Прокаженный - Разумовский Феликс. Страница 15

«Да, — Сарычев вздохнул, — не повезло капитану, дело — глухарь. А нынче и под жопу его не положишь note 33, так и будет висеть удавкой на шее». Снова майор удивился своему спокойствию. Погиб друг, может быть, единственный, а он в состоянии трезво рассуждать и без дрожи в руках рассматривать фотографии мертвого Петровича. На них тот лежал с широко открытыми глазами, и на его лице читалось выражение крайнего удивления.

Ознакомившись с делом, так ничего и не прояснившим, Александр Степанович пожал капитану руку и поехал к Семенову домой. Люсю он нашел недалеко от парадной, она стояла, прислонившись к дереву, и ждала, когда бультерьерша Фрося управится со своими делами. Жену Семенова майор помнил красивой улыбчивой брюнеткой, разговорчивой и жизнерадостной. Сейчас же в ее глазах были только боль и пустота. Сарычев понял, что говорить о чем-либо не стоит, он молча обнял ее и, вложив в ее замерзшую, негнущуюся руку три зеленые бумажки с портретами Франклина — весь свой ПЗ, попросил:

— Позвони, когда похороны.

Люся, казалось, не понимала, что происходит. Она взглянула на баксы, потом перевела взгляд на майора и вдруг, уткнувшись Сарычеву в плечо, горько и безутешно зарыдала.

— Люся, держись, это Игорю уже не поможет, — произнес майор и, постояв немного, пошел к машине. Женских слез он не выносил.

По пути он заехал в пункт анонимного обследования, провериться еще разок, — а ну как в ментовской лечебнице ошибочка вышла? Надежда, как известно, умирает последней…

Когда Сарычев вернулся домой, было еще светло. Он старательно замкнул машину в кандалы противоугонных устройств, снял, презирая себя в душе, щетки и, чувствуя сильный голод, направился в универсам. Ходить по магазинам он терпеть не мог, а потому купил у самого входа колбасы, пельменей и упаковку томатного сока, обнаружив при этом, что его денежные ресурсы практически иссякли. Финансы спели романсы…

Поднявшись домой, майор первым делом отправился на кухню. Нарезал «докторскую» крупными, по-деревенски, кусками, обжарил их с обеих сторон и с аппетитом съел, запивая томатным соком. Потом подошел к окну и задумался. Нужно было как-то жить дальше. Вот только как? Последние сбережения он отдал на похороны Петровича, значит, надо искать какие-то заработки. Искать, так сказать, новую стезю… Майор вздохнул и стал припоминать, что он умеет в этой жизни. Так, стреляет неплохо, мастерски бьет по морде и ломает руки. Нет, не то. Со службы его выпрут, скорее всего, за дискредитацию, так что никаких охранных лицензий ему не видать. Дальше: где-то там в шкафу валяется диплом юриста. Сарычев скривился, ему ли не знать, что закон, как узкое одеяло на двуспальной кровати, — на всех не натянешь. Особенно сейчас… Нет, это все явно не его.

В конце концов он вспомнил о русских офицерах, подавшихся в Париже в шофера, и, усмехнувшись — все в этом мире повторяется! — решил заняться извозом. Хрен с ним, что не во Франции…

Да уж… Выехав в тот же вечер и устав, как собака, он не отбил даже денег на бензин. Это со стороны кажется, что все так легко и просто. Катишь, мол, себе поближе к тротуару, а элегантные дамочки и семейные пары с детьми нетерпеливо машут тебе ручками. Нет, все не так. На дороге существует жестокая конкуренция, стремящихся заработать гораздо больше, чем желающих проехаться. Если, сорвавшись первым с перекрестка, не выйдешь на «крейсерский режим», то есть не будешь двигаться в среднем ряду достаточно близко к тротуару, это сразу же сделают другие. Селяви, кто не успел, тот опоздал. Можно, конечно, работать по-другому — «на отстое», у вокзалов и кабаков, но там все конкретно схвачено, а с криминальным элементом Сарычеву уж очень не хотелось иметь дело. Хватит, кушано достаточно…

Тщательно проанализировав первый безрадостный опыт, на следующий день майор уже часам к шести без особых проблем заработал на еду себе и на бензин машине. Он уже собрался поворачивать колеса в сторону дома, когда услышал неподалеку визг тормозов, затем глухой удар и понял, что произошло ДТП. Картина была впечатляющая — на пересечении проспектов Науки и Гражданского прямо в кабину пожарного автомобиля, несшегося с сиреной под красный свет, на полной скорости въехал ГАЗ 52-фургон. От удара деревянная будка «газона» сорвалась и упала на крышу «жигуленка», двигавшегося следом. А весила она…

«Ну, ексель-моксель!» — не раздумывая, Сарычев выскочил из «семака» и бросился к покореженной машине, но водительская дверь не открывалась, ее заклинило. Тогда, разозлившись, он выдавил лобовое стекло, залез в салон и первым делом выключил зажигание. Водителем оказалась дама средних лет. Ее лоб от левого виска до правой брови был глубоко рассечен, лицо сплошь запито кровью. «Да, голубушка, шрам тебе красоты не прибавит», — успело промелькнуть в голове у Сарычева, и опять что-то накатило на него.

Он вдруг ощутил себя — о, боги! — женщиной. Старой сгорбленной бабкой, желтой, как гриб рыжик, с морщинистой кожей и длинным крючковатым носом. В общем на лицо ужасная, добрая внутри.

— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа… — зашептали его губы, а душа наполнилась божественным светом добра и справедливости. — Божья Матерь, животворящим крестом сво-им… — Он ощутил всеобъемлющую любовь и невыразимую силу креста.

— Живую рану срасти, кровяное русло останови… Внезапно откуда-то издалека донесся сиплый, пропитой голос:

— Ну как она там, теплая хоть?

Придя в себя, Сарычев увидел в проеме окна красную рожу санитара.

— Теплая, — машинально отозвался он и глянул на пострадавшую. Поперек ее лба тянулся свежий нежно-розовый шрам.

Ленинград. Развитой социализм. Среда

В заказнике было неуютно. Света не хватало, стеллажей тоже, многое было свалено прямо на пол — словом, бардак.

— Вот здесь, Юра, посмотри. — Наталья Павловна аккуратно, чтобы не испачкаться, встала на стремянку, и, глядя на ее плотные, хорошо развитые икры, Титов сразу вспотел.

Сегодня она выглядела на редкость элегантно. Короткое платье «сафари» мягко облегало фигуру, а ноги в туфлях-лодочках на высоком каблуке, казалось, росли прямо из подмышек. «Интересно, в койке она так же хороша?» —Аспирант сглотнул слюну и подошел к указанному стеллажу поближе. Стараясь не дышать поднявшейся пылью, он встал на цыпочки и потянул сверху узел с шаманским барахлом.

— Фу ты, грязища какая. — Вздернутый носик Натальи Павловны сморщился, однако она с интересом присела рядом со свертком, и Юра заметил, что коленки у нее круглые и розовые. Говорят, что это верный признак жгучего темперамента у женщины…

Когда достали саамский бубен, сразу стало ясно, что хозяин его был «очень сильным» нойдой. На поверхности камлата красной краской был нарисован знак верховного бога Юмбела, с ним могли общаться только самые могущественные шаманы.

— А ты знаешь, Юра, что обод бубна сделан из дерева, растущего «посолонь», то есть по движению солнца, с востока на запад? — Наталья Павловна дотронулась до поблекшего от времени изображения богини земли Маддер-Акке, а Титов еле сдержался, чтобы не обнять ее. Прижаться губами к этой шее, ощутить руками упругость бедер, груди… Эх…

Внезапно в голову ему пришла свежая мысль. Не стесняясь недоуменного взгляда научной сотрудницы, он скинул рубаху и, с гордостью обнажив мускулистый торс с хорошо прочеканенными грудными мышцами, принялся обряжаться в пропыленную шаманскую парку.

— Что это с тобой, Юра? — Наталья Павловна улыбнулась не то испуганно, не то игриво, а он тем временем поднялся, повесил на грудь ожерелье из когтей и зубов медведя, принесенного в жертву Маддер-Акке, таинственно округлил глаза…

— Камлать буду. — Он положил специальное кольцо «арпа» на изображенный в центре знак бога солнца Пейве, взяв в руку колотушку из оленьего рога, принялся бить в бубен, двигаясь и подпевая подобно нойде из норвежского фильма о лапландских саамах. Что-то во всем этом было очень сексуальное… note 34