Брат Посвященный - Рассел Шон. Страница 15

После двух с половиной столетий правления династии Ханама, сопровождавшихся относительным миром и процветанием, род императора окончил свои дни в болезни и огне пожарищ. Треть населения империи вымерла, прежде чем братья из ордена ботаистов нашли средство для лечения болезни и одновременно для выработки невосприимчивости к заразе. Общественные устои Ва рухнули, и восстановить их было уже невозможно; впрочем, в эпоху Ямаку порядок не считался главным принципом государства. Дороги повсюду, за исключением внутренних провинций, были безопасны только для больших отрядов или караванов; берега кишели пиратами; междоусобные войны не прекращались — а император, судя по всему, находил такое положение вещей благоприятным для себя.

Постоянно опасаясь свержения, он изобрел множество способов удерживать аристократию в столице, где была сосредоточена его главная сила — армия. Разделив год на четыре «светских сезона», император мог в любое время по собственному выбору «приглашать» к себе князей, которых он больше всего боялся. Появление каких бы то ни было альянсов он предотвращал путем изоляции неблагонадежных дворян на задворках империи. Отказ от «приглашения» императора означал прямую измену, а пребывание в столице без оного приглашения незамедлительно привлекало внимание личной императорской гвардии.

Для усиления власти Аканцу Второй закрыл все торговые порты и разрешил ввоз товаров только через Янкуру — Плавучий Город. Контрабанда каралась смертной казнью. Теперь вся торговля шла под контролем имперских налоговых чиновников и под бдительным присмотром вездесущей императорской стражи. Таким образом, другие порты, как правило, находившиеся в руках могущественных князей, уже не могли использоваться для сбора крупных военных флотов под предлогом «укрепления безопасности». В стремлении стать единовластным правителем страны император оказался очень предусмотрительным.

Несмотря на любовь к роскошным приемам и светским развлечениям, Аканцу Второй был загадкой даже для своего ближайшего окружения. Его непредсказуемость не способствовала приобретению друзей из числа придворных — все знали, что император игнорирует проявления верности так же часто, как и вознаграждает за них. Подвижные развлечения — конная и соколиная охота, танцы — вот что привлекало его по-настоящему. Он часто устраивал состязания единоборцев и слыл искусным мечником, не ведающим страха. Однажды он в одиночку расправился с подосланным к нему наемным убийцей, а затем самолично обезглавил всех стражников, охранявших в тот день дворец, за то, что они не сумели защитить своего повелителя. Как и его отец, Аканцу Второй был страшным человеком.

Спустившись по ступеням, князь Сёнто и княжна Нисима увидели императора, сидящего на подушке и беседующего с гостями. Он был облачен в малиновое кимоно (малиновый цвет символизировал верховную власть), подпоясанное золотым кушаком, а на коленях у него лежал церемониальный меч в усыпанных драгоценными камнями ножнах. Императрица демонстративно отсутствовала — хотя формально считалось, что она нездорова, все хорошо знали, что она не пользуется благосклонностью своего супруга. Юная танцовщица-сонса, отличавшаяся неземной красотой, была его теперешней возлюбленной — то есть среди полудюжины других наложниц император выделял ее особо.

— А вот и твоя кузина, Кицу-сум, — сказал Сёнто, шагая по дорожке сада.

— Прекрасно. Мне надо с ней поговорить.

— Думаю, по части завоевания сердец принцев она — твоя соперница.

— Спасибо, что напомнили, мой господин.

— Конечно, если я сам не женюсь на ней раньше. Она не так уж хороша собой, но я отношусь к ней с большой теплотой.

— Она — красивейшая из всех женщин, которых я только знаю, а вы без ума от нее, — шутливо укорила Нисима князя.

— Вот еще! — фыркнул тот. — Я слишком стар, чтобы поддаваться таким слабостям.

Княжна Кицура Омавара заметила идущих и послала им свою знаменитую улыбку, от которой затрепетало не одно сердце. Она двинулась навстречу кузине и Сёнто. Кимоно с рисунком в виде порхающих бабочек сидело на ней безупречно, длинные рукава плавно колыхались при движении. Серебряные гребни со вставками из нефрита поддерживали собранные на затылке волосы, а слегка подведенные глаза казались еще более выразительными. Эта молодая женщина привыкла слышать комплименты в свой адрес.

— Кицура-сум, ты — воплощение всех известнейших красавиц империи сразу! — воскликнула Нисима, беря кузину за руки.

— Князь, — с поклоном приветствовала Кицура Сёнто и улыбнулась Нисиме. — Кузина, ты выглядишь прелестно. А вы, князь Сёнто, молодеете с каждым днем.

Сёнто поклонился ниже, чем того требовал этикет.

— Я только что говорил Нисиме-сум, что ваше кимоно вам совсем не к лицу, что вы слишком худы для своих лет, что походка у вас, точно у мальчишки, и что при всем том я готов забрать вас из отцовского дома к себе.

Обе девушки рассмеялись. Кицура низко поклонилась.

— Вы оказываете мне слишком большую честь, мой господин. Наверное, хотите вскружить мне голову. Воистину вы сын своего отца. Но для такого, как вы, я слишком наивна и неопытна. Я не позволю батюшке воспользоваться вашим добросердечием.

— Пустяки. Мой дом и так полон приблудных кошек. Возьмите хоть Ниси-сум: неблагодарная дочь, а я все равно ее люблю. Должно быть, сострадание к недостойным — моя слабость.

— Видишь, с чем мне приходится мириться, Кицура-сум? Полагаю, мы получим от императора вознаграждение, если столкнем его нового наместника в Пруд Морских Коньков. Иначе он разорит провинцию Сэй, заполонив свой дворец «приблудными кошками».

— Нам придется испросить разрешения императора. — Кицура оглянулась на возвышение и посерьезнела. — Думаю, император попросит тебя сыграть для гостей, Ниси-сум. Он уже обратился с этой просьбой ко мне, и я не могла отказать. Надеюсь, ты не рассердишься — я предложила, чтобы мы с тобой исполнили дуэт.

— О нет! Я ведь не готовилась. Да и что мы будем играть?

— Сыграйте «Песнь зачарованного садовника», — предложил князь Сёнто.

— Опять вы с вашим «Зачарованным садовником», дядя. И когда вам только надоест слушать его!

— Разве совершенство может надоесть?

Нисима закатила глаза.

— Теперь нам предстоит лекция по философии эстетики. Беги, Кицура-сум, я постараюсь задержать его!

Смеясь, они прошли через сад к цепочке гостей. Удар гонга возвестил о начале часа кота. Приближались сумерки, и слуги начали зажигать разноцветные фонарики.

Князь Сёнто и Нисима несколько раз останавливались, чтобы приветствовать гостей и обменяться новостями. Один раз Нисима коснулась руки отчима и шепнула:

— Смотрите, это же госпожа Окара, художница.

Женщина стояла, окруженная свитой почитателей. Было видно, что они ловят каждое ее слово.

— Она почти не появляется в обществе! Я должна собраться с духом и подойти к ней.

— Могу познакомить. Госпожа Окара — мой давний друг.

— Не дразните меня понапрасну, дядя, я говорю серьезно. Она — самая выдающаяся художница века! Я восхищаюсь ее работами уже много лет.

— Я не шучу. Пойдем, ты изобразишь трепетание ресниц перед императором, а потом я представлю тебя твоей богине.

Вереница гостей едва продвигалась — каждый старался удержать внимание императора как можно дольше, демонстрируя тем самым степень расположения, которым они пользовались у Сына Неба. Все по очереди преклоняли колена на циновке перед возвышением и касались лбом земли. Император ни разу не встал и не поклонился в ответ, отмечая присутствие того или иного гостя лишь легким кивком.

Придворный объявил имена Сёнто и Нисимы. Низко поклонившись, они остались стоять на коленях.

— Князь Сёнто, княжна Нисима, своим визитом вы оказали мне честь, — приветствовал их Аканцу Второй.

— Мы счастливы принять ваше приглашение, мой император, — ответил Сёнто за обоих, как полагалось по этикету.

Император повернулся к Нисиме, как будто у него имелось к ней срочное дело, требующее неотложного рассмотрения.