-бей съехали на берег, чтобы осмотреть все на месте. Сенявин встретил их на берегу. Он показал адмиралам пять батарей, которые устроил против крепости. Сенявин снял с фрегата 24-фунтовые пушки. Французский комендант полковник Миолет прислал к Сенявину парламентера. Он предлагал сдать крепость с условием, что весь гарнизон отправят во Францию. Сенявин ответил, что готов принять капитуляцию, если французы будут считаться военнопленными. Миолет не согласился и прекратил переговоры.

— Никуда он от нас не денется! Выкурим оттуда ядрами! — сказал Ушаков. И вернулся на корабль. С ним поехал и Сенявин: он шепнул адмиралу, что ему надо поговорить с глазу на глаз. Ушакова это сильно заинтересовало.

Оказалось, что кроме французов у союзников появился еще один враг — Али-паша Янинский.

Али-паша владел не только Яниной. Его власть распространялась на Эпир и частично на Фессалию. Официально он считался подданным султана, его наместником в Янине, но на деле Али-паша меньше опасался Константинополя, чем султан его самого.

Али-паши боялось все восточное побережье Адриатического моря. Одно его имя приводило в трепет греков и сербов. Все знали его страшную жестокость, хитрость и коварство. Чтобы завладеть наследством отца, Али-паша умертвил своих братьев. Потом, расширяя владения, истребил ближайших наместников и пашей. Он заставил свою родную сестру Хайницу отравить ее сына, Емас-бея, правившего Фессалией.

Али-паша захотел и теперь половить рыбку в мутной воде.

Как только Сенявин прибыл на остров, к нему явились насмерть перепуганные старшины и архиерей. Они рассказали, что Али-паша, чьи владения находились в пятистах шагах от острова Св. Мавры, ведет тайные переговоры с французским комендантом Миолетом. Али-паша хотел прирезать к своим владениям еще кусочек. Он обещал Миолету уплатить тридцать тысяч червонцев и перевезти на свой счет французский гарнизон в Анкону, если Миолет сдаст ему крепость.

И в то же время Али-паша прислал старшинам чрезвычайно ласковое письмо. Он обещал островитянам, если остров перейдет к нему, сохранить их имущество, закон и веру. Обещал не брать податей, — вообще сулил райскую жизнь.

И это сильно напугало жителей острова. Они отлично знали кровожадность и вероломство Али-паши и не верили ни одному его слову.