Трансформация - Рейнхард Люк. Страница 7
Я долдоню это потому, что вы тащите с собой целую кучу верований, чтобы убедить себя, что ваша жизнь работает, что вы правы. Пока до вас не дойдет, что вы застряли, – вы будете прятаться в своей лжи, той лжи, которая и не дает вашей жизни работать.
– Но нельзя изменить людей лекциями.
– Правильно! Я это понимаю. Поэтому я и сказал вам, что не надо верить ни одному моему слову.
– Почему же ты тогда их говоришь?
– Я их говорю потому, что Вернер установил, что когда тренер их говорит, – это работает. Том на секунду замолкает.
– Нам что, просто сидеть и слушать?
– Или стоять и слушать. Как угодно. Работает и сидя, и стоя. Стоя, вероятно, немного лучше – стоящую жопу лучше видно, чем сидящую.
– Иисусе! Ты – высокомерный мерзавец!
– Отлично! Что-нибудь еще, Том? Том стоит несколько ошеломленный.
– Нет, – говорит он, – высокомерный мерзавец – это все.
– Спасибо, Том, – говорит тренер. (Последовавшие аплодисменты довольно жидки.)
– Эй, жопы, вы не аплодируете. Или деньги, или хлопать. Я хочу, чтобы все поблагодарили Тома.
(Громкие аплодисменты)
– Джин. Встань.
Джин, привлекательная, консервативно одетая, почтенного вида женщина лет под сорок.
– Я не понимаю, зачем нужна вся эта суета с аплодисментами. Нельзя ли без этого обойтись?
– Нет, без этого обойтись нельзя.
– Но зачем это нужно?
– Это нужно потому, что это одно из основных правил. Я хочу, чтобы КАЖДЫЙ знал, что после того, как он выскажется, мы поблагодарим его аплодисментами. Мы аплодируем не потому, что согласны с ним, как жопа с жопой, а потому, что благодарны ему за то, что он поделился с нами своим переживанием или точкой зрения. Вот и все.
– Глупо аплодировать тому, кто просто спросил, можно ли снять пиджак.
– Это нормально, Джин. Учись жить глупо, в этом весь ЭСТ. Спасибо, эй! КУДА это ты СОБРАЛАСЬ?!
– Молодая женщина поднялась с первого ряда и торопливо идет к заднему выходу. Она бледна и держит руку у рта. Ее возвращают на место.
– Меня сейчас вырвет! Меня сейчас вырвет! – говорит она.
– Возьми микрофон, Мария.
– Я хочу в туалет! Меня сейчас вырвет!
– Ассистент принесет тебе пакет. Если хочешь блевать – блюй в пакет. Подержи ей микрофон, Ричард.
– Я не знаю, как им пользоваться, – говорит Мария, вертя пакет.
– Возьми пакет в руки, – говорит тренер и в первый раз садится на один из кожаных стульев, – и поднеси к лицу.
Ты не промахнешься. Давай.
– Я не могу!
– ДАВАЙ! (Тишина.)
– Я не могу дышать, – говорит Мария приглушенным из-за пакета голосом.
– Держи ебаный пакет чуть дальше от лица.
– Я могу не попасть!
– Мне все равно, что ты за ебаный стрелок, держи пакет ближе.
– Тогда я не могу дышать!
– Слушай, – говорит тренер, откидываясь на стуле, если хочешь дышать – дыши. Если хочешь блевать – держи пакет ближе к лицу и блюй.
– Пожалуйста, пустите меня в туалет!
– Сядь. Поиграй со своим пакетом и не пытайся проверять свою меткость. Спасибо.
Мария садится под нервные аплодисменты.
– Эту девушку тошнит! – раздается крик сзади.
– ЗАТКНИСЬ! – кричит тренер в ответ, встает и подходит к краю платформы. – Если ты хочешь говорить в этом зале, ты поднимаешь руку и не говоришь до тех пор, пока я тебя не вызову и ассистент не даст тебе микрофон. Тогда ты встаешь и говоришь все, что хочешь. Поняли, жопы?
Наступает полная тишина. В заднем ряду поднимается рука.
– Все в порядке, – говорит тренер. Джон. Встань. Возьми микрофон.
Встает человек, который кричал. Это пожилой мужчина в очках, седой, со слегка заторможенным выражением лица.
– Я потрясен, – говорит он взволнованным голосом, – я не понимаю, почему ты так грубо обращаешься с людьми. Ты мог объяснить девушке, как обращаться с этим пакетом, не оскорбляя ее и не превращая каждый ее шаг в посмешище.
– Понял, Джон, – говорит тренер, садясь на свой стул, – но давай разберемся. Мария хочет поблевать. Мы дали ей пакет. Мы бесплатно проинструктировали ее. Ты чувствуешь, что должен встать и защитить оскорбленную женственность. Мария чувствует, что должна вот-вот вырвать. Мы обращаемся с вами одинаково. Тебе даем микрофон. Ей даем пакет.
– Но меня не тошнит, – говорит Джон.
– Прекрасно! Не надо пакет Джону.
– Ты мог бы быть вежливее. Ты мог бы ей помочь.
– Конечно. Это как раз та игра, в которую Мария заставляет людей играть, когда создает тошноту. «Бедная Мария! Ее тошнит! Бедная детка!» Когда кто-нибудь хочет поблевать на ЭСТе, мы говорим: «Прекрасно! Вот пакет. Развлекайся». Замечательно, что очень немногие в конце концов решают им воспользоваться. Джон неуверенно садится.
– Спасибо, Джон.
(Аплодисменты.)
– Мы забыли поблагодарить Джин, которая говорила, когда Мария собралась уходить. (Аплодисменты.)
– Теперь все в порядке. Прежде чем продолжить, я хочу напомнить, что я не хочу, чтобы вы верили хоть одному моему слову. Просто слушайте. Причина, по которой ваша жизнь не работает, – это то, что вы живете механически в своих системах верований, вместо того чтобы жить в мире актуальных переживаний.
Вы думаете, что вы глядите на реальность и делаете выводы? Нет! Вы сделали это десятки лет назад. Вы, жопы, идете со своими выводами через жизнь, как роботы. Вы конструируете реальность через свои выводы десятилетней давности. Неудивительно, что вы все утратили живость. Неудивительно, что ваша жизнь не работает.
Смотрите. Если мы посадили крысу в лабиринт с четырьмя тоннелями и всегда будем класть сыр в четвертый тоннель, крыса через некоторое время научится искать сыр в четвертом тоннеле. Хочешь сыр? Зип-зипзип в четвертый тоннель – вот и сыр. Опять хочешь сыр? Зип-зип-зип в четвертый тоннель – вот и сыр.
Через некоторое время великий Бог в белом халате кладет сыр в другой тоннель. Крыса зип-зип-зип в четвертый тоннель. Сыра нет. Крыса выбегает. Опять в четвертый тоннель. Сыра нет. Выбегает. Через некоторое время крыса перестает бегать в четвертый тоннель и поищет где-нибудь еще.
Разница между крысой и человеком проста – ЧЕЛОВЕК БУДЕТ БЕГАТЬ В ЧЕТВЕРТЫЙ ТОННЕЛЬ ВЕЧНО! ВЕЧНО!
ЧЕЛОВЕК ПОВЕРИЛ В ЧЕТВЕРТЫЙ ТОННЕЛЬ. Крысы НИ ВО что не верят, их интересует сыр. А человек начинает верить в четвертый тоннель и СЧИТАЕТ, ЧТО ПРАВИЛЬНО БЕГАТЬ В ЧЕТВЕРТЫЙ ТОННЕЛЬ, ЕСТЬ ТАМ СЫР ИЛИ НЕТ. Человеку больше нужна правота, чем сыр.