Десятое пророчество - Редфилд Джеймс Redfield. Страница 31

Защитники же освобождения и перемен считали наиболее вероятным, как раз, противоположный сценарий.

Перед лицом наступления консерваторов, всё, над чем они так долго трудились, казалось, рушилось на их глазах.

Они также видели рост преступности, вырождение семейных структур, но для них причиной тому являлось не чрезмерное вмешательство правительства, а, как раз, то, что это вмешательство недостаточно и происходит слишком поздно.

О какой бы стране ни шла речь, капитализм не оправдывал надежд целого класса людей, потому что бедные не имели возможности участвовать в системе. Они не могли получить эффективного образования, иметь гарантированной работы.

А правительство, вместо того, чтобы прийти на помощь, казалось, вовсе отворачивалось от них, сворачивая программы борьбы с бедностью и сводя к нулю все прочие, дорогой ценой оплаченные завоевания последних двадцати пяти лет.

Я отчётливо видел, что реформаторы, всё больше разочаровываясь, начинали верить в худшее: что человеческое общество качнулось вправо исключительно в результате того, что в мире всем распоряжаются денежные, корпоративные интересы.

В угоду этим интересам покупаются правительства и средства массовой информации, а в итоге, как это произошло в нацистской Германии, эти интересы медленно, но верно разделят мир на имущих и неимущих, а крупнейшие корпорации вытеснят из бизнеса мелких предпринимателей, забирая в свои руки всё большую часть богатства.

Разумеется, не обойдётся без бунтов и восстаний, но они лишь сыграют на руку правящей элите, позволив ей усилить полицейский контроль.

Мой уровень понимания внезапно повысился, и я, наконец, полностью уяснил себе поляризацию Страха: огромное число людей колеблется между одной и другой перспективой, а обе стороны, тем временем, призывают к войне, к защите добра перед лицом зла, причём, каждая представляет себе другую именно империей зла.

И я понял причину роста влияния людей, заявляющих, что способны объяснить это всё усиливающееся зло. Это были те самые аналитики конца времён, о которых говорил Джоэл.

В нарастающей смуте и суматохе переходного периода воздействие этих людей на умы становилось всё сильнее.

По их мнению, библейские пророчества следовало понимать буквально, а то, что происходит в наши дни, — это приближение столь долго ожидавшегося Апокалипсиса, и скоро начнётся священная война, в которой все люди окажутся сторонниками либо сил тьмы, либо воинства света.

Они представляли себе эту войну, как физическое столкновение, беспощадное и кровопролитное, и для тех, кто знал, что оно грядёт, было важно только одно: оказаться на нужной стороне, когда начнётся битва.

Одновременно я смог увидеть Видения рождения тех, кто стоял и на одном, и на другом полюсе. Было ясно, что все они пришли в этот мир безо всякого намерения создавать столь острую поляризацию.

Мы хотели плавного перехода от старого, материалистического мировоззрения к новому, духовному, и такого преобразования, при котором старые традиции вошли бы составной частью в нарождающийся новый мир.

Я видел, что эта нарастающая воинственность является аберрацией, порождённой не изначальным намерением, а Страхом.

В наших дожизненных видениях этика человеческого общества строилась на том, что каждый человек будет абсолютно свободен, окружающая среда защищена, экономический потенциал сохранен и преобразован, вследствие подчинения его духовной цели.

А далее, эта духовная цель, будучи полностью достигнута, положит начало утопии таким образом, который явится символическим исполнением предсказаний Писания о конце времён.

Мое знание ещё более расширилось, и, как тогда, когда я наблюдал Видение рождения Майи, я почти соприкоснулся с более высоким духовным пониманием: ещё немного — и я бы целиком охватил мысленным взором картину того, куда пойдёт отсюда человеческая история, как нам удастся примирить противоположные точки зрения и выполнить наше человеческое предназначение.

Но, как и в прошлый раз, у меня закружилась голова, сосредоточение ослабло, и я не сумел достигнуть необходимого уровня энергии.

Видение начало рассеиваться, и я напрягся, чтобы в последний раз увидеть происходящее на Земле.

Без сдерживающего влияния Видения мира, поляризация Страха всё усиливалась. Я видел, что обе стороны всё более ощетиниваются, накал отрицательных эмоций становится всё сильнее, и каждый думает, что противник не просто не прав, а омерзителен, кошмарен и находится в союзе с самим дьяволом.

Голова моя продолжала кружиться; я ощутил быстрое движение, потом, обернувшись, увидел рядом с собой Уила. Он взглянул на меня, потом перевел глаза на то, что нас окружало, — нечто серое, тёмное.

Лицо Уила выражало тревогу. Мы оказались в каком-то другом месте.

— Ты наблюдал мое Видение истории? — спросил я. Он снова посмотрел на меня и кивнул:

— То, что мы видели, — это новое духовное истолкование истории, немного специфическое, с учётом твоих культурных воззрений, но удивительно откровенное.

Мне ещё не приходилось видеть ничего подобного. Наверное, это часть Десятого откровения — ясная картина человеческого поиска, как те, что можно видеть в Афтерлайфе.

Мы начинаем понимать, что каждый рождается с положительными стремлениями, что пытается принести в физическое измерение как можно больше знания из Афтерлайфа. Каждый!

Вся история — это долгий процесс пробуждения. Конечно, входя, при рождении, в физический мир, мы всё забываем; нам приходится осваивать социальные и культурные реалии того времени и места, в котором мы оказались.

И все наши воспоминания сводятся к «окликам внутреннего голоса», к интуиции, подсказывающей, что следует поступить так-то и так-то.

Но нам постоянно приходится бороться со Страхом. Часто он так велик, что нам не удаётся следовать своим стремлениям или приходится временно сходить с тропы. Но все, все, каждый из нас, приходят в этот мир с установкой на добро.

— Значит, по-твоему, какой-нибудь убийца, погубивший не одну жизнь, тоже явился сюда с добрыми намерениями?

— Изначально — да. Любое убийство — это гнев, разрядка, один из способов преодолеть внутренний страх и ощущение беспомощности.

— Ну, не знаю, — покачал головой я. — Разве некоторые индивидуумы не являются плохими по природе?

— Нет. Они просто сходят с ума от страха и совершают ужасные ошибки. И, в конечном счёте, несут за них полную ответственность. Но следует понять: те или иные ужасные деяния частично порождены нашей склонностью считать, что некоторые люди злы от природы.

Это ошибочное представление как раз и подливает масла в огонь поляризации. Обе стороны в равной степени не верят, что люди могут поступать так, как поступают, не будучи изначально плохими; так растёт вражда, взаимное отчуждение, а это усиливает страх и пробуждает в каждом худшие стороны его натуры.

Он отвёл взгляд, задумался.

— Каждая из сторон полагает, что другая замешана в величайшем заговоре, — добавил он через некоторое время, — что является воплощением всего отрицательного, что есть на свете.

Я, следуя его примеру, тоже огляделся по сторонам, и, меня охватило какое-то тёмное, зловещее предчувствие.

— Думаю, — продолжал Уил, — мы не сможем открыть путь для Видения мира или решить проблему поляризации, пока не поймём истинную природу зла и того, что представляет собой Ад.

— Почему ты заговорил об этом? — спросил я. Он ещё раз взглянул на меня, потом снова воззрился в окружавший нас серый полумрак.

— Потому, — медленно ответил он, — что Ад — это, как раз, здесь.