Книга-2: Доктор из Лхасы - Рампа Лобсанг. Страница 36

В некотором отдалении от предсказателей будущее другие астрологи выполняли роль публичных писарей. Они писали письма тем, кто хотел послать в другую часть страны весточку, например о своих семейных делах. Они неплохо зарабатывали на писании писем за тех, кто не умеет писать. Они писали письма открыто. Всякий прохожий, которому вздумается остановиться и послушать, мог узнать из громких слов писаря, о чем идет речь в письме. В Китае у человека не бывает секретов от других, А писари зачастую выкрикивают содержание писем для того, чтобы потенциальные заказчики писем слышав как красноречиво они умеют выражаться.

Я продолжил свой путь в госпиталь, где должен был сделать несколько операций. Я прошел мимо киоска торговцев благовониями, мимо букинистов, которые, как мне показалось, всегда устраиваются на набережных и обычно раскладывают свои книги для просмотра возле самой воды. Дальше находились лавки торговцев культовыми предметами. Здесь можно было приобрести статуэтки божеств Хо Тай и Куан Йин, первый из которых является богом благополучия, а вторая – богиней сострадания.

Добравшись до госпиталя, я быстро справился со своей задачей. Но в это время начался налет японских бомбардировщиков. Поэтому, когда я возвращался обратно по той же дороге, на улице не было больше ни лавок, ни букинистических магазинов. Никто больше не продавал здесь утварь, благовония, потому что все и люди, и их товары – было обращено в прах. Везде горела дома, рушились здания. Все превращалось в пыль.

Однако у нас с По Ку во время пребывания в Шанхае были и другие задания. Мы исследовали возможность организации скорой медицинской помощи на самолетах, которая действовала бы непосредственно под началом Чан Кай Ши. Мне хорошо запомнился один из таких полетов.

День был прохладным. Мохнатые облака быстро проплывали над головой. Откуда-то из-за горизонта доносились монотонные звуки разрывающиеся японских бомб. Иногда можно было расслышать также гул моторов бомбардировщиков, которые носились где-то там, как пчелиный рой в жаркий полдень. По ухабистой дороге на обочине которой мы сидели, в этот день прошло много человеческих ног, и это был не первый такой день. Крестьяне, кто как мог, спасались бегством от беспощадных японцев.

Старики, которым уже оставалось недолго жить, толкали впереди себя одноколесные тележки со всеми своими пожитками. Рядом с ними шли, согнувшись до земли под тяжестью нош, крестьяне. Почти безоружные солдаты шагали в противоположном направлении. Их скудный паек и снаряжение везли рядом на телегах, запряженных быками. Эти люди шли на верную смерть. Но они верили, что смогут остановить продвижение врага в глубь страны, защитят свою страну и свой дом. Они исступленно шагали не зная куда, не зная, что ждет их впереди.

Мы укрылись от солнца под крылом старого трехмоторного самолета, который уже немало полетал еще до того, как оказался в наших нетребовательных руках. Краска отставала от его обтянутых тканью крыльев. Широкие шасси не раз ремонтировались и были укреплены бамбуковыми палками, а хвостовой костыль был заново скреплен ненужной деталью от старого автомобиля. Мы называли этот самолет Старым Аби». Он еще ни разу не подводил нас. Его двигатели, правда, не раз уже останавливались, но по одному, а не все вместе. Это был моноплан с высокими крыльями, сделанный одной из известнейших американских фирм. У него был деревянный, обтянутый тканью корпус, во времена проектирования которого об обтекаемых поверхностях еще ничего не было известно. Обычная для него скорость – 120 миль в час – в те времена казалась как минимум в два раза большей. Провисающая обшивка, скрипящие лонжероны и широкая выхлопная труба завершали его портрет.

Много лет назад кто-то нарисовал на его широких белых крыльях и фюзеляже большие красные кресты Теперь крылья были испачканы, а краска почти полностью обсыпалась. Масло от моторов добавило к оформлению крыльев жирные желтые пятна, которые издали выглядели как роспись в старинном стиле. Бензин, просачивающийся из баков и раздуваемый ветром, разукрасил ткань множеством различных оттенков. И наконец, заплаты, появляющиеся время от времени в новых местах, придавали старому самолету довольно необычный вид.

Наконец, звуки бомбежки затихли вдали. Завершился еще один рейд японских самолетов, и теперь пришло время для нас подниматься в небо. Мы еще раз проверили, на месте ли наше скудное оборудование: две пилы, одна большая, другая малая, заостренная на конце; различной формы ножи, всего четыре штуки. Один из них был когда-то ножом мясника, а другой служил для ретуширования фотографий. Еще два ножа были скальпелями с самого начала. Несколько хирургических щипцов. Два шприца для подкожных впрыскиваний с ужасно тупыми иглами. Один отсасывающий резиновый шприц. Веревки. Да, мы никогда не забывали их. Ведь никаких обезболивающих средств в нашем распоряжении не было, и во время операций пациентов обычно приходилось просто привязывать.

В тот день пришел черед По Ку быть пилотом, а мне – выглядывать из хвостового окошка и следить за тем, не приближаются ли к нам японские истребители. У нас на борту не было никакой внутренней связи. Для передачи сообщений использовалась обычная веревка, один конец которой был привязан к пилоту, а другой – к наблюдателю. Сообщения кодировались количеством рывков этой веревки.

Я осторожно крутанул пропеллеры. Дело в том, что двигатели Аби» часто давали задний отскок. Один за другим моторы зачихали, выпустили по несколько клубов черного маслянистого дыма и заработали в нормальном рабочем ритме. Я поднялся на борт и протиснулся в хвост самолета, где в ткани было проделано небольшое оконце для наблюдения за окружающим пространством. Два рывка за веревку, и По Ку уже знает, что, втиснувшись между распорками и сидя на корточках у «кошка, я занял свою позицию наблюдателя. Рев двигателей усилился, самолет вздрогнул и покатил по полю. Раздался скрежет шасси и скрип бамбукового крепления. Хвост прыгал вверх и падал вниз, а я при этом чувствовал себя как горошина в стручке. В последний раз подскочив вверх и задребезжав, старый самолет наконец поднялся в воздух. Звук двигателей утихал по мере того, как мы удалялись от земли, и По Ку понемногу отпускал рычаг газа. Над самыми верхушками деревьев мы попали в воздушную яму, в которой самолет сильно тряхнуло. При этом я чуть было не вылетел из окошка. Несколько сильных рывков за веревку от По Ку означали:

– Ну вот, опять эта воздушная яма! Лобсанг, ты все еще на борту?

В нескольких моих довольно резких ответных рывках отразилось все, что я думал о его взлетах.

По Ку замечал то, что находится впереди по курсу самолета. Я же следил за панорамой, открывающейся сзади. На этот раз мы летели в деревню, которая находилась в провинции Вуху. Японцы совершили несколько налетов на эту деревню, в результате чего там было очень много пострадавших. К несчастью, рядом не оказалось медицинских работников.

Мы с По Ку по очереди выполняли функции пилота и наблюдателя. У «Аби» было много слабых мест, а японские истребители были очень быстроходными. Случалось, нас спасала именно их скорость. Мы могли при полной загрузке лететь на скорости пятьдесят миль в час, а японские пилоты были не особо меткими стрелками. Шутя, мы говорили, что безопаснее всего находиться прямо перед ними, потому что реже всего они попадали в мишень, которая находилась у них перед носом!

Я не сводил глаз с горизонта, в любой миг ожидая появления в поле зрения ненавистных «кровопийц», как окрестили мы японские истребители. Желтая река проплыла у нас под хвостовым костылем. Веревка натянулась три раза.

– Приземляемся! – просигналил По Ку. Нос ушел вниз, а рев двигателей сменился благозвучным «вик-вик-вик-вик» медленно вращающихся пропеллеров. Мы заскользили вниз, сбросив обороты практически до нуля. Скрип рулей в тишине, когда По Ку начал заходить на посадку. Шуршание и шлепанье обшивки крыльев на ветру. Снова рев моторов, грохот шасси по земле и сильная тряска самолета во всех вообразимых направлениях. А затем наступает мгновение, которого с ужасом ожидает несчастный наблюдатель у хвостового окна самолета. Это момент касания земли хвостовым костылем, когда его металлическая подкова глубоко врезается в землю, поднимая в воздух облака удушливой пыли, запах которой напоминает о том, что китайцы удобряют поля своими экскрементами.