Падение Константинополя в 1453 году - Рансимэн Стивен. Страница 35

Султан тем временем пустил в ход еще одно средство. Утром 18 мая защитники города с ужасом увидели против стен Месотихиона громадную деревянную башню на колесах. Турки соорудили ее в течение одной ночи. Башня состояла из деревянного каркаса, обтянутого воловьими и верблюжьими шкурами. Внутри ее имелась лестница, ведущая на площадку, расположенную на высоте наружной стены города. На площадке были сложены приставные лестницы, чтобы пустить их в ход, как только башня будет вплотную придвинута к стене. Однако главное назначение башни состояло в защите солдат, которые будут засыпать ров. Опыт первых атак показал, что ров является серьезным препятствием и через него необходимо сделать надежные переходы. Весь день 18 мая турки были заняты сооружением прохода через ров, в то время как их башня стояла над ними на краю рва напротив башни городских стен, разрушенной турецкой артиллерией и обрушившейся в ров. К наступлению темноты поставленная перед солдатами задача оказалась, несмотря на отчаянное противодействие обороняющихся, почти выполненной: часть рва была заполнена обломками башни, камнями, землей и хворостом, а свою башню турки передвинули на сооруженный переход с целью испытать его прочность. Однако ночью кто-то из защитников подполз к этой башне, заложил под нее бочонок с порохом и поджег фитиль. Раздался оглушительный взрыв, деревянная башня загорелась и рухнула, похоронив под своими обломками находившихся на ней людей. К утру осажденные снова наполовину расчистили ров и восстановили примыкающую часть стены и заграждения. Другие построенные турками башни также не принесли успеха; часть их была разрушена осажденными, а остальные турки отправили в тыл [210].

Подобные успехи поддерживали моральный дух христиан. 23 мая им пришлось в последний раз испытать радость победы.

В этот день, как и в предыдущие, турки вели подкоп под влахернскую стену. На этот раз грекам удалось окружить и захватить в плен несколько землекопов во главе с их командиром. Под пытками последний назвал все места, где турки вели подкопы. Благодаря этому Грант смог в течение этого и последующего дней один за другим уничтожить все подкопы. Вход в последний из разрушенных подкопов был искусно замаскирован одной из деревянных башен султана, и, если бы не сведения, полученные от пленного, осажденные ни за что бы не смогли его обнаружить. С того дня турки прекратили попытки рыть подкопы [211].

Возможно, к этому времени они почувствовали, что напряжение, в котором постоянно находился осажденный город, начинает работать на них. Следует отметить, что, хотя число убитых христиан к тому времени было совсем незначительным, среди осажденных имелось очень много раненых и все без исключения чувствовали усталость и голод. Боеприпасов, и особенно пороха, постепенно становилось все меньше, а с продовольствием дело обстояло еще хуже. И как раз 23 мая, в день победы над строителями подкопов, надеждам, которые еще питали христиане, был нанесен сокрушительный удар. К вечеру этого дня они увидели, как со стороны Мраморного моря к городу быстро приближается судно, преследуемое турецкими кораблями. Ему удалось уйти от погони; под покровом темноты цепь открыли, пропустив судно внутрь залива. Сначала все думали, что это передовой корабль приближающегося спасительного флота. Однако то была та самая бригантина, которая двадцать дней назад отправилась на поиски флота венецианцев. Она обошла все острова Эгейского моря, но так и не нашла ни одного венецианского корабля; более того, их никто там даже не видел.

Когда стало очевидным, что искать дальше бесполезно, капитан спросил команду, что делать. Один матрос сказал, что глупо возвращаться в город, который, может быть, уже сейчас захвачен турками; однако остальные заставили его замолчать. Их долг вернуться, заявили они, и сообщить обо всем императору, и они его выполнят даже ценой собственной жизни. Когда моряки предстали перед императором со своей тяжелой вестью, он, поблагодарив их, заплакал. Было ясно, что ни одно христианское государство не собирается поддержать Константинополь в борьбе за христианство. Отныне, сказал император, городу остается только уповать на Христа и Богородицу, а также его основателя — святого Константина [212].

Однако даже эта вера должна была подвергнуться испытанию. Появились признаки того, что само небо отвернулось от города. Именно в эти дни все снова вспомнили предсказания гибели империи. Первым христианским императором был Константин, сын Елены; таковым же будет и последний. Вспоминали также предсказание о том, что Константинополь никогда не падет в момент, когда прибывает луна. Это очень ободряло защитников при отражении нападения в прошедшую неделю. Но 24 мая должно было быть полнолуние, а затем при убывающей луне город подвергнется серьезной опасности. В ночь полнолуния произошло лунное затмение, и в течение трех часов царила полная темнота. Вероятно, как раз на следующий день весь город узнал о безысходных вестях, которые привезла бригантина. Затмение же настолько понизило дух осажденных, что решено было последние мольбы обратить к Богоматери. Самую почитаемую ее икону водрузили на носилки, которые подняли наиболее благочестивые горожане и торжественно понесли по улицам города. Все, кто мог покинуть свои боевые посты на стенах, присоединились к процессии.

Однако во время этого медленного и торжественного шествия икона вдруг упала с носилок. Бросившимся ее поднимать она показалась такой тяжелой, как будто была сделана из свинца; лишь с большими усилиями икону водрузили на место. Когда же процессия возобновилась, над городом разразилась гроза с градом, который было почти невозможно выдержать; затем хлынул такой ливень, что все улицы оказались затопленными и потоки воды чуть ли не уносили с собой детей. Процессию пришлось прекратить. На следующий же день, как будто всех этих зловещих знаков было еще мало, весь город окутал густой туман — явление, совершенно невиданное для этих мест в мае. Словно Богоматерь окутала себя облаками, чтобы не заметили, как она покидает город. Ночью же, когда туман рассеялся, вокруг купола храма св. Софии заметили какое-то странное сияние. Его видели не только в городе, но и в турецком лагере. Турки также пришли в волнение. Однако самого султана успокоили его мудрецы, которые истолковали это сияние как знамение того, что скоро свет истинной веры воссияет над этим священным зданием. У греков же и их итальянских союзников такого утешительного толкования не было.

С городских стен помимо этого видели огни, мерцающие далеко за турецким лагерем, где простирались поля и никаких огней не должно было быть. Некоторые дозорные оптимистично уверяли, что это костры военного лагеря Яноша Хуньяди, войска которого идут на выручку осажденным христианам. Однако никакой армии не появилось. Что это были за странные огни, так и осталось неизвестным [213].

Тогда министры императора снова явились к нему, чтобы еще раз попробовать уговорить его спастись, пока это еще возможно, и попытаться организовать защиту христианства из какого-нибудь более безопасного места, где он сможет найти поддержку. Император был в таком состоянии, что во время аудиенции упал в обморок. Придя в себя, он снова заявил, что не может покинуть свой народ и умрет вместе с ним [214].

Май приближался к концу; в садах и зарослях распустились розы. Луна, однако, убывала, и мужчины и женщины Византия, древнего города, символом коего был полумесяц, готовились встретить час испытаний, который, как они теперь уже твердо знали, надвигался на них.