Смилодон - Разумовский Феликс. Страница 27

— Ну да, парижские женщины затмевают красотой всех прочих. Вы уже были в Пале-Рояле <Парк резиденции герцога Орлеанского. В описываемый период времени место скопления проституток всех мастей.>, князь?

А сама быстро поднялась, с неожиданной легкостью подошла к бюро и, откинув крышку серебряной чернильницы, перышком поманила Бурова. На листке бумаги он прочел: “Silentium <Молчание (лат.).>. Иногда у стен бывают уши”, — и понял, что Мадлена не так пьяна, как кажется. И не так проста.

— Еще нет, мадемуазель, но тешу себя надеждой там побывать в ближайшее время, — ответил он, дружески кивнул и пошел к себе — проверять насчет ушей. И как это он раньше об этом не подумал? Вот она, инертность мышления в действии. Не обязательно же должен быть жучок — хороший акустический канал, и дело в шляпе. Болтун — находка для шпиона. Органы в соборах делают, а уж какую-то там резонирующую трубу…

“Ладно, будем посмотреть, — Буров отпер дверь, вошел в апартаменты и внимательно, словно впервые, огляделся. — Ну, лепота, кучеряво живем, по-буржуйски”. Потом задернул, чтобы никакого сквозняка, гардины, зажег свечу и подошел к шпалере, сразу показавшейся ему какой-то подозрительной, не вписывающейся в интерьер. Так и есть — точно напротив чресел наяды, которую томно облапил кентавр, пламя дрогнуло, затрепетало и отклонилось в сторону. В направлении гениталий, за которыми, как вскоре выяснилось, находилось потайное слуховое отверстие. Еще одну аналогичную дыру Буров обнаружил в спальне, и на душе у него сделалось гадостно — ну Лаурка и сука! Устроила кому-то развлекуху, ток-шоу под кроватный скрип. Вот уж действительно профи до мозга костей. Господи, а ведь жили же когда-то люди сами по себе, без слежки, без контроля всех этих долбанных спецслужб. Просто, как люди. Ни к селу ни к городу ему вспомнилась контора, занавес секретности, вонючее, пороху не нюхавшее дерьмо из первого отдела. Пропуски, допуски, нескончаемые проверки, атмосфера подозрительности, недосказанности, недозволенности. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Дышать только так, как считается нужным… Кем? И поди же ты, в восемнадцатом столетии, в эпоху Вольтера, Руссо, Дидро и прочих просветителей то же самое мерде. Стоило рвать когти в пещеру Духов, чтоб оказаться под колпаком у ушлой, не ведающей ничего святого рыжей потаскухи. Только хрен ей. И графу, и маркизу, и всей прочей сволочи. Попробуйте-ка посадить в клетку бабра, у которого помимо челюстей неплохо работает и голова. Вот ее-то Буров и задействовал в первую очередь…

“Так, плясать мы будем, пожалуй, от системы одинарного действия <Система револьвера, перед каждым выстрелом из которого нужно взводить курок.>, — сев к столу, он зашуршал бумагой, обмакнул в чернила очиненное перо. — Дай бог памяти”. И всевышний дал — Буров вспомнил старую бородатую историю о том, что когда Кольт ходил матросом на бриге “Корло”, он обратил внимание на механизм фиксации штурвала. Который и применил потом в своем “Кольте-Патерсоне”, огромном, неудобном, к тому же убийственно капсюльном <Первый револьвер Кольта имел барабан с пятью зарядными камерами, каждая из которых была снабжена затравочной бранд-трубкой. На них надевались капсюли, воспламенявшие пороховой заряд.>и тем не менее пробивающем насквозь быка. В общем-то, какой-либо гениальности у Кольта, по большому счету, не наблюдалось, и до него изобретали оружие барабанного типа — кремниевый ударный револьвер Кольера, например. Или туринское многозарядное фитильное ружье, изготовленное еще в шестнадцатом веке. Нет, как говорится, Сэмуэль Кольт был просто человеком, оказавшимся в нужном месте и в нужное время. Ведь были уже открыты инициирующие вещества — бертолетова соль и гремучая ртуть, из которых изготовляют патронные капсюли. А что необходимо стрелку для полного счастья? Унитарный патрон. Вставил, стрельнул, вынул. Не запыжил, не дослал шомполом, не натрусил пороха на огневую полку. Гильза, порох, пуля и капсюль — вот формула удачи в бою. Эх, интересно, открыл уже Бертолле свою чертову соль? А если нет, хрен с ним, нарушим ход истории, сами пропустим хлор через нагретую щелочь. У кого лучшая лаборатория в Париже? У Лавуазье? Вот к нему-то и наведаемся.

Долго, до самого обеда, сидел Буров — напрягал извилины, скрипел пером, ворошил свои познания в области химии и пиротехники. А где-то глубоко, на уровне подсознания ворочались, давили на психику мысли фармакологического плана — об ядах, антидотах, о легендарных отравителях. Вспомнились даже скифы, смазывавшие наконечники своих стрел желчью и кровью гадюк <“Скифы носят с собой самок гадюк, иногда совсем маленьких, и каждые несколько дней умерщвляют часть из них. Когда они достаточно перегниют, скифы наливают человеческую кровь в небольшой котелок и, накрыв его крышкой, помещают в навоз. Когда кровь также перегнивает, выделившуюся на поверхности жидкость смешивают с полученным гноищем гадюк, и таким образом получается смертельный яд” (Элиан. Книга 9, глава 15).>, и древние египтяне, расправлявшиеся с неугодными при посредстве персика <В косточках персика содержится синильная кислота.>. Ну, Лаурка, ну, падла! Вот ведь устроила головную боль! Только рано радуется, еще не вечер. На всякий хитрый сфинктер существует пенис с винтом. Кто сказал, что секрет Митридата <Понтийский царь Митридат Шестой Эвпатор (120-63 гг. до н. э. ), разработавший секрет универсального противоядия. Применяя его малыми дозами, он выработал у себя такой иммунитет к отравляющим веществам, что не смог покончить с собой при помощи яда. Так что пришлось ему броситься на меч.>утрачен? А хрестоматийные псиллы <Северо-африканское племя специалистов по ядам. Именно к ним обратился Октавиан, чтобы оживить Клеопатру. Но, как видно, поздно.>, не боящиеся ни укусов змей, ни отравленных стрел, ни растительных ядов? Специалисты такого плана, надо думать, и в Париже имеются, не одна же Лаурка такая умная. Так что надо искать, по крайней мере, недельная фора есть. И быть хорошим, примерным мальчиком, не злить раньше времени собак. В особенности ту лживую, продажную суку, самую опасную из своры. “И вообще надо перестать думать о ней. Об этой рыжей, гроша ломаного не стоящей, похотливой стерве, — мужественно решил Буров, глянул на часы, поднялся и через анфиладу комнат отправился на обед. — Слишком много чести”.

Стол был накрыт в Розовой гостиной, на двоих. Шевалье уже вовсю работал челюстями, налегал на артишоки, рыбу, устрицы, икру, массивные, чеканного серебра приборы в его руках казались игрушечными.

— А, князь, — на мгновение он остановился и по-фехтовальному отсалютовал вилкой с внушительным куском макрели. — Присаживайтесь. Лангусты нынче чудо. Рекомендую. И ветчина хороша-а-а <Слова из оперы Оффенбаха.>.

В предвкушении похода, опасности и приключений он прямо-таки лучился счастьем. Казалось, что в жилах у него циркулирует не кровь — стопроцентный адреналин.

— Ладно тебе, ладно, — Буров опередил слугу, сунувшегося помогать ему со стулом, сел, бросил на колени салфетку. — Так говорите, ветчина хороша?

Спросил просто для поддержания разговора — харч в доме у маркиза был повышенной жирности.

— Ну-ка, ну-ка, чтобы не быть голословным, — шевалье, шкрябнув серебром по севрскому фарфору, отрезал ветчины, трепетно положил в рот и с чувством стал жевать. — М-м, заявляю со всей ответственностью — она восхитительна, бесподобна, великолепна. Ну да бог с ней. Сейчас поедим, и я вам, князь, покажу секретную комбинацию. Что-то среднее между батманом <Удар по клинку.>и кроазе <Выбивание клинка путем контроля его слабой части.>с рипостом <Ответный удар.>в горло. Действует безотказно, проверено многократно. Главное, точно почувствовать темп. Ну же, князь, я вас прошу, просто умоляю, ешьте же быстрее эту чертову ветчину…

После обеда пошли готовиться. Шевалье показал свою тайную комбинацию и заставил Бурова раз триста повторить ее, остался им доволен, после чего подарил шикарную, с полудюжиной подвязок перевязь для шпаги, кожа коей была обтянута черной шелковой парчой с золотым галуном.