Те же и скунс–2 - Воскобойников Валерий Михайлович. Страница 85

– Валяй! – благодушно посоветовала Наташа. – Тарань!

«Десятка» кровожадно вскрикнула тормозами, но инстинкт самосохранения взял верх – машина вовремя остановилась. У неё за кормой тотчас принялся недовольно трубить огромный фургон. Наташа воспользовалась замешательством и самым хладнокровным образом выдвинула «Лесника» на освободившийся пятачок. Следом поползли с моста и другие. Над не в меру наглой «десяткой» навис облепленный снегом «КрАЗ» и мрачно заревел, требуя взлететь, испариться, закопаться в асфальт – всё, что угодно, но чтобы ему сей же момент дали проехать. «Десятка» панически задёргалась, пытаясь дать задний ход и боясь угодить под бампер фургона… чем там у них кончилось дело, Наташе смотреть было уже недосуг. Её манёвр дал возможность сдвинуться «Вольво», заклиненной в повороте. Стоявшая за «Вольво» вишнёвая «Нива» вежливо помедлила, пропуская «Субару»: все человеки, всем нужно проехать, этого ли не понять?

– А прорвалися к чёрту!.. – азартно запела Наташа. Ей ещё пришлось этак по-английски, слева, объезжать сунувшийся навстречу мусоровоз, потом карабкаться на поребрик и метров сорок ползти впритирку к домам, но это были мелочи жизни.

– Не нравятся мне «десятки», – прокомментировала она, когда «Лесник» уже мчался вперёд, весело подскакивая на ухабах Рузовской. – Даже внешне. Сделали похожую сразу на все иномарки, а своего лица… А вам?

Ассаргадон не ответил. Наташа покосилась на него и увидела, что молодой доктор сидел плотно зажмурившись и лишь едва заметно шевелил губами, словно молился, а лицо у него было натурально зелёное. Наверняка он тысячу и один раз проезжал здесь, удобно расположившись на заднем сиденье и думать не думая ни о каких дорожных проблемах. Сегодня, после героической поездки в «Эгиду», он был похож на чувствительную барышню, впервые угодившую на вскрытие.

Наташа притормозила и остановилась:

– У вас всё в порядке?..

Ассаргадон открыл глаза и слабо улыбнулся, оглядевшись и обнаружив, что ужасы Рузовского моста остались далеко позади.

– Может быть, вы за руль хотите?.. – делая вид, что не замечает его состояния, поинтересовалась Наташа. – А то я – «попробовать», а сама…

– Нет, нет, – поспешно отозвался Ассаргадон. И сжал сильными, красивыми пальцами переносицу: – Если вам понравилось, пожалуйста… У меня правда что-то… голова слегка разболелась…

Они без дальнейших приключений миновали центр города, выбрались на оперативный простор Выборгской набережной – и спустя какой-то час перед «Лесником» распахнулись знакомые автоматические ворота. Когда Наташа заглушила двигатель и выключила ходовые огни, Ассаргадон неожиданно взял её руку, поднёс к губам и поцеловал.

– Кто при мне ещё будет шутить о женщинах за рулём, я того вызову на дуэль… и убью большим ветеринарным шприцем. Вы прекрасный водитель, Наташа, я вам сегодня жизнью обязан. Простите за такой вопрос, но вы давно права получили?..

Она широко улыбнулась:

– Два месяца!..

Это был уважаемый, очень уважаемый клиент «Василька». Несколько дней назад он зашёл в магазин на углу Московского и Бассейной, и его сразу узнали в лицо. Ещё бы! Ведь именно это лицо каждую субботу возникало на телеэкране в передаче «Связующая нить», и передачу эту смотрели примерно так, как когда-то – импортные фильмы, просочившиеся на экран с международного фестиваля. Автор, он же исполнитель, был доктором исторических наук. Коллеги-учёные яростно критиковали его за неверную, по их мнению, расстановку акцентов и в целом за «псевдонауку», которой он пудрил мозги неискушённому телезрителю. Однако того очевидного факта, что артистизм автора-исполнителя пребывал на недосягаемой высоте, никто не пытался оспаривать. Роберт Борисович Ильин всякий раз излагал свою собственную гипотезу, подчас резко расходящуюся с официально принятыми воззрениями, – но как излагал! Так, что на другой день в «Доме книги» сметали с полок всю литературу на данную тему и требовали ещё… В «Васильке» произошло примерно то же, что всюду: опознавший историка Ильина персонал поволок с ближайшего лотка его книги, и тот, немного конфузясь, принялся их подписывать.

– Им бы, Роберт Борисович, не в университетах студентам вас запрещать, а премией наградить, – вышел в торговый зал сам хозяин фирмы, Антон Андреевич Меньшов. – Пусть знают хоть, что в науке могут быть разные точки зрения, а не одна… утверждённая, с подписью и печатью…

– Вот-вот, – обрадовался учёный. – В самую точку. Значит, не зря я перед камерой распинаюсь, если уж вы, технарь, это поняли. Меня самого, я тогда ещё студентом был, помню, потрясло, что, оказывается, не просто можно по-разному воспринимать какой-то исторический факт, а могут вообще быть принципиально разные системы подхода, и при этом нельзя сказать, что одна правильная, а другая нет. Обе имеют право на жизнь…

– А нашим всю дорогу подавай единственно правильную и потому верную, – усмехнулся Меньшов. – То Гумилёву рот раскрыть не давали, а теперь против Гумилёва попробуй слово скажи – заклюют…

– Последний на эту тему пример, – завёлся Ильин. – Видели небось на лотках книжку «Славяне»? Красочная такая, крупноформатная, для школьного чтения. И в ней, в частности, статья про варяжский вопрос. Ну, помните, наверное, – Рюрик, Олег, призвание из-за моря… И что бы вы думали? Пишут, не краснея, – «Было вот так!» И в качестве окончательной истины излагают одну из гипотез!.. А я не сходя, с места ещё десять перечислить могу! И все доказать – с бусинами и черепками в руках!.. «Было вот так!..» Они на машине времени туда слетали и всё как есть доподлинно выяснили? Хоть намекнули бы, что над этой проблемой учёные двести лет копья ломают…

Как все страстно увлечённые люди, он был готов тут же разразиться лекцией на любимую тему. Время, место и подготовленность аудитории для него значения не имели – справлялся с любой, было бы желание слушать. Сотрудники и посетители «Василька» уже начали заинтересованно кучковаться вокруг, но Меньшов спустил стихийное мероприятие на тормозах. Бывший советский диверсант слишком хорошо умел поддерживать беседу и направлять её в нужное русло. Митинг в защиту исторического плюрализма ненавязчиво рассосался, а высокий гость засел с хозяином у этого последнего в кабинете.