Корни зла - Рейн Сара. Страница 66

Внутри комендатуры солдаты резко подняли руки в немецком приветствии, а потом вышли, оставив Алису одну. Звук закрывшейся двери вызвал паническую клаустрофобию, но Алиса была настроена не показывать свой страх. Помнишь игру «Давай притворимся», Алиса?.. Помни, как ты обманула всех, когда была Лукрецией, и помни, как ты возродила старую игру для кино. Когда я был королем Вавилона, а ты была христианской рабыней... А теперь я христианка в еврейском концлагере, но суть песенки осталась та же. Обмани их, Алиса. Сыграй в игру притворства. Хорошо, вот так.

В этот момент она подняла глаза и огляделась. В комнате было тепло и светло, на полу лежал ковер, а на стенах стояли книги. Книги, тепло, комфорт. О господи, что бы я отдала, чтобы вернуть эти вещи в мою жизнь! Но однажды я вернусь в реальный мир, и у меня снова будет все это.

За полуоткрытой дверью находилась маленькая, скудно меблированная спальня, где комендант иногда спал, если новая партия пленных должна была прибыть рано утром или если должен был состояться визит каких-нибудь важных официальных нацистских деятелей, так что комендант хотел быть наготове. Алиса увидела кровать и умывальник с мылом и полотенцами. Горячая вода. Душистое мыло. Я не вынесу этого, подумала она. Я истощена, я постоянно голодна и постоянно мерзну до костей. Я ношу эту ужасную грязную одежду, мои волосы обстригли, чтобы не было вшей, и за прошедшие шесть месяцев единственными предметами для мытья, которые у меня были, — это холодная вода в каменном корыте и кусок щелочного мыла, которое я делю с двадцатью остальными узницами.

Я пойду на все, чтобы выбраться отсюда... Нет ничего, на что бы я не пошла...

Слова проносились у нее в голове как молитва или проклятие, и в конце концов она взглянула на человека, стоящего у стола. Комендант Бухенвальда, полковник СС Карл Кох. У него были подлые маленькие, глубоко посаженные глаза, а шея была слишком толстой для жестко сшитой формы СС.

Маленькие косящие глазки разглядывали Алису. Через несколько мгновений Карл Кох сказал:

— Для начала я должен сказать вам, что я знаю, кто вы на самом деле. — Его голос был неприятным, но Алиса не почувствовала в нем какой-то особой издевки.

— Правда? — уклончиво спросила она.

— Я видел два ваших фильма, баронесса, — сказал он. Кох произнес этот титул так, как будто считал его абсолютно подлинным. — Для меня это было большое удовольствие.

— Благодарю вас.

— Так что, я думаю, для вас жизнь в Бухенвальде должна быть тяжелой.

— Да, это тяжелое и жестокое место, — через несколько мгновений ответила Алиса. Ее разум работал с бешеной скоростью. Он знал о Лукреции. Что более важно, он верил в Лукрецию. Было ли это чем-то, что она могла использовать с преимуществом для себя?

— Ну, боюсь, некоторые вещи неизбежны, — сказал Кох. — Мне кажется, прошло уже шесть месяцев с тех пор, как вас привезли сюда, да?

— Да.

— Итак. Я думал над тем, что должен быть способ смягчить для вас условия, и у меня есть к вам маленькое предложение.

Он отошел от стола и встал ближе к ней. Алиса почувствовала запах чеснока в его дыхании и вспомнила, что, говорят, он любит дорогую еду и красивых женщин.

— Предложение? — осторожно спросила она.

— Я хочу, чтобы вы слушали разговоры других заключенных, — сказал Кох. — Я наблюдал за вами, и, хотя вы называете себя англичанкой — Алиса Уилсон, да? — вы все же привлекаете их. Вы весьма обворожительная женщина, баронесса, даже без вашего титула это так. В Бухенвальде у вас много поклонников, и мужчин, и женщин.

— У меня всегда были поклонники, — развязно сказала Алиса, — но это к делу не относится. Герр Кох, я бы предпочла, чтобы мой... мое имя и мой титул оставались здесь неизвестными.

— Хорошо. Это может остаться только между нами. Кох разглядывал ее шею и грудь. Отвратительно.

Но не дай ему заметить, что ты так думаешь.

— Из-за того, что вы привлекаете людей, — сказал Кох, — люди будут говорить с вами. Я хочу, чтобы вы слушали очень внимательно, а потом приносили мне любую... э... информацию, которая, по вашему мнению, может заинтересовать меня. Все, что может быть важно для Третьего рейха.

— Шпионить? — задумчиво проговорила Алиса. — Вот что вы имеете в виду, не так ли? Вы хотите, чтобы я шпионила для вас?

Он улыбнулся, довольный ее понятливостью:

— Есть сведения, что в Бухенвальде зарождается подпольное движение, организация, намеревающаяся устраивать побеги или бунты. Необходимо, чтобы я выявил лидеров и расправился с ними до того, как они доставят нам проблемы.

— Вы думаете, я смогу выяснить что-то об этой организации?

— Эта ваша служба будет очень хорошо вознаграждена. Вы меня понимаете?

— Да.

Алиса изучала его какое-то время, намеренно притворяясь равнодушной. Но ее мозг работал максимально быстро: она думала, взвешивала, планировала. Потом медленно проговорила:

— Вы сказали о преимуществах? В качестве награды.

— Есть ряд вещей, которые мы можем осуществить, чтобы сделать вашу жизнь более комфортной. — Теперь он заметно расслабился. — Вы, должно быть, скучаете по хорошей пище и горячей воде для умывания. Чистое постельное белье. Я могу позаботиться, чтобы у вас все это было.

— Но не моя свобода? Вы не можете позаботиться о моей свободе?

Он колебался, а потом, как будто обдумав это, сказал:

— Если вы обеспечите нас тем, что нам нужно, это может стать реальным. Это может выглядеть как побег. Я могу сделать вид, что перевожу вас в другой лагерь. Возможно, в Дахау, он не очень далеко отсюда. Побег может оказаться путешествием. В таком случае вам дадут деньги и бумаги, которые вам помогут.

Дахау. Деньги и бумаги. Дахау. Конрад. Боль, которую Алиса пыталась подавить все эти месяцы, вернулась, усиленная в тысячу раз. Я все-таки не доверяю Карлу Коху, думала Алиса. Я также не думаю, что он полностью доверяет мне, но все это, может Быть очень хорошо, — сказала она наконец, глядя ему прямо в глаза, — я сделаю то, чего вы хотите.

* * *

— Конечно, я его обманула, — сказала Алиса.

— Как ты осмелилась? — спросил Майкл, выныривая из этого зловещего мира, где танки по-хозяйски ездили по улицам города, где люди были заперты за колючей проволокой и где их запугивали пулеметами с черными дулами. Но даже когда он произнес это, он знал, что, естественно, она осмелилась; она бы осмелилась сделать все что угодно.

— Все было не так опасно, как кажется, — сказала Алиса. — Там, в Бухенвальде, действительно была подпольная организация. В этом комендант был прав, хотя она появилась недавно и была еще пробным шагом, была непрочной, как паутина. Но это была паутина, которую на самом деле пряли очень старательно, и даже намек на ее существование наделал такого шуму в СС, что они стали набирать шпионов за свой собственный счет.

— И они думали, ты будешь одной из шпионов?

— Да. Они предполагали, что я сделаю все ради еды, тепла и других вещей. Они думали, что имеют дело с Лукрецией фон Вольф, которая любила роскошь и была изнежена, и в этом была их ошибка. Они не знали, что Лукреция — это просто дым на экране, а я гораздо лучше, чем они могли себе представить, подготовлена к тому, чтобы справляться с суровым режимом лагеря. Я привыкла вставать в полшестого утра в самую холодную зиму, растапливать печь и набирать холодную воду из колодца во дворе. А когда меня порекомендовали на место горничной Нины Драйер, там по-прежнему были все эти сборы и сидение до трех или четырех часов утра, чтобы помочь ей раздеться после вечеринки или бала. — Она остановилась, а потом продолжила: — И были еще те тяжелые недели, прожитые на улицах Вены. Я верила, что, если я смогла выжить там тогда, я смогу выжить практически везде.

— Но обманывать нацистов. Гестапо...— Слова все еще внушали страх. Стальные армии выпускали стальные когти в свои жертвы и причиняли им ужасные страдания...

— Когда дошло до дела, их было легко обмануть, — сказала Алиса. — Я посвятила в это двух или трех женщин, которым могла доверять, и мы придумывали разные истории, которые, как мы думали, нацисты проглотят. Открытие спланированного дела кочевало из одного барака в другой. Где-то готовили ложные бумаги. Через определенный промежуток времени я приносила эти истории коменданту, и он верил им. Он был глупый человек, этот Карл Кох. Большую часть времени он был пьян или играл в карты, так что это облегчало мне задачу.