Брат Посвященный - Рассел Шон. Страница 21

Осенняя луна уже уплыла далеко на запад, когда императорский прием начал близиться к завершению. На лужайке исполнили танец Пятисот Пар — порхание длинных рукавов кимоно создавало иллюзию струящейся в лунном свете воды. Свидания были назначены, интриги — выношены, предательства — задуманы, изысканные блюда и дорогие вины — съедены и выпиты. Для тех, кого император особо не выделял своим вниманием, вечер явно удался.

Княжна Нисима, однако, была очень расстроена. Ее не радовала даже арфа, которая когда-то принадлежала легендарной куртизанке Раньё, умиротворявшей своей игрой Безумного Императора.

— Я подвела вас, мой господин, — печально сказала она, когда сампан выплыл из дворцовых ворот. — Я попалась в ловушку императора, как темная крестьянка, и не оправдала вашего доверия.

Сёнто проворчал что-то невнятное — он не привык искать оправданий поражениям хоть собственных детей, хоть вассалов — и позволил Нисиме продолжить монолог, а сам едва слушал ее, пытаясь уловить какую-то тонкую ниточку в их разговоре с императором. Хорошая память помогла ему мысленно воспроизвести каждую фразу, в которой, как подсказывала ему интуиция, лежал ключ к разрешению трудности. Наконец он громко рассмеялся и хлопнул падчерицу по колену, отчего та даже подпрыгнула.

— Не вижу здесь ничего смешного, дядя! Я должна стать заложницей в столице, пока вы будете находиться на другом конце империи! — Девушка чуть не плакала.

— Ниси-сум, я скажу тебе это лишь раз, и если ты не поймешь меня сейчас, то не поймешь уже никогда. Все планы имеют слабые места — все без исключения! Хитрость состоит в том, чтобы найти лазейку прежде, чем ловушка захлопнется. В нашем случае ловушка еще открыта, а я нашел в ней изъян. — Он снова засмеялся, довольный собой. Сёнто, как и его отец, любил поучать. — Вот поэтому-то я всегда и побеждаю тебя в ги-и. Когда обстоятельства складываются против меня, я не стенаю и не рву на себе волосы. Помни: расставляя ловушку, недостаточно знать слабости противника, необходимо также тщательно изучить его сильные стороны. Мудрость наполовину — самая опасная глупость. Не горюй, Нисима-сум. Ты повела себя наилучшим образом и сделала все возможное.

Лицо девушки просветлело.

— А в чем изъян, дядя? Я его не вижу.

Сёнто отодвинул занавесь, чтобы посмотреть, где они находятся, что-то пробурчал и отказался раскрыть план, предоставив дочери самой разобраться в ситуации, решив, что это будет ей полезно. В его голове теснились тысячи мыслей — надо подготовиться к отъезду, встретиться с новым духовным наставником, собрать нужные сведения и распространить фальшивые… Тем не менее нечто вроде бы совсем незначительное не давало ему покоя. Прекрасная танцовщица императора преподнесла госпоже Окаре цветы с благодарностью за вдохновение, которое вызвали у сонсы работы художницы. Женщины обменялись лестными друг для друга комплиментами, а неподдельная застенчивость юной сонсы и ее заразительный смех очень скоро покорили Сёнто и его спутников. Она удивила Сёнто, попросив быть ее кавалером в танце Пятисот Пар. Грация, с которой она исполняла фигуры старинного танца, заворожила князя. Когда музыка смолкла и раздались аплодисменты, девушка наклонилась к его уху и прошептала: «Удачи вам в Сэй, господин наместник. Пусть сон ваш будет спокоен, варвары — не самая страшная опасность». Сонса удалилась, оставив после себя лишь едва уловимый аромат духов.

Зачем император заставил ее сказать эти слова? Не рассчитывал же он в самом деле вывести Сёнто из равновесия парочкой несложных отвлекающих маневров?

— Странно, не так ли? — произнес Сёнто вслух.

— Простите, мой господин? — не поняла Нисима.

— Странный молодой человек — Комавара, правда?

— Мне он показался вполне нормальным, дядя, и не очень опытным. Посоветуйте ему как можно скорее вернуться в свою провинцию. Здесь, в столице, он точно ягненок среди волков.

— Ниси-сум, я ведь тебе говорил, что не всегда верно судить о человеке по его внешнему виду.

— Сегодня я совершаю одну глупость за другой, дядя. Покорнейше прошу вашего прощения.

— Ты права, во внешних провинциях умению держаться в обществе и остроумию не придают такого большого значения, как в столице, но вопреки сложившемуся мнению это связано с тем, что жители отдаленных уголков гораздо лучше воспитаны.

— Дядя, вы романтизируете провинциалов, как плохой поэт, — возразила Нисима.

Сёнто фыркнул.

— Умение отпустить завуалированную колкость там никогда не будет возведено в ранг искусства, как это произошло здесь, по той простой причине, что в окраинных провинциях на оскорбления принято отвечать мечом. Мне всегда очень легко и приятно общаться с северянами. Чтобы наслаждаться обществом где-нибудь в Сэй, достаточно лишь следить за своим языком и держать правую руку свободной. С большой охотой предпочту такой образ жизни мышиной возне императорских придворных.

Да, решил Сёнто, Нисиме не помешало бы немного пожить вдали от столицы.

4

Небольшой личный сад Сёнто отличался красотой и необычностью. Его создатель, бывший духовный наставник князя, соединил все элементы сада в изысканное целое, которое одновременно отражало и единство, и многообразие его составляющих, сохраняя при этом тонкую гармонию. Сёнто сравнивал свой сад с ласкающей слух пьесой, где каждый голос украшает звучание остальных, а в основе лежит четкий ритмический рисунок. Сад Сёнто единодушно признавался произведением высокого искусства, и его копии можно было видеть в самых разных уголках империи. Главная трудность для нынешнего садовника заключалась в том, чтобы поддерживать изначальный замысел и в то же время давать саду расти, так как подавлять течение соков живого существа значило обречь его на медленную смерть.

Сёнто опустился на колени у журчащего ручья, впадавшего в маленький пруд, и, закатав рукав, опустил руку в прохладную воду. Пошарив на мелководье, нащупал то, что искал — большой камень, — и, стряхнув капли, вытащил его на солнце. На секунду задумавшись, он уложил камень на дно чуть выше по течению, так что теперь валун наполовину виднелся из воды и образовывал небольшие порожки. На несколько мгновений князь напряг слух, затем немного повернул камень и, вслушавшись снова, удовлетворенно кивнул.

Он встал и пошел обратно к дому, через каждые несколько шагов останавливаясь, чтобы прислушаться к результату своих действий. На низкой веранде снял сандалии, уселся на подушку и стал слушать шелест ветра в зарослях бамбука, жужжание насекомых и серебристое журчание ручейка.

— Сейчас лучше, — пробормотал он, кивнув головой.

С недавних пор ручей утратил чистоту звука, и в течение нескольких дней Сёнто проводил утро в саду, так и сяк пробуя восстановить ее, хотя упорство князя отнюдь не вызывало восторга у его садовника, считавшего, что подобными делами должны заниматься те, кого этому специально обучали.

День только что занялся, солнце еще не встало над стеной сада. После приема у императора Сёнто поспал всего несколько часов, но чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. События прошлого вечера еще были свежи в его памяти.

Из глубины дома почти беззвучно появились слуги и поставили перед князем низкий столик, на который водрузили закрытую плошку квадратной формы с нагретыми полотенцами и две тарелки: с очищенными и нарезанными фруктами и горячим пюре из злаков. На завтрак Сёнто также предложили чашу светлого меда, которую тот принял с рассеянным кивком. Он слушал свой сад. Слуги удалились — кроме одного, который встал на колени позади господина и замер в этой позе.

В сёдзи едва слышно постучали. Слуга чуть раздвинул створки и выглянул в щелочку. После того как пришедший что-то шепнул ему, он повернулся к хозяину.

— Прошу прощения, ваша светлость, — тихо сказал слуга. — Каму-сум хочет поговорить с вами немедленно и настаивает, что дело очень важное.

Сёнто жестом приказал впустить — посетителя. Он прекрасно знал, что Каму не стал бы его беспокоить по пустякам. Управляющий Сёнто служил еще его отцу. Он был стар, его волосы поседели, а лицо, изборожденное морщинами, напоминало темную грозовую тучу, но он обладал бесценными знаниями обо всем, что касалось империи, и, кроме того, отличался крайней добросовестностью, можно даже сказать, скрупулезностью. Он все еще выглядел энергичным и полным сил и давно научился обходиться без правой руки, которую потерял в бою.