Агу Сихвка говорит правду - Раннап Яан Яанович. Страница 34

Чтобы честно рассказать все, как было, я должен начать с первых дней последней четверти или, точнее, с торжественного собрания, на котором товарищ директор произнес речь. Он тогда сказал:

— Как всем известно, процент нашей успеваемости в третьей четверти был девяносто шесть с половиной процента, это самый высокий процент в районе и равен успеваемости в Каракалпакской автономной республике, но процент пятерок и четверок только тридцать четыре, и это дает лишь шестое место в районе, а к Каракалпакии и близко не подходит. Поэтому нам надо начать последнюю, решающую четверть с лозунгом: «Все тройки на четверки!» И директор велел нам устремиться на поиски неиспользованных резервов.

Затем, едва только мы вернулись обратно в класс, председатель совета отряда Сильви Куллеркупп взяла таблицу оценок и занялась поисками резервов. И, как можно было предположить заранее, она вскоре выяснила, что у меня, Кийлике и Топпа по рисованию, пению, математике, а также по русскому и английскому — тройки, а у Топпа и по всем остальным предметам тоже.

Как говорит учитель истории товарищ Пюгал, сознание начинается там, где познаешь неизбежность. Я еще не чувствовал неизбежности, поэтому придирки Куллеркупп вызвали у меня противодействие.

Я сказал:

— Чего ты к нам прицепилась! Если кто и должен взять себя в руки, так это Обукакк! У него в табеле три двойки!

Но на сей раз Куллеркупп не желала и слышать про Обукакка.

— Двойки Обукакка теперь не в счет, — сказала Куллеркупп. — Разве же вы не слышали, что по проценту успеваемости наша школа первая в районе и с Каракалпакией наравне. Сейчас наша задача налечь на тройки.

Долго делано — красиво, быстро сделано — тяп-ляп. В этом мы убеждались на уроке по труду всякий раз, когда делали черенки половых щеток. Поэтому мы не могли одобрить торопливость Сильви Куллеркупп.

Я сказал:

— Разве эти тройки так сразу исправишь? Ни один учитель не пишет тройки на черточке дроби, чтобы потом могли снова ответить и получить отметку получше.

Кийлике сказал:

— И я про то же, и даже больше. Исправление троек — не пустяк. А Топп:

— Надо и о будущем думать тоже. Если я теперь исправлю все тройки на четверки, что же будет в следующей четверти, когда потребуется новое повышение процента успеваемости?

И Топп рассказал нам, как на заводе сельхозинвентаря, где работает его отец, всегда делают так, создавая новую модель, чтобы в дальнейшем можно было облегчить ее вес и, как предусмотрено, добиться экономии сырья и получить премию за рационализацию.

Речь Топпа заставила Куллеркупп засомневаться.

— Никто не требовал, чтобы ты исправил все тройки на четверки, — взяла Куллеркупп обратно свои слова. — Начнем с того, что легче всего!

И она дала Топпу, мне и Кийлике пионерское задание: приступить в первую очередь к исправлению оценок по рисованию. А Кауру дала пионерское задание помогать нам.

После уроков, когда мы шли в интернат, я сказал Кауру:

— Прими мои соболезнования. Наша Куллеркуппиха ошиблась в выборе. Что касается меня, то мне труднее всего повысить оценку именно по рисованию, Топп сказал:

— Присоединяюсь к точке зрения предыдущего оратора. Когда я пробовал нарисовать кошку, а это было несколько раз, все принимали ее за верблюда.

А Кийлике:

— И я про то же, и даже больше. Я в рисований до того бездарный, что меня должны освободить от этого предмета.

И он высказал мнение, что, очевидно, в раннем детстве отоспал себе руку.

Но наши признания не вызвали у Каура паники.

— Как я читал, — сказал Каур, — талант не так уж важен. Таланта должен быть один процент, и столько-то у вас на троих наберется. А что касается работы, от которой зависит больше, то тут я помогу.

После этого у нас начало повышаться настроение, потому что заботиться о таланте больше не требовалось, а по части труда Каур, как я уже написал, обещал прийти нам на помощь.

Я сказал:

— Кто сил своих не пожалеет, любую гору одолеет. Если Каур протянет мне свою руку помощи, моя тройка действительно может превратиться в четверку, Топп сказал:

— Если Каур мне протянет свою руку помощи, осмелюсь пообещать то же самое.

Но Кийлике засомневался:

— Как это во время урока он будет протягивать нам руку? Топп сидит на задней парте, мы с Сихвкой — посреди класса, а сам Каур совсем под носом у учительницы.

Теперь и мы поняли, что протягивание руки помощи во время урока может оказаться затруднительным. И стали обсуждать, что же делать.

Я сказал:

— Как вообще известно и помнится еще с третьего класса, учительница товарищ Пихлак приносит в класс для рисования или свеклу и брюкву, или же самовар и старинный медный кофейник. Если Каур заранее сделает рисунки, чтобы мы во время урока могли бы с них срисовывать, это может здорово помочь получению четверок.

Топп был согласен со мной. Внес только маленькое уточнение.

— Рисунки брюквы и свеклы больше не нужны. Выращенная в школьном саду свекла и брюква, вся до последней, слопана. Об этом свидетельствует тот факт, что в интернате уже две недели к гуляшу и котлетам дают только макароны.

Теперь я и рассказал честно все, как было. И что товарищ директор сказал:

«Ищите резервы», а председатель совета отряда Куллеркупп сказала: «Догоним Каракалпакию!» Если тебе навязывают помощника, то надо на него надеяться, что мы и делали. Но затем, когда Каур в шефском порядке стал рисовать для нас по памяти самовары и кастрюли, пришел Тимохвкин и вмешался.

— Нет, нет, нет, — сказал Тимохвкин, поглядев на рисунки. — Так не пойдет.

Ваш товар получается сейчас таким одинаковым, как яйца в курином гнезде. И за двадцать шагов видно, что в манере Каура. Если вы хотите получить по рисованию отметки получше, то у каждого должна быть своя манера.

Точка зрения Тимохвкина заставила нас задуматься. И мы принялись обсуждать, какая манера должна быть у каждого из нас, чтобы отличалась от манеры Каура и чтобы у товарищ Пихлак, учительницы рисования, даже не возникла мысль, будто нам, пожалуй, оказана слишком большая помощь.