Бильярдный шар - Азимов Айзек. Страница 5

Блум сел в кресло, но продолжал говорить, и голос его с каждым мгновением все больше походил на орган.

– Как только бильярдный шар попадет в зону нулевой гравитации, он тотчас окажется вне действия гравитационного поля Земли. Он останется неподвижным, в то время как Земля продолжит свое вращение вокруг оси и вокруг Солнца. На нашей широте в это время суток – мною проделаны соответствующие расчеты – Земля, если можно так выразиться, уйдет вниз из-под шара. Мы будем двигаться вместе с Землей, шар останется в той же точке пространства. Нам покажется, что шар подскочит вверх. Внимание!

Присс застыл перед столом, словно его вдруг парализовало. Было это изумление? Или восторг? Не знаю. И не узнаю никогда. Сделал ли он движение, чтобы, наконец, прервать разглагольствования Блума, или он просто страдал от мучительного нежелания играть позорную роль в игре, которую ему навязал соперник?

Присс повернулся к бильярдному столу, посмотрел на шар, затем оглянулся на Блума. Все репортеры столпились вокруг – близко, как только могли, чтобы получше все разглядеть. И лишь один Блум сидел в кресле – с непричастным видом улыбаясь. Он, конечно, не следил ни за столом, ни за шаром, ни за зоной нулевой гравитации. Насколько я мог видеть – с поправкой на очки – он следил за Приссом.

Присс снова повернулся к столу и поставил шар на сукно. В этом спектакле ему предстояло поднять занавес перед последним действием, которое принесет окончательный и драматический триумф Блуму, а его, Присса, человека, который утверждал, что это невозможно, сделает посмешищем на веки веков.

Наверное, он почувствовал, что у него нет никакого выхода. А может быть…

Уверенным ударом он привел шар в движение. Шар катился не быстро, и все следили за ним не отрываясь. Он ударился о борт и срикошетировал. Теперь шар катился еще медленнее, словно Присс умышленно драматизировал ситуацию, чтобы сделать триумф Блума еще блистательнее.

Мне было все отлично видно: я стоял у самого края стола, почти рядом с Приссом. Я видел, как шар приближался к светящемуся столбику воздуха, и видел сидевшего Блума, вернее, то, что проглядывало за световым цилиндром.

Шар достиг границы зоны нулевой гравитации, на какое-то мгновение повис над краем отверстия в столе и исчез с ослепительной вспышкой и ужасающим грохотом, оставив после себя неожиданный запах жженой тряпки.

Мы завопили. Мы все завопили.

Потом вместе со всем миром я видел эту сцену на экране стереовидения. Я видел себя в фильме, запечатлевшем эти пятнадцать секунд всеобщего замешательства, и не мог узнать своего лица.

Пятнадцать секунд!

Затем мы вспомнили о Блуме. Он по-прежнему сидел в кресле, скрестив руки, но в его туловище была дыра размером с бильярдный шар: пробив лежавшую на груди руку, шар прошел навылет. Большая часть сердца, как было установлено при вскрытии, оказалась выбитой и притом совершенно аккуратным кружком.

Выключили установку. Вызвали полицию. Унесли Присса, который находился в состоянии коллапса. По правде говоря, я и сам был ненамного лучше, и, если кто-нибудь из присутствовавших репортеров будет говорить, что он оставался хладнокровным наблюдателем, знайте, что он просто хладнокровный лгун.

Я встретился с Приссом лишь спустя несколько месяцев. Он слегка похудел, но выглядел вполне хорошо. На лице Присса играл румянец, и во всем его облике появилась решительность. Так роскошно одетым я его еще никогда не видел.

– Теперь-то мне понятно, что произошло, – сказал он. – Будь у меня там время подумать, я бы и тогда все знал. Но я тугодум, а бедному Эду так не терпелось по скорее устроить этот спектакль, да еще он его так хорошо поставил, что увлек и меня за собой. Я, конечно, всячески стараюсь возместить часть того ущерба, невольным виновником которого я стал.

– Но вам не вернуть Блума к жизни, – бесстрастно сказал я.

– Конечно, нет, – ответил он не менее бесстрастно. – Но ведь надо позаботиться и о «Блум Энтерпрайзис». То, что произошло во время демонстрации на глазах у всего мира, – самая скверная реклама нулевой гравитации, и мне представляется крайне важным внести полную ясность в эту историю. Вот почему я и пригласил вас.

– К вашым услугам, сэр.

– Не будь я тугодумом, я бы и тогда сообразил, что Блум нес чистый вздор, когда говорил о том, как шар поднимается в зоне нулевой гравитации. Этого не могло быть. Если бы Блум так не презирал теорию и не бахвалился своим невежеством, он бы и сам это прекрасно знал.

Движение Земли, – продолжал Присс, – далеко не единственное движение, имеющее отношение к такому эксперименту, молодой человек. Солнце само движется по гигантской орбите вокруг центра Млечного Пути. И наша Галактика тоже движется по пока еще не установленной траектории. Помещая шар в зону нулевой гравитации, нужно было учитывать, что на шар не будет влиять ни одно из этих движений и что, следовательно, он внезапно окажется в состоянии абсолютного покоя – в то время как абсолютного покоя не существует. – Присс медленно покачал головой. – Беда Блума, как мне кажется, была в том, что думал о невесомости, которая существует в космическом корабле, когда космонавт парит в кабине. Потому-то Блум и ожидал, что шар поплывет в воздухе. Но ведь на космическом корабле нулевая гравитация вовсе не означает отсутствия гравитации – это всего лишь результат взаимодействия двух объектов: корабля и находящегося в нем человека, у которых одна и та же скорость свободного падения, соответствующая гравитационному полю Земли, так что и корабль и человек неподвижны по отношению друг к другу.

В случае же нулевой гравитации, которой удалось достичь Блуму, произошло полное разглаживание резинового листа вселенной на данном участке, что означает исчезновение массы. Все, что бы ни оказалось в этом поле, включая и захваченные им молекулы воздуха, и бильярдный шар, который я загнал в него, мгновенно утрачивает массу. Объект, не имеющий массы, может обладать лишь одним движением. – Присс сделал паузу, как бы приглашая задать ему вопрос.

– Что же это за движение, профессор?

– Движение со скоростью света, – ответил он. – Любой объект, не имеющий массы, как, например, нейтрино или фотон, будет двигаться со скоростью света до тех пор, пока он существует. И действительно, свет движется с такой скоростью только потому, что он состоит из фотонов. Едва бильярдный шар оказался в зоне нулевой гравитации, он тут же исчез со скоростью света.

– Но разве шар не должен был снова обрести свою массу сразу же, как только он окажется за пределами зоны нулевой гравитации?

– Конечно, так и случилось, он сразу оказался подверженным действию гравитации и начал терять скорость из-за трения о поверхность бильярдного стола. Но попробуйте себе представить, какой огромной должна быть сила трения, чтобы затормозить объект с массой бильярдного шара, несущийся со скоростью света. В тысячную долю секунды шар прошел сквозь толщу атмосферы в сотни миль, и я сомневаюсь, чтобы при этом его скорость уменьшилась более чем на несколько миль в секунду – всего лишь на несколько из 186 282 миль. Пронесясь через бильярдный стол, шар легко пробил борт, пронзил бедного Эда и вылетел в закрытое окно, оставив на стекле аккуратный кружок, потому что за столь ничтожное время соседние частицы стекла не могли прийти в движение.

К счастью, мы находились на верхнем этаже здания да еще в ненаселенном районе. Если бы мы были в городе, шар пробил бы множество зданий и мог убить уйму людей. В настоящий момент этот шар – в космосе, далеко за пределами солнечной системы, и он будет продолжать свое движение почти со скоростью света до тех пор, пока не встретит на своем пути препятствие – достаточно большое, чтобы остановить его. И тогда произойдет ужасающий взрыв, который оставит после себя гигантский кратер.

Я поиграл своим воображением и не могу сказать, чтобы это мне понравилось.

– Но как это может быть? – спросил я. – Бильярдный шар, когда он подкатился к полю нулевой гравитации, уже почти совсем останавливался. Я это видел сам. А вы утверждаете, что он исчез, неся в себе невероятный запас кинетической энергии. Откуда же она взялась?