Рукоять меча - Раткевич Элеонора Генриховна. Страница 31

Опасения Кэссина оказались напрасными. Кэйри не прогнал его. Он был настолько увлечен беседой, что едва ли заметил, как Кэссин вошел в допросную и тихонько притворил дверь за собой.

– И на что вы тратите такую силу? – мягко увещевал Кенета Гобэй. – На каких-то дровосеков, на коров, не способных отелиться, на грядки огородные… разве это стоит вашего могущества?

Голос его звучал на удивление сердечно. Кэссин никогда не слышал, чтобы его кэйри так говорил… и все его существо затрепетало, раскрываясь навстречу этому задушевному голосу. Но Кенет почему-то не понимал, какая редкая честь выпала на его долю. На устах его мерцала непонятная усмешка. Не будь Кэссин так охвачен радостью, он бы непременно разозлился на глупого целителя.

– Магия, друг мой, – это великое искусство, – продолжал между тем Гобэй. – И вы это понимаете. Если бы не понимали, то задали бы вопрос: «А зачем же тогда нужна магия?»

«Он все-таки заметил меня, – понял Кэссин. – И говорит это не только и не столько для Кенета, сколько для меня». Гобэй нечасто снисходил до того, чтобы давать своему ученику такие пространные уроки. Кэссин вновь преисполнился радостью. Теперь-то уж точно все будет хорошо. Уж теперь Кенет наверняка все поймет… не сможет не понять… и согласится с кэйри… и ему не надо будет разрываться между преданностью кэйри и симпатией к этому очень странному молодому магу… и все станет на свои места… потому что Кенет покорится, и они с кэйри будут заодно… и тогда Кэссин попросит разрешения привести к Кенету Покойника…

– Но хоть вы меня не спросили, я вам отвечу, – улыбнулся Гобэй. – Зачем нужна магия? Да для самой себя! Вы просто не умеете распорядиться своей силой. Поймите же, магу не пристало лечить от поноса деревенских мальчишек, которым вздумалось наесться зеленых слив. Лечить их от поноса должен лекарь, а вывозить его последствия – золотарь.

И тут, к изумлению и гневу Кэссина, Кенет внезапно расхохотался.

– О-ох, – простонал он, утирая слезы смеха связанными руками. – Не надо больше. На меня это не действует. Понимаете, я ведь все это уже слышал.

Слышал? Где, когда, от кого? На лице Гобэя появилась слабая тень изумления. Появилась – и пропала. Пусть на мгновение, но кэйри утратил хладнокровие. Кэссин даже пошатнулся от изумления. Он хотел схватиться за край стола, чтобы восстановить утраченное равновесие, но вовремя заметил, что края стола больше нет. Очевидно, Кенет во время разговора прислонился к нему – и его не стало.

– Удивительно все-таки, до чего у вас бедная фантазия, – хмыкнул Кенет. – То же самое и почти в тех же словах… неужели нельзя придумать что-нибудь другое?

– Разве мы с вами об этом говорили? – Гобэй вновь полностью овладел собой. – Я не припоминаю, чтобы мы с вами виделись раньше…

– Вы и не можете помнить, – отрезал Кенет. – Но я вас прошу: не надо тратить на меня сил. Вам меня не уговорить. Вы хотите заполучить то, чего не понимаете… чем даже распорядиться не сможете.

– Вы так уверены? – с изысканной вежливостью поинтересовался Гобэй. – Сельский маг, с помощью вселенского могущества только и способный, что лечить лысых маразматиков от ревматизма, так уверен, что я не мог бы распорядиться этой силой более умно?

– Уверен, – тихо и твердо ответил Кенет. – Вы ведь не понимаете, что дает мне силу. И почему я так безнадежно слаб в вашей темнице. Дело ведь не в том, что это не мое место средоточия, а ваше.

– А в чем же? – мягко спросил Гобэй. – Попытайтесь объяснить мне. Может быть, я и пойму.

Да как он смеет, этот пленный придурок! Он попросту недостоин того терпения, которое проявляет Гобэй.

– Не поймете. – И откуда у Кенета столько упрямства? – Вы ведь даже не поняли, что моя собственная сила не так уж и велика. И не поняли, откуда я ее черпаю… а должны были понять. Вы ведь все мои разговоры с Кэссином подслушивали… это даже не считая того, о чем он вам доносил.

Кэссину внезапно сделалось жарко.

– Из того, что я ему говорил, вы вполне могли догадаться… если бы могли. Но вы не можете. А ведь неглупый человек.

– Премного благодарен. – Гобэй отвесил Кенету иронический поклон.

– Не за что, – сухо ответил Кенет. – Вы ничего не поняли. При всем своем уме. Вы не поняли, что я слаб здесь только оттого, что моя сила – настоящая. Кстати, как и мой перстень. Даже странно, что он вам так понравился, что вы мечтаете его заполучить.

– Что же тут странного? – Гобэй приподнял бровь, дабы выразить удивление, но во взгляде его удивления не было. Он оставался прежним, внимательным и настороженным.

– Для любителя поддельных камней это более чем странно. Вы ведь носите поддельный камень в перстне.

– Ах, вы об этом, – добродушно протянул Гобэй и поднял правую руку, любуясь своим перстнем. – Но он ведь лучше настоящего. Разве вы видели когда-нибудь изумруд таких размеров? Крупные изумруды всегда трещиноватые – а этот безупречен.

– Во всем, кроме одного, – возразил Кенет. – Он не настоящий. Вы ведь долго пытались заставить его работать, как и положено талисману, верно?

И вновь еле заметное облачко набежало на лицо Гобэя.

– А теперь вам мой рубин понадобился… зачем? Вы ничего не сможете с ним сделать. Ничего, – повторил Кенет. – Настоящий маг, может быть, и мог бы… но вы ведь не маг.

Кэссину стало дурно, даже в глазах потемнело. Он внезапно понял с пугающей отчетливостью, что не только кэйри Гобэй говорил в расчете на него. Кенет тоже говорит сейчас не с Гобэем. Он говорит с ним, Кэссином. Он говорит для него… зачем?

– А кто же я, по-вашему? – В голосе кэйри зазвучали опасные нотки. Если бы Кэссин ухитрился вызвать подобную бурю гнева, он бежал бы сломя голову, не разбирая дороги, он бы… в любом случае он бы догадался заткнуться и помолчать.

Кэссин вознес жаркую мольбу непонятно кому – пусть Кенет замолчит, пусть он перестанет, и так уже он наговорил достаточно, чтобы участи его осужденный на казнь преступник и тот не позавидовал.

– А вас это интересует? – Нет, проклятый пленник заткнуться не догадался! – Я могу сказать, хоть вас это и не обрадует. Вы не маг. Будь вы магом, вы бы магией и занимались, а не морочили голову доверчивым простофилям. Конечно, кое-какая сила есть и у вас… да и той вы не сумели распорядиться.

Гобэй не прерывал пленника. Он словно к полу прирос, да так и стоял, судорожно хватая ртом воздух. Возможно, если бы пленник насмехался… но в голосе Кенета звучала усталая печаль, и она запрещала кому-нибудь еще произнести хоть слово.

– Вместо того чтобы магии учиться, вы учились тому, как ловчее обманывать других. – Лицо Кенета было бледным, губы его двигались медленно, словно нехотя. – А обманули в первую очередь самого себя. Но это не ваша вина.

Кэссин с такой силой сжал кулаки, чтоб не вскрикнуть, что его ногти вонзились ему в ладони. Неужели он не понимает? Нет, не понимает. И сейчас он снова произнесет те самые слова…

– Это я во всем виноват, – твердо выговорил Кенет. – Я оставил вас без присмотра. Это по моей вине вы стали лжецом и предателем.

Кэссину показалось, что самый воздух в камере загустел и сделался вязким, как смола. Кэссин знал, что сейчас произойдет. И не ошибся в своем предчувствии.

Кэссин не заметил, как его кэйри выхватил плеть, и тем более не успел заметить, как она молниеносно взметнулась в воздух. И почти одновременно навстречу ей метнулось что-то и скользнуло мимо. Кенет не старался отвести плеть, обвившуюся вокруг его плеч. Он нанес встречный удар – сомкнутыми руками в лицо. Кэйри Гобэй сам велел связать пленнику руки не за спиной, а впереди, и теперь его приказ обратился против него: пленник нанес короткий резкий удар без замаха – и едва не вколотил кэйри нос внутрь черепа. Тот еле успел увернуться, и основная мощь удара прошла по касательной. Все же из левой ноздри обильно закапала кровь, а на левой скуле появилась громадная ссадина. Гобэй злобно вскрикнул и отшатнулся. Кэссин рванулся на помощь, но кэйри справился и без него. Хотя и не без труда, он отшвырнул пленника, стер кровь с лица, гневно бормоча вполголоса разнообразные проклятия, и вновь поднял плеть. На сей раз Кенет почему-то не попытался ни атаковать, ни даже увернуться.