Боевая форма - Раули Кристофер. Страница 21
Прамод поднял голову. По щекам его бежали слезы. Панди была потрясена. Ей не раз случалось видеть отца расстроенным, но никогда еще она не заставала его в слезах.
– Компьютер вышел из строя, о жестокая дочь! Корабль поврежден, и его уже не исправить. Мы потеряли девяносто три процента файлов. Все центральные модули интеллекта корабля утрачены безвозвратно Их нет!
– Не может быть! .
– Я сам не понимаю, что происходит. На модуле не зафиксировано ни одного случая какой-либо деятельности механического характера. Как же тогда мог выйти из строя наш компьютер?
Панди не хотелось думать об этом, по крайней мере пока.
– Но мы ведь сможем вернуться на Саскэтч, скажи, отец?
Прамод повернул к дочери лицо, потемневшее от неприкрытой злобы, почти ненависти:
– Да, мы сможем вернуться. Мы сможем сами рассчитать орбиту для возвращения на Саскэтч. У нас еще, к примеру, остается вспомогательный аварийный компьютер. Но дело вовсе не в этом, хотя, конечно, такая глупая и эгоистичная особа, как ты, никогда не постигнет истину. Утратив интеллект корабля, мы не сможем поддерживать программу продления жизни. Информация о ней хранилась в памяти главного компьютера корабля, и вот теперь все потеряно безвозвратно: история нашего здоровья и болезней, все детали, касающиеся нашего организма, которые накапливались в течение всей нашей жизни. Конечно же, многие из этих данных были в свое время скопированы, и если бы я снова мог загрузить информацию в корабельный компьютер, все было бы вновь в порядке, но, увы! Все пути ввода информации блокированы – как только компьютер получает новый файл, он разбивает его вдребезги! А вспомогательный компьютер слишком мал и чертовски медлителен, чтобы следить за программой продления жизни. – И Прамод разрыдался. – Мы состаримся! Панди, о Панди, мы состаримся!
Панди понимала, что это значит.
Отец жил уже не первое столетие, и поэтому без постоянного контроля и регулярных микродоз дюжины омолаживающих и иммунных препаратов Прамод и Тилли за каждый год полета будут стариться на дюжину лет, особенно в условиях постоянного стресса. А если вдруг у них разовьется старческий рак, то смертельный исход почти неизбежен. Стараясь успокоить отца, Панди невнятно пробормотала:
– Но ведь мы долетим до Саскэтча меньше чем за три месяца.
Прамод махнул рукой:
– Да знаю я. Но мы можем потерять наше судно, а ускорение, скорее всего, поломает наши старые хрупкие кости. Тебе ведь известно, что первая проблема, с которой мы столкнемся, это регулирование содержания кальция.
Панди посмотрела на отца едва ли не с отвращением.
– Поэтому нам нельзя слишком торопиться. Пусть у нас на обратный путь уйдет месяцев пять. К тому времени мое состояние станет совершенно ужасающим, Панди. Я буду обыкновенным семидесятипятилетним стариком, если считать по естественному возрасту, – старым, дряхлым, едва волочащим ноги! Тилли станет старухой, которой перевалило за шестьдесят. Как, по-твоему, она будет себя чувствовать? А как только человек состарится, молодость ему уже не вернуть. Мы потеряем ценнейшие годы юности и зрелой жизни!
Панди пристально рассматривала отца. Слезы Прамода уже успели высохнуть, но глаза горели безумием. Прамод всегда кичился своей моложавой внешностью – ведь он соблюдал правила продления жизни чуть ли не с отрочества. Это было отличительной чертой прежнего стиля жизни семейства Бешванов в роскошном хабитате Гиперион.
– Отец, мне, право, жаль...
Прамод пристально посмотрел на дочь.
– Тебе? Жаль? Разве такому жестокому, бессердечному созданию, как ты, свойственна жалость? Тебе, недостойной своих родителей?
Прамод всплеснул руками и с силой опустил их на крышку пульта.
– И как теперь мы должны выпутываться из этого положения? – потребовал он ответа. – Как только я мог позволить этому идиоту Ксермину вовлечь нас в подобную авантюру?! Да ведь нам целые месяцы лететь и лететь, прежде чем мы отыщем какую-то помощь. И даже если мы просто дадим сигнал бедствия, нам не миновать тюремного заключения ИТАА. Ведь мы вторглись в запретную зону. А в тюрьме будет не до продления жизни. Твоим родителям грозит верная смерть. Надеюсь, теперь тебе понятно, чем мы рисковали ради тебя, глупая, противная девчонка! Мы рисковали всем на свете, только чтобы ты могла посещать лучшие школы в системе Ноканикус, чтобы из тебя вышло хоть что-то путное. Мы все принесли в жертву ради этого. Мы пожертвовали лучшими годами нашей жизни!
Панди могла бы посмеяться над абсурдностью этого заявления, ведь ей было хорошо известно, что Прамод и Тилли покинули Ноканикус из-за недостатка средств и были просто вынуждены довольствоваться скромным существованием на холодной пограничной планете. Однако безумие, сквозившее во взгляде отца, заставило ее промолчать. Панди развернулась на пятках и бросилась к себе в комнату, напрасно пытаясь унять рыдания.
Вернувшись к себе, она долго металась по комнате, тщетно пытаясь найти себе занятие. Прамод потерял рассудок. Тилли заперлась в душе. Казалось, весь мир рушился вокруг Панди. В отчаянии она снова включила телевизор, несколько секунд поглазела на Торри Стэрнса и выключила опять.
Панди была в таком состоянии, когда телевизор уже не мог отвлечь от одолевавших ее дум.
16
Панди кругами ходила по своей комнате до тех пор, пока это занятие ей не осточертело. Затем она бросилась к дверям и помчалась на поиски Салли.
Девушке было необходимо поговорить с кем-нибудь, и Салли была единственным здравомыслящим, по ее мнению, собеседником. Когда Панди пробегала через холл Бешванов, прекрасно отделанное в древнеиндийском стиле помещение, ей пришлось остановиться – вошла мать. Единственным одеянием Тилли было обернутое вокруг тела длинное голубое полотенце, голова была обмотана еще одним полотенцем.
– Ты куда? – голос матери звучал весьма агрессивно
– Хочу найти Салли.
– С чего бы это тебе разговаривать с этой?.. Именно она навлекла на нас столько бед.
– Мама! – с раздражением воскликнула Панди.
– Жестокое дитя! Ты мне не дочь!
Взгляд Тилли был полон ненависти. Демонстративно игнорируя присутствие дочери, она проследовала в свою комнату.
Панди недоуменно пожала плечами. Чему тут удивляться, обстановка подействовала на мать не лучшим образом. Тилли, по сути дела, была рафинированной индийской княжной, царственно снизошедшей до грешного мира. За двадцать последних лет едва ли ей удалось с кем-либо более или менее поладить.
Неужели и у других людей такие же матери? На этот счет Панди имела серьезные сомнения. Матери ее подружек с Саскэтча всегда казались ей гораздо симпатичнее собственной. Спокойные, а не нервные, простые в обращении, а не натянуто-вежливые, способные радоваться жизни, а не заботящиеся лишь о сохранении чистоты духа – не дай бог осквернить чем-либо свою бессмертную душу!
Панди открыла входной люк и вышла в коридор, который вел к трапам.
И как раз в тот момент, когда она все еще сжимала пальцами ручку закрытой двери, что-то похожее на маленькую красную метелку со свистом пролетело над пандусом в дальнем конце коридора. Предмет пронесся над полом на уровне половины человеческого роста, быстро перебирая похожими на проволоку ножками.
Приоткрыв от удивления рот, девушка застыла на месте. Сердце ее колотилось так громко, как никогда раньше в жизни. Панди молила богов, чтобы это оказалось всего лишь галлюцинацией. Но непонятное существо появилось вновь, с ужасающей быстротой устремившись к ней из-за угла.
Панди отпрыгнула назад и стремительно захлопнула шлюзовую камеру, наполнив помещение своим испуганным криком. Ударом ладони она включила кнопку запорного устройства и услышала, как болты со щелчком встали на свои места.
Ее действие было абсолютно верным, поскольку в тот же миг запорный механизм двери подвергся яростной атаке.
Панди прильнула к дверному илюминатору, располагавшемуся в пяти футах от уровня пола. По прозрачному пластику скользнул красный сучок с маленькой четырехпалой ладонью. За ней тянулась гроздь розовых папоротников на желтых стеблях. Панди невольно отпрянула назад. Когда она посмотрела снова, чей-то силуэт – какое-то жуткое насекомое – мелькнул в дальнем конце коридора. Еще мгновение, и он совсем пропал из виду. Похожие на проволоку конечности, узкие змееподобные очертания, крохотное туловище.