Таэ эккейр! - Раткевич Элеонора Генриховна. Страница 39

– И это ты называешь умом? – вскинул брови Эннеари. – Ну-ну. И что же ты, позволь спросить, надумал?

– Не исцелять мертвеца, – повторил на всякий случай Лерметт, – а просто чары на него наложить. Такие… которые от тления предохраняют. Вроде как на дорожный съестной припас, чтобы не портился.

– Эльфы не питаются дохлыми магами, – чопорно сообщил Эннеари.

В ответ Лерметт не сказал ни слова – просто воззрился с нехорошей задумчивостью во взоре… почти с такой же, какая наполняла взгляд самого Эннеари пару мгновений назад.

– У нас нет никаких чар для сохранения еды, – торопливо промолвил эльф. – Нам они, по правде говоря, ни к чему. Плоды ли собирать, охотиться… ни один эльф никогда без еды не останется. И мы можем не есть подолгу. Нет, вот если у кого таких заклятий полным-полно, так это у гномов. Они в своих подземных шахтах неделями торчат – не крыс же им там ловить, в самом деле.

– А ведь и верно! – просиял принц. – О гномах я с досады и позабыл. А заклинаний этих… да. Жаль, что маг из меня, как из облака кольчуга. Ну, да на это у нас ты есть.

– Кто – я? – ужаснулся Эннеари.

В памяти его возникла сияющая борода наставника Илмеррана. Сегодня, в глубине воспоминаний – Эннеари готов был в том поклясться – она сияла особенно укоризненно. Если тот Илмерран, что обучал Лерметта, чаще всего пользовался словом «налаион», то Илмерран, обучавший эльфийского мальчишку, был исключительно щедр на определение «ланнеан». Лентяй .

– Я… – Эннеари опустил голову. – Я их не помню.

– Не страшно, – утешил его Лерметт. – Я помню. Вдвоем управимся.

Эннеари уставился на Лерметта с неподдельным интересом.

– Послушай, – произнес эльф, – а есть что-нибудь такое, чего ты не помнишь?

– Отчего же, – усмехнулся принц, – изволь. Например, я не помню, чтобы во всю мою жизнь хоть кому-нибудь удавалось так быстро и надежно выводить меня из себя. Только Илмеррану – но он гном, он не в счет.

– Взаимно, – ухмыльнулся эльф. – Давай, вспоминай свои заклятия.

– Да там и вспоминать нечего, – пожал плечами Лерметт. – Хоть сейчас. Меня другое смущает…

– Например? – нетерпеливо осведомился Эннеари. Он был полон желания поскорей прочесть заклятия – любые, которые подскажет ему Лерметт – и покончить с мертвым вывертнем раз и навсегда. Мало ему, мерзавцу, что он один уже раз убит! Он и мертвый ухитряется напакостить.

– Видишь ли, – пустился в разъяснения Лерметт, – у гномов на всякое «апчхи» свое «будь здоров» имеется. А уж когда речь заходит о магии… одним словом, нет у них единого заклятия на сохранение еды. И даже на сохранение мяса. Мясо, оно ведь разное бывает. Ну, и заклинания, соответственно, тоже разные. Вот я и думаю – этот вывертень, он кто – говядина или все-таки свинина?

Со стороны троих юных беглецов послышалось сдавленное хихиканье, но Эннеари его даже не услышал.

– Да ну тебя! – судорожно сглотнул Эннеари. – Скажешь тоже… не иначе, на тебя общение с гномами дурно действует. Одним словом, вали все заклинания для сохранности еды, какие только помнишь, там разберемся.

– Те, которые препятствуют прокисанию компота – тоже? – с подозрительной кротостью осведомился Лерметт.

Эннеари хотел было рявкнуть на него, но раздумал.

– Тоже, – благостно улыбнулся эльф. – Я хочу быть уверен, что этот мерзавец не только не протухнет, но и не прокиснет.

– Тебе виднее, – пожал плечами принц. – В смысле, это ведь тебе колдовать, не мне. Ладно, начали – шент асс виуту…

Сообразив, в какую ловушку он только что сам себя загнал, Эннеари только и смог, что застонать. А если учесть, что «шент», оказывается, «асс виуту», а вовсе не «ассу витау», как ему до сих пор казалось…

На заклятия ушло не меньше часа. Под конец взмокший от усталости Эннеари и вправду прочел компотные чары – на всякий случай. Зато теперь путники могли быть уверены в мертвом маге полностью. Новых неприятностей от него уже не последует.

Глава 23

Лерметт полагал, что ехать придется до темноты. Однако он ошибся – когда воздух чуть только полиловел, Эннеари остановил коня, не дожидаясь прихода настоящих сумерек.

– Здесь и заночуем, – объявил он.

– Здесь так здесь, – согласился и Лерметт. – Место подходящее. Вон и ручеек какой славный – и сами напьемся вволю, и коней напоим.

Лагерь для ночной стоянки эльфы обустраивали добротно и необычайно быстро. Лерметт сунулся было им помочь, но Аркье, Ниест и Лэккеан воззрились на него не то испуганно, не то возмущенно – будто он сказал нечто такое, чего ему говорить ну никак не полагается. Нечто неуместное. Лерметт только плечами пожал. Хорошо бы еще понять, что же он такого неуместного сморозил. Будь на месте троицы эльфов люди, принц мигом бы разобрался, что означает этот возмущенный испуг: поступил ли Лерметт как золотарь, попросивший разрешения надеть корону – или же как король, попросивший разрешения вычистить выгребную яму. Это ведь только кажется, что разницы нет – на самом деле она есть, и громадная. В первом случае Лерметту следует незамедлительно просить прощения и уверять, что его не так поняли – а во втором держатся нагло и настаивать на своем. Нет, вот окажись перед ним люди, Лерметт живо бы уяснил себе, что же он сказал на самом деле. Он ведь не кто-нибудь, а принц. А таких принцев, чтобы совсем уж не умели читать по человеческим лицам, просто не бывает. То есть, конечно, бывают – но живут они, как правило, очень недолго. Конечно, Лерметта учили разбираться в людях – а как же иначе? Но вот разбираться в эльфах его никто не учил! А зря. По крайности, он бы знал, что ему теперь делать – то ли невозмутимо распрягать Мышку, то ли отскочить от нее с таким видом, будто дотронулся до упряжи ну совершенно случайно. Может, спросить у Арьена потихоньку? Неужто он не выведет друга из замешательства?

– Отдыхай, – ухмыльнулся Эннеари во весь рот, верно истолковав растерянный взгляд Лерметта. – Тебе сегодня и без того хлопот хватило. Отдыхай. Красивые мальчики сами управятся. – И, стерев с лица улыбку, обернулся к эльфам и произнес резко и повелительно. – Аркье! Лэн хеалл-и-лэн-ни!

Аркье чуть приметно вздрогнул и метнулся к телеге. Ну еще бы. Когда поторапливаться велят в таком тоне, поневоле стрелой полетишь.

– А вы чего ждете? – поинтересовался Арьен, кротко глядя в никуда и покручивая в пальцах длинную узкую былинку.

Лерметт от усилия сдержать смех едва не поперхнулся. Вот, значит, почему беглая троица с таким испугом отвергла его помощь. Красивые мальчики сами справятся . Вот, значит, откуда ветер дует. Впрочем, он весь день дул именно отсюда. Лерметту привычно было идти или ехать бок о бок с Эннеари, коротая время в неспешной беседе – они и сегодня провели день в дружеском разговоре. А вот найденыши с кровавой поляны – дело другое. С той минуты, как Эннеари, завидев их, робко ожидающих возле Пузатого Пьянчуги, коротким кивком приказал бедолагам пристроиться позади телеги и следовать за нею, он и словом со своими соплеменниками не перемолвился – ни по-эльфийски, ни на одном из человеческих языков. Будто кроме него с Лерметтом, тут и нет никого. А если вдуматься, то никогда и не было. Даже сейчас, во время обустройства привала, он если и отступил от прежней своей манеры, то ненамного. Усталый Лерметт не сразу и заметил – а между тем Эннеари с ослушными эльфами был холоден, сух, в разговоре краток и предельно сдержан… хотя сдержанный Арьен – зрелище само по себе навряд ли вообразимое. До сих пор Лерметт его во всяких видах повидал – но только не в этом. В глубине души Лерметт предполагал, что Арьену и слово-то такое незнакомо – сдержанность. Особенно подобного пошиба. Всегда открыто сердечный или открыто язвительный, Эннеари сейчас выказывал себя с какой-то неожиданной стороны. Он вел себя в высшей степени странно – а главное, странность эта неуловимо напоминала Лерметту нечто очень и очень знакомое, привычное… даже, можно сказать, повседневное. Сухая вежливость, не дозволяющая жертве этой самой вежливости приблизиться достаточно, чтобы можно было хотя бы рот раскрыть в попытке оправдаться… весь вечер Лерметт голову ломал, пытаясь догадаться, что же подобная манера ему напоминает. И лишь теперь, услышав негромкое и властное “лэн хеалл-и-лэн-ни”, сообразил, на кого похож Эннеари в этом загадочном настроении – да на него самого! В этой сдержанности нет ни малейшего призвука злости, ни даже неодобрения – но тем яснее она без лишних слов говорит: “Их высочество гневаться изволит”. Так себя держат не с провинившимися друзьями, а с опальными подданными. Король не вправе давать волю своему гневу – но тем тяжелее этот гнев ложится на плечи его виновников. Лерметту было показалось, что Арьен обходится с беглой троицей отчужденно и надменно… э, нет, никакая это не надменность. Царственное неодобрение – вот что это такое.