Парадоксы Младшего Патриарха - Раткевич Элеонора Генриховна. Страница 81

– Это не я тревожусь, а ты, – улыбнулся я. Губы складывались в улыбку плохо, но я все же сумел их принудить. – Мне оно привычно – пешком, налегке и в одиночку.

– Ну, в одиночку… это еще не сказано, – ответил Кеану. – Взять с собой ты никого не можешь, это верно – а вот если какой случайный попутчик прибьется, нипочем не гони. Возьми с собой обязательно.

– Случайного попутчика? – удивился я. – Почему?

– А потому, – отрезал Кеану, – что в такой дороге, как твоя, случайных попутчиков не бывает. И случайностей – тоже.

* * *

Случайным спутником я обзавелся очень скоро. На четвертый день пути.

Шел я, как и велел мне Кеану, куда глаза глядят. Что ж, вроде и не впервой. Вроде и думать не над чем: шагай себе и шагай. А если все же вдуматься… странное это дело – идти бесцельно и в то же самое время знать, что странствие твое имеет цель, и ты непременно придешь к ней. Когда я уводил Лиаха подальше от школы, я шел не куда попало – но притом мог выбирать. А сейчас все дороги равны передо мной – но выбора у меня нет. Легко сказать – иди, куда глаза глядят… а куда они глядят? В первый день я сдуру бросал монетку у каждой дорожной развилки: направо мне идти или налево? Точно, что сдуру. Монетка ли надо мной посмеялась или я сам неведомо для себя – а только дороги мне выпадали широченные, утоптанные, торные. И без единого деревца на обочине. Жара, как назло, выдалась такая распроподлая – поставь я на голову котелок с водой да мясом, так пожалуй, к вечеру бы похлебкой лакомился. И как только монетка моя гадальная не расплавилась? Хотя… как знать – может она того и добивалась? Расплавиться, просочиться меж пальцами, утечь в дорожную пыль… ну не держатся у меня в руках деньги, князь я там или кто. Характер у меня для деньговладельца неподходящий. Мозги по другому устроены. Впрочем, к вечеру первого дня я всерьез опасался, что мозгов у меня и вовсе никаких не осталось. Все как есть на пот изошли. Снаружи все ярким солнцем залито – а в голове темным-темно, гулко, пусто. И жарко. Не сразу и разберешь, что жарче: черная сушь в голове – или отвесное сияние над головой. Жарко, жарко – словно и не воздух вдыхаешь, а куски обжигающего солнечного света, торопясь, откусываешь. Еще кусок, и еще, и еще один – так горячо, что во рту не удержать… но ведь есть же где-то за этой огненной стеной воздух, непременно есть… вот и откусываешь знойное марево – еще и еще – в дикой безумной надежде: ну еще раз и другой, и тебе удастся прогрызть незримую палящую тюрьму насквозь – наконец-то… наконец… и в горло изодранное зноем, хлынет живительная прохлада настоящего воздуха. Жара давила, душила, обступала со всех сторон, и я задыхался, погребенный в ней заживо, но все же шел. Дурак. Сам не пойму – неужели я решил явиться к Оршану зажаренный живьем?

Под вечер я все-таки добрел до леса, а в лесу отыскал озерко. Нет, хорошо все-таки, что меня ни одна лошадь не свезет. Хотел бы я посмотреть на ту лошадь, что способна выдержать подобный путь. Такого ни одна скотина не выдержит. Сдохнет. А я, выходит, скотина живучая, раз не сдох. Вот только ни одна тварь так над собой измываться не станет. Ну и ладно. Ну и не буду. Что же я – глупей лошади, что ли?

Да, но как же все-таки выбирать дорогу?

Поостыв за ночь, я начал малость соображать. Монетку кидать больше не стану – хватит, накидался. Пойду и впрямь куда глаза глядят. А глядеть они у меня будут куда мне нравится. Вон на ту тенистую рощу, например – очень она мне в такой жаркий день нравится. А вон та извилистая речушка, от которой так и веет прохладой, нравится мне еще больше. И крохотный городок, сплошь возведенный из забавных домиков, чьи широкие кровли почти вплотную смыкаются над узенькими улочками, ну так мне нравится. И колодец придорожный, выкопанный невесть когда, невесть каким доброхотом для мимохожих путников. И деревушка, где улыбчивые девушки всегда рады дать незнакомому страннику напиться вдоволь из своих расписных глиняных кувшинов, а то и угостить свежей лепешкой… жаль, что до вечера еще далеко – вот бы где остановиться на ночлег! Очень мне девушки понравились… ну, и деревушка тоже… а вот городок… как он там назывался – Деналь? Динналь? Не важно. Не понравился он мне. Другое дело – трактир на самой его окраине. Городок я решил миновать, а в трактир заглянуть.

Замечательный был трактир. Добротный, приземистый, весь какой-то пузатенький. Дверь его была распахнута настежь – словно обжора, наевшись от пуза, распахнул свой кафтан, изнемогая от сытости, чтобы ловчей было томно вздохнуть. Самый вид трактира навевал мысль о сытной еде – так неужто в таком толстопузом заведении кормят худо?

Кормили в трактире просто отменно. Вот где можно было и отдохнуть, пока в прохладной полутьме обсыхает дорожный пот. Посидеть, потягивая прохладное разбавленное вино в ожидании той почти неуловимой доли минуты, когда из приоткрывшейся и разом захлопнувшейся дверки жарко дохнет вовнутрь трапезной кухонная печь, и на столе объявятся миска с ломтем мяса, щедро сдобренного густой подливкой. Да и запасы дорожные обновить пора – так отчего не здесь?

В трактире я просидел довольно долго. И поел сытно, и жажду утолил, и в дорогу еды прикупил. Нечасто мне доводилось посидеть вот так – бездельно, бездумно. С непривычки я даже не сразу уразумел: что я здесь делаю, если я ничего не делаю? Жду чего-то, что ли? Но – чего?

Неприятностей, наверное.

Вот не засиделся бы я в трактире, а встал бы сразу, едва дожевав жаркое, да и ушел – ничего бы не случилось. Не умею я уйти вовремя. Если где какая заварушка должна произойти, я непременно обязан ее дождаться. Вот и теперь я сидел-рассиживался, болтал с обжорой-торговцем о ценах на мачтовый лес – да на кой он мне сдался, я ж не капитан, не судовладелец, мне мачту и воткнуть-то некуда! Но нет, я сидел, как привязанный, слушал, поддакивал.

Вот и дождался.

А все из-за лесоторговца, чтоб его мачтой по лысине!

Он ведь не один в трактир этот заявился, а с целой сворой мальчишек на побегушках. Потому что не лес он мачтовый с собой вез, а сумки с бумагами да расписками на этот самый лес. Лес по суше не возят, его рекой сплавляют. И плотогоны все больше народ плечистый, крепкий – над сплавщиками не поиздеваешься. С ними держаться следует степенно, уважительно – не то любой из них только крякнет возмущенно, а из тебя уж и дух вон. А кто виноват, что работодатель хлипкий попался? Нет, плотогонов нипочем нельзя оставить изнывать по жаре за дверью трактира, покуда господин хозяин изволят вином надуваться. А мальчишек на побегушках очень даже можно. Их для того и держат, чтобы за дверью оставлять. Столько побегушек, сколько нужно, чтобы все эти парни при деле состояли, а не только зуботычины хозяйские получали, во всем свете нет. А мальчишки – есть, и их куда больше, чем предназначенных для них побегушек.

Этих мальчишек, во всяком разе, только для того и держали, чтобы оставлять за дверью, преисполнясь оттого сознанием своей важности. Дескать, это не я – это меня ждут за дверью впроголодь. Ждут – и будут ждать. А куда они денутся?

Деваться им было и впрямь некуда. Отойти хотя бы за полквартала – туда, где бойко зазывают покупателей уличные торговцы пирожками? И думать забудь! Ты отойдешь, а хозяин как раз тебя и окликнет – а не то так и самолично выйти изволит. Да за такое дело не пирожками, а плюхами накормит досыта! Нет уж, стой, гляди голодными глазами на торговцев жареным-пареным – а отойти не смей! А сколько ненависти вызывает любой, кто проходит мимо – кто вправе пройти мимо, вправе приходить и уходить по своей воле… этого словами не передать! Особенно, если сверстник или почти сверстник. Такой же – но свободный. Пусть даже и голодный – но свободный.

Этот тощий парнишка был обречен. Если бы только он свернул в другой переулок… если бы только… но он не свернул.

Такие зверские драки обычно вспыхивают из-за пустяка, буквально из ничего. Даже впоследствии я так и не узнал, какой была первая оскорбительная фраза, кто ее сказал и кто не остался в долгу. Этого никто никогда не помнит. Как не помнит, в какой именно момент слов становится недостаточно, и даже оплеух недостаточно – а вот удар кулаком в лицо, в рожу эту поганую, и чтобы прямо по сопатке… а пусть не сопит тут, гад вонючий… ах, тебе еще и мало?!