Алла Пугачева: По ступеням славы - Раззаков Федор Ибатович. Страница 13
1965
«Робот» (Л. Мерабов — М. Танич).
1966
«Не спорь со мной» (В. Шаинский — О. Гаджикасимов);
«Как бы мне влюбиться» (В. Шаинский — Брянский);
«Иду из кино» (Б. Савельев — И. Кашежева);
«Хожу, вожу» (В. Гамалея — Л. Дербенев);
«Дрозды» (В. Шаинский — С. Островой);
«По грибы» (В. Гамалея — М. Танич);
«Терема» (Б. Вахнюк).
1967
«Король, цветочница и шут» (В. Шаинский);
«Единственный вальс» (А. Пугачёва).
1970
«Дуэт Короля и Анжелы», «Тарантелла», «Баллада Анжелы» (М. Таривердиев — В. Коростылев), из х/ф «Король-Олень»;
«И продолженье следует» (М. Левитин — М. Матусовский), из т/ф «Такая короткая долгая жизнь».
1972
«Или-Или», «Мой городок», «Песенка официантки», «Предчувствия» (Г. Гладков — Ю. Энтин), из т/ф «Стоянка поезда — две минуты»;
«Любовь должна быть доброю» (И. Резник).
1973
Песни из сказки «Дважды два четыре» (В. Шаинский — М. Пляцковский);
«Песенка Рыжехвостенькой», «Все мы делим пополам» (в дуэте с Э. Хилем), «На свете невозможное случается».
1974
«Не забывай, Земля глядит на нас» (А. Монастырев — О. Писаржевская), с Ю. Слободкиным;
«Берёза белая» (В. Шиманский), с Ю. Слободкиным;
«Мы такими же станем», с Ю. Слободкиным;
«А я говорю» (Э. Ханок), с Ю. Слободкиным;
«Не надо ждать» (Р. Мануков — В. Харитонов), с «Весёлыми ребятами»;
«Вишня» (Р. Мануков — А. Прокофьев), с «Весёлыми ребятами»;
«Эльтиген» (Л. Лядова — Владимов), с «Весёлыми ребятами»;
«Загранка» (М. Минков — М. Танич), с «Весёлыми ребятами»;
«Ермолова с Чистых прудов» (Н. Богословский — Дыховичный, М. Слободской);
«Посидим, поокаем» (А. Муромцев — И. Резник);
«Вспоминай меня» (В. Добрынин — В. Тушнова).
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: ТРИУМФ
1975
ФЕВРАЛЬ
В те дни в Министерство культуры СССР пришла телеграмма от их коллег из Болгарии, в которой содержалась одна-единственная просьба: сообщить имя исполнителя, которому предстояло отстаивать честь Советского Союза на ежегодном фестивале эстрадной песни «Золотой Орфей», проводившемся в июне в курортном городе Слынчев Бряг. В советском Минкульте был срочно подготовлен ответ, где сообщалось имя молодого певца из оркестра Константина Орбеляна. Последний был весьма влиятельным человеком в музыкальных кругах страны, в 72-м году уже заседал в жюри «Золотого Орфея» и рассчитывал на этот раз с помощью своего выдвиженца завоевать на конкурсе Большой приз. В Болгарию были высланы фонограммы с песнями в исполнении этого певца и никто не сомневался, что именно он и отправится на конкурс. Как вдруг…
Фонограммы певца только-только достигли берегов Болгарии, как вдруг в Минкульте узнали, что фаворит Орбеляна мужчина «с изъяном»: имеет нетрадиционную сексуальную ориентацию. А сей грех в пуританском советском обществе карался весьма строго — в уголовном кодексе на этот счёт была статья, грозящая обвиняемому тюремным заключением на несколько лет. Но дело было даже не в уголовном аспекте этой проблемы, а скорее в идеологическом: как только в Минкульте представили, какая свистопляска может подняться в западной печати, если советский певец-гомосексуалист получит одно из призовых мест, тамошним чиновникам стало дурно. Так ведь можно было и карьеры своей лишиться. В итоге кандидатуру неблагонадёжного певца забраковали. И стали искать другого исполнителя.
Когда Алла Пугачёва узнала о ситуации вокруг «Золотого Орфея», она бросилась к Павлу Слободкину. К тому времени их отношения из категории рабочих перетекли в более интимные, поэтому Пугачёва имела все основания просить Слободкина замолвить за неё словечко. Тот оказался рыцарем: ради любимой женщины готов был на многое. Однако его миссия имела мало шансов на успех, поскольку за спиной у Пугачёвой кроме него самого никто не стоял. Даже то, что Пугачёва участвовала в конкурсе эстрады и заняла там третье место, мало кого в Минкульте интересовало. Нужен был сильный протеже. И здесь на горизонте возник все тот же Константин Орбелян. Оказывается, увидев Пугачёву на конкурсе эстрады, он отметил её певческие способности и проникся к ней большой симпатией. Кроме этого, им, видимо, двигало ещё одно желание: он хотел хоть как-то загладить свою вину после прокола с певцом-гомосексуалистом. В итоге за Пугачёву в Минкульте ходатайствовали сразу два влиятельных человека: Орбелян и Слободкин.
По условиям «Золотого Орфея» конкурсанты должны были исполнить три песни: одну родную и две болгарского происхождения. С первой у Пугачёвой проблем не было — ею стала песня молодого композитора Вячеслава Добрынина на стихи Наума Олева «Помоги мне, дождик». С одной из болгарских песен она тоже определилась достаточно скоро — это была композиция «Я люблю тебя, Ленинград» Ангела Заберского в аранжировке Алексея Мажукова. Однако обе песни никак не тянули на звание хитов, способных принести Пугачёвой не то что Гран-при, но даже одно из призовых мест. Нужен был настоящий шлягер, который раскрыл бы все грани таланта молодой певицы. Но где его взять? Поиски длились мучительно долго и могли закончиться ничем, если бы не счастливый случай. Кстати, их в жизни Пугачёвой всегда происходило, на удивление, много, что свидетельствует о несомненном вмешательстве Провидения в судьбу певицы.
АПРЕЛЬ
На дворе стоял то ли конец марта, то ли на начало апреля. В эти же самые дни Эльдар Рязанов работал в павильоне «Мосфильма» над «Иронией судьбы» и снимал эпизоды, где Надя Шевелева в исполнении Барбары Брыльской пела песни голосом Аллы Пугачёвой (голос певицы звучал из магнитофона). Сама Пугачёва тогда репетировала в одном из московских домов культуры с «Весёлыми ребятами». За час до репетиции на полутёмную сцену поднялся незнакомый мужчина, назвал своё имя (причём неразборчиво) и протянул певице ноты, пластинку и листок с зарифмованным подстрочником. При этом он сказал: «Я слышал, вы ищете песню? Посмотрите эту — „Арлекино“. Может, пригодится». И так же быстро, как появился, этот человек ушёл, не оставив после себя никаких координат, кроме неразборчивого имени.
Когда стали подробно разбираться с этим «Арлекино», выяснилось, что это была довольно старенькая песня болгарского автора Эмила Димитрова, с которой он стал победителем «Сопота-64». Текст в ней был не ахти какой, но музыка была вполне пригодной для шлягера. Сначала песню отдали поэту Борису Вахнюку, но его стихотворный вариант не удовлетворил Пугачёву. Тогда за дело взялся Слободкин. С «Весёлыми ребятами» работал молодой поэт Борис Баркас, которому и было дано задание придумать добротный текст, который лёг бы на новую ритмичную основу. Первые строчки родились чуть ли не сразу:
По острым иглам яркого огня…
Бегу, бегу — дороге нет конца…
На основе нового текста Пугачёва придумала и свой сценический образ — грустного клоуна с неустроенной судьбой. Во время работы над песней озарение следовало за озарением. Был придуман знаменитый смех в паузах между куплетами, безвольно болтающиеся в локтях руки и т. д. Короче, при работе над этой песней Пугачёва попала именно в ту стихию, в которой чувствовала себя наиболее комфортно. Это был сплав театра и песни, мимики и жеста. Как будет вспоминать потом сама певица: «В „Арлекино“ прекрасная музыка удивительно сочеталась с прекрасным текстом. Там все было слито воедино — и композиторский замысел, и аранжировка, и слова, — там был простор для приложения всех артистических сил. Кропотливо шла работа над аранжировкой, отрабатывалась пластика, жесты, интонация… Случай случаем, но кроме фортуны есть ещё и каторжная работа артиста. Только это помогает ему понять, чего он хочет, что ищет в себе на сцене. Я старалась создать образ, когда повстречалась со своим „Арлекино“. Нет образа — нет и счастливой встречи с Арлекино. Случай бывает конкретным, а певец без образа неконкретен…»