Корни зла - Рейн Сара. Страница 70

Алису пронзала сильнейшая боль. Она даже не подозревала, что такая боль может существовать. В конце концов она погрузилась в полубессознательное состояние, когда больше не осознавала, что происходило вокруг нее, но боль по-прежнему была всепоглощающей, черной и алой, разливающейся приливами, словно вбиваемой ритмичными напорами в ее тело. Еще, еще и еще, пока ты не захочешь умереть... Еще, еще и еще, пока наконец ты не поймешь, что умираешь, и ты поприветствуешь этот момент, потому что после смерти ты ничего не будешь чувствовать...

Наступил последний, невероятный виток агонии, и Алиса услышала собственный крик, а потом тьма сомкнулась над ней.

Слегка грубоватый, но неуловимо знакомый голос где-то за границами темноты произнес:

— Мне кажется, она приходит в себя, — и другой голос, тоже неясно узнаваемый, сказал:

— Если бы только у нас была капля бренди... или подходящие бинты.

— Нет, она в порядке. Она поправится. Она очень крепкая дама.

Алиса открыла глаза в густо пахнущий воздух барака и увидела участливые лица женщин, которые несколько часов назад осудили ее как шпионку. Она лежала на узкой койке; две женщины протирали ей лицо, а между ее бедрами лежал толстый удобный рулон ткани. Кто-то завернул ее в одеяла, они были тонкими и не очень чистыми, да и поверхность была грубой, но Алисе было все равно.

— У тебя все еще немного идет кровь, — сказала женщина с восточными скулами, — но мы помыли тебя так, как смогли, и нам кажется, ты вне опасности.

Алиса села, и ее голова поплыла. Она начала задавать вопросы, а потом сказала:

— Простите, но мне кажется, меня сейчас вырвет...

И тут же женщина подставила жестяную миску ей под рот.

— Спасибо, — выдохнула Алиса, когда спазмы прекратились, — простите... вам это неприятно.

— Ничуть. Мой отец был врачом, и мой брат практиковал вместе с ним. Если бы нацисты не пришли в мою деревню, я бы тоже изучала медицину. Меня зовут Илена, — сказала женщина. — Нам звать вас баронесса, сударыня или как?

И вновь появился этот предупреждающий сигнал. Не говори больше, чем нужно. На волне этого сигнала Алиса сказала:

— Лукреция. Просто Лу, если хочешь. Так короче.

— И у тебя даже нет перстня Борджиа, — сказала Илена, а Алиса почувствовала сухую иронию ее слов, и неожиданно ей очень понравилась Илена.

— Мы смогли сварить немного кофе, — сказала одна из женщин, аккуратно поднося жестяную чашку от печки. — Он не очень хороший, но горячий.

Алиса с благодарностью сказала:

— Мне все равно, что это. Спасибо.

Она благодарно сделала маленький глоток кофе, а потом сказала:

— Вы очень добры ко мне.

— Мы заботимся друг о друге, — сказала Илена, а остальные согласно закивали.

Глава 30

Мы заботимся друг о друге...

С помощью женщин Алиса физически оправилась после изнасилования и окунулась в тяжелую рутину Освенцима.

— Ужасно, — сказала Илена. — Антигуманно. Когда напишут историю этих лет, самым позорным будет Освенцим.

Алиса хранила то мизерное количество вещей, которое ей позволили взять из Бухенвальда, под узкой койкой в бараке, который уже становился привычным. Итак, это теперь был ее дом. Не хуже Бухенвальда, правда. Я смогу перенести это.

Ее кровать стояла как раз под одним из окон; каждую ночь ставни снаружи были крепко закрыты, скрывая узников от внешнего мира.

Но в ставнях над койкой Алисы была щель в тот потерянный мир. С одной стороны, где древесина слегка прогнила, была трещина, и через нее Алиса могла видеть маленький кусочек ночного неба. Она могла смотреть, как луна убывает и становится тонким отрезком серебра, и она могла видеть, как луна увеличивается, растет и превращается в полный круг. Иногда свет, казалось, развертывал серебряный путь, по которому ты мог свободно идти, если бы знал, как добраться до него. Когда-нибудь я все-таки доберусь до него.

По мере того как недели проходили, а она наблюдала за неумолимым путем луны, она думала, как странно даже в этом просвещенном веке и в этом бездушном месте было то, что луна и ее фазы все еще управляли женской кровью. Сколько дней прошло с той ночи с Драйером и другими? Тут было трудно следить за временем. Но сколько недель прошло?

Два месяца прошли без отклика от ее тела. Но тому было много объяснений. Скудная пища, истощение моральное и физическое. О, пожалуйста, пусть это будет так. И помни, что Драйер сказал тем мужчинам. «Постарайтесь, чтобы сука не забеременела, — сказал он, и его глаза горели в свете печки. — Постарайтесь, чтобы не забеременела...»

В третьем месяце появились приступы тошноты, несколько приступов, и всегда ранним утром, а еще заметно набухли ее груди.

— Мы поможем тебе пройти через это, Лу, — сказала Илена, когда Алиса в конце концов попросила помощи. — Я же говорила тебе, что мы заботимся друг о друге.

— Врачи...

Но лицо Илены выражало отвращение и ненависть при упоминании докторов Освенцима. Все знали о них, насмешливо сказала она, и все как можно сильнее старались держаться от них подальше. Тебе не нужно очень долго здесь находиться, чтобы узнать о больничном блоке и об экспериментах, которые там проводят. Стерилизация мужчин и женщин. Тесты на выносливость, когда пленников насильно заставляли пить соленую воду и погружали в бочки со льдом на шесть или восемь часов, чтобы имитировать условия, с которыми немецкие пилоты могут столкнуться в бою.

Алиса с сомнением спросила, не будет ли кто-то, охрана может быть, настаивать на том, чтобы она получила какую-то медицинскую помощь. Не заставят ли они ее даже сделать аборт? Нельзя же спрятать беременность, сказала Алиса, а Илена засмеялась:

— Мы можем спрятать, все что угодно, если достаточно тщательно это спланируем. Но в этом нет необходимости. Никому нет дела до того, что ты беременна. Дети иногда рождаются и здесь.

Алиса решила, что скорее доверится Илене с ее хоть какими-то знаниями по медицине и другим женщинам, у которых были свои дети, чем докторам больничных блоков Освенцима. Она ненавидела себя за то, что из-за беременности и ребенка не сможет бежать. Но эта война не может продолжаться вечно. Освенцим не может существовать вечно. Да, но если нацисты выиграют войну? Что тогда?

Роды были гораздо тяжелее, чем она предполагала. Месяцы непрекращающегося тяжелого труда в лагере и скудная пища сделали свое дело. Несколько часов боль не прекращалась; кроме физической, Алису мучила боль душевная из-за того, как зачат был этот ребенок. Я никогда не смогу смотреть на него с любовью, думала Алиса. И, даже если он выживет, он никогда не простит меня за то, что я привела его в это темное безрадостное место.

Женщины смогли спрятать небольшой запас вещей, необходимых для родов. Несколько чайных ложек бренди, украденных у одного из охранников, вата и антисептики, украденные из больницы во время уборки там, узел чистых хлопчатобумажных тряпок. Дебора родилась в частной больнице в Вене, окруженная всей возможной роскошью и в присутствии весьма хорошего хирурга. Конрад возил цветы тележками, а шампанское — корзинами, и после рождения Деборы он написал для своей дочери эту чудесную музыку — «Песню Деборы»... А теперь сводный брат или сестра Деборы родится на куче соломы и тряпья, а рядом нет никого, кроме кучки женщин. Но этот ребенок был зачат в страхе и боли, а теперь он рождался в ненавидящий мир.

Когда наконец он лежал между ее бедрами, Алиса могла чувствовать, даже до того как она увидела его, что он был маленький и скрючившийся.

— Но живой, — сказала Илена. — Хорошо дышит.

Они завернули ребенка в квадратное одеяло, а потом Алиса почувствовала маленькую слабую ручку на своей груди и увидела маленький ротик, открывающийся и закрывающийся, как птичий клювик.

— У тебя вряд ли есть молоко, — тут же сказала Илена.

— Этого следовало ожидать.

К ужасу Алисы, у нее в голове появилась мысль, что, если бы ребенок должен был умереть, она была бы свободна и могла бы спланировать побег, и не было бы ничего, напоминающего ей о том, что Лео Драйер и остальные сделали с ней в ту ночь. Короткий взгляд в будущее, где она наблюдает, как ребенок растет, где она разглядывает черты его лица, молясь, чтобы он не был похож на человека, который стоял в свете печки, глядя, как ее насилуют. А потом изнасиловал ее сам...