Время серебра - Раткевич Элеонора Генриховна. Страница 23

Вечность ждет. Лето. Лоумпиан — Грэмтирский лес

Обычно, желая проявить вежливость по отношению к собеседнику, с ним разговаривают стоя. Но только не в том случае, если твой собеседник — гном. Пусть и бывший, пусть и носит он теперь не прежнее свое имя Шварцштайн Винтерхальтер, пусть и зовется он теперь вполне человеческим именем сэр Хьюго Одделл — так ведь имя росту не прибавляет, верно?

Лорд-канцлер Роберт де Бофорт, человек не только вежливый, но и тактичный, не стал вставать навстречу своему собеседнику. А сэр Одделл и не подумал присесть, хотя и устал с дороги. Невзирая на малый свой рост, бывший гномий лазутчик Шарц, а ныне рыцарь и лучший врач Олбарии сэр Хьюго нависал над сидящим Робертом, воинственно выставив вперед гладко выбритый подбородок, словно осадный таран.

— Я не понимаю! — бушевал сэр Хью. — Я решительно не понимаю, почему вы не послали за мной сразу же! Почему только на третий день!

— Первые два дня мы полагали, что это обычная простуда, — тихо вымолвил лорд-канцлер.

— Что? — Одделл аж задохнулся от возмущения. — Вы хотите сказать, что этот ваш придворный коновал не сумел отличить от простуды воспаление легких?!

Роберт молча склонил голову. Ничего подобного он не хотел сказать. Он и вовсе не хотел говорить. Как же это похоже на Бет — скрывать свои страдания и держаться до последнего без единой жалобы… до последнего, до крайнего предела, за которым остается только рухнуть замертво. Точно так, как сорок… да, сорок уже лет тому назад она таила свою тревогу за Джея, не выдав снедавшего ее беспокойства ни словом, ни вздохом, и рухнула в беспамятство при вести о его гибели… тогда сама судьба привела Джеральда в замок Эйнсли, а теперь и Джеральд не поможет, не прогонит смерть из-за плеча Бет… дважды такое не удается. Что бы Роберту с Джеральдом было сразу прислушаться не к придворному врачу, а к голосу собственной тревоги — они-то знают, что такое Бет! Другое дело — господин лекарь, привычный врачевать мнительных придворных дам, готовых при малейшем намеке на кашель призвать священника для предсмертной исповеди. А Бет шутила, смеялась, сама же и подбадривала встревоженных мужа и брата — ну как было повелителю клистиров и владыке пилюль поверить, что Ее Величество не просто слегка простужена, а опасно больна. Лекарь сдался лишь на третий день, когда признаки были уже слишком очевидны… почему, ну почему Роберт поверил ему, а не себе и не Джеральду? Почему не послал за Одделлом сразу же?

— Ваша светлость. — Убийственно проницательные гляделки гнома воззрились на Роберта с явным сочувствием. — Я сделаю все, что могу… и все, чего не могу. Но я врач, а не волшебник.

Этот разговор состоялся вчера утром, и за минувший день Роберту несколько раз помстилось, что Шарц солгал, что он все-таки волшебник… что ж, может, и так, но время чудес было упущено непоправимо. Уже сегодня утром это стало очевидно с не оставляющей места для сомнений ясностью. Бет уже не узнавала никого — ни фрейлин, ни брата, ни сыновей, ни даже Джеральда, сидящего возле ее постели, как и все эти дни. Лицо ее заострилось; черты его сделались почти чужими, неузнаваемыми в рамке из коротко остриженных волос. Длинные волосы Бет обрезали в первые же дни болезни — так было легче прикладывать лед к ее пылающей голове. Спутанные короткие пряди делали Бет похожей на мальчика-оруженосца, на которого злой волшебник набросил чары старости… да, им и была Бет все эти годы — оруженосцем. Сорок лет Джеральд был верным рыцарем Олбарии — но любому рыцарю нужен кто-то, кто позаботится о его доспехах.

Джеральд поднял взгляд на Одделла, и гном угрюмо кивнул. Роберту был очень хорошо знаком этот взгляд — так смотрит рыцарь на полевого хирурга, когда верный оруженосец, которому еще жить бы и жить, лежит на земле, словно сломанная хворостина, и сделать уже ничего нельзя, и ты сжимаешь в руке меч — трижды бесполезный, потому что он не может отвоевать для уходящего еще хотя бы день жизни.

— Уже скоро, — одними губами произнес гном когда пальцы Бет начали шарить по одеялу, и Берт положил Джеральду руку на плечо. Тот даже не обернулся.

— Джеральд! — вскрикнула внезапно Бет тихо и отчаянно. — Джеральд!

Ее рука чуть приподнялась вверх — на большее сил у нее недоставало.

— Я здесь, — отозвался король. — Не бойся.

Его рука крепко обхватила ее исхудавшие пальцы.

По лицу его разлилась мгновенная бледность. Хью Одделл свистящим шепотом выплюнул какую-то непотребную гномью ругань и шаровой молнией метнулся… нет, не к Бет — к замершему бездвижно Джеральду. Врач с треском рванул на нем воротник, располовинив рубашку мало не до пояса, и прижал свои сильные пальцы к его шее… чуть сдвинул, прижал покрепче… эти пальцы так требовательно искали и не могли найти то, чего не было, — признак жизни…

— Джеральд! — вскрикнула внезапно Бет тихо и отчаянно. — Джеральд!

— Я здесь! — откликнулся он, и его рука крепко сжала ее пальцы. — Не бойся.

Бет почти не видела Джеральда в обступившем ее со всех сторон тумане, но голос она узнала.

— Не бойся, — повторил Джеральд, и туман словно бы поредел слегка. — Ничего, продержимся.

Да нет, не словно бы, а и вправду поредел! Теперь Бет уже почти различала черты Джеральда, хоть и полускрытые еще влажной серой пеленой. Туман отступал, таял, а вместе с ним таял и страх. Серые пряди еще вились вкруг шеи, еще ластились к лицу, но это уже не имело никакого значения.

— Где мы? — тихо спросила Бет, пытаясь оглядеться по сторонам.

Джеральд ответил не сразу. Он тоже не столько видел Бет, сколько слышал, а дороги не видел и вовсе — но он был не вправе выказывать страх.

— Сейчас узнаем, — произнес Джеральд. — Ты только руку мою не отпускай.

— Теперь уже можно и отпустить, — послышался ясный голос, и от его звука туман разом отхлынул к ногам.

По щиколотку в тумане перед ними стоял Эдмонд Доаделлин — такой, каким Джеральд видел его единственный раз сорок лет тому назад… такой — и все же неуловимо иной. Отчего-то Джеральду это показалось не только не пугающим, но и не странным, а естественным, почти обычным — настолько, что и вопрос с его уст слетел самый что ни на есть обычный для человека, заплутавшего в незнакомых местах.

— Где мы? — повторил Джеральд вслед за Бет.

— Здесь, — улыбнулся Эдмонд. — Джеральд Олбарийский, ты с своей королевой отдал себя этой земле — неужто ты мог подумать, что Олбария от тебя откажется?

— Мы… умерли? — тихо спросил Джеральд.

— Не больше, чем я. — Эдмонд слегка склонил темноволосую голову. — Пожалуй, даже меньше. Со мной это случилось дважды.

— Это было… трудно? — очень тихо молвила Бет.

— Не тяжелее, чем в первый раз, моя леди, — ответил Эдмонд. — А дорогу найти даже и легче.

— Дорогу? — взгляд Бет скользнул вдоль туманной пелены, застилавшей землю.

— А вы ее не видите, — пояснил Эдмонд. — Вам еще туман глаза застит.

— Но туман только по земле стелется, — возразил Джеральд.

— Это вам только кажется, — очень серьезно молвил Эдмонд. — Его надо смыть. Ручей у самых ваших ног — наклонитесь и зачерпните.

Вода в незримом ручье оказалась обжигающе холодной, почти ледяной — но этот холод прояснял сознание, отрезвлял мысли. Джеральд и Бет, не колеблясь, опустились на колени и зачерпнули полные пригоршни.

Эдмонд на миг закрыл глаза. Пусть не он, а эти двое первыми увидят, что дорожная пыль старости смыта напрочь, что она сошла с них совершенно.

Когда плеск воды смолк и сменился потрясенным выдохом, Эдмонд открыл глаза.

Серебро прожитых лет, смытое навсегда, растворилось в уходящем тумане. Длинные темные волосы тяжелой волной хлынули на плечи Бет. Непокорные пряди Джеральда, как и прежде, полыхали яростным золотом.

Время серебра окончилось — осталось только ручей перешагнуть. Потому что там, за ручьем…

— Идем, — позвал Эдмонд. — Пора. Вас ждут.