Космический Апокалипсис - Рейнольдс Аластер. Страница 73

Враги в буквальном смысле слова обоняли их ужас.

— Паскаль, — прошептал Силвест, — я должен сказать тебе кое-что.

— Сейчас?

— Да, сейчас. — Он уже не мог различить, где ее дыхание, где — его. Вырывавшийся из их уст воздух, казалось, барабанил по его коже. — Это на тот случай, если я больше никому не успею сказать. Я и без того слишком долго держал это в секрете.

— Ты хочешь сказать… на случай нашей смерти?

Он обошел ее вопрос молчанием. Какая-то часть его мозга была занята подсчетом того, сколько секунд или десятков секунд жизни осталось у них. Слишком мало, чтобы рассказать так, как он хотел.

— Я солгал, — шептал он. — Солгал о том, что произошло у Завесы Ласкаля. Она хотела перебить его.

— Нет, подожди, — жарко шептал Силвест. — Выслушай меня… мне надо поделиться… я не могу больше держать это в себе.

Голос был еле слышен.

— Все, что я рассказывал, — это полуправда. — Ее глаза широко раскрылись — овальные пустоты на тепловой маске лица. — Все случилось наоборот. Это не трансформированный мозг Карины Лефевр стал разрушаться, когда мы стали приближаться к Завесе, а…

— Что ты хочешь сказать?!

— Это был мой мозг. Это из-за меня мы чуть не погибли. — Он помолчал, ожидая, что или она скажет что-то, или их преследователи выйдут из голубого сияния, которое надвигалось все ближе и ближе. Когда ничего этого не произошло, Силвест продолжил, видимо, увлеченный самим процессом исповеди. — Моя трансформация, наведенная Трюкачами, стала выветриваться. Гравитационные поля вблизи Завесы уже схватили нас. Карина должна была погибнуть, если я не отделю свой модуль от ее.

Он почти физически ощущал, как Паскаль пытается соединить эту информацию с той записью, которую она носит в своей памяти и которая является частью Истории, выученной еще в ранние годы жизни. То, что он говорит, не было, не могло быть, не должно было быть правдой! Все ведь так просто! Трансформированный мозг Лефевр начал сдавать. Она принесла себя в жертву, катапультировав свой модуль, чтобы Силвест получил шанс вступить в контакт с чем-то совершенно чужеродным. Иначе и быть не могло! Она знает это… И вдруг это оказывается ложью!

Вот, что я тогда должен был сделать! Сейчас, когда все уже позади, об этом легко говорить, но тогда я не смог… ни сразу, ни потом. — Паскаль не видела выражения его лица. Выражало ли он сейчас радость или… — Я не смог привести в действие механизм катапультирования.

— Почему?

Он подумал: она хочет, чтобы он ответил, что это было невозможно по техническим причинам, что пространство спокойного космоса было слишком ограничено, что гравиационные перепады прижали его к полу, лишили его подвижности, что они будто срывали у него мясо с костей. Но это была бы ложь, а сейчас он не смел лгать. — Я боялся, — сказал Силвест. — Боялся, как никогда в жизни. Больше всего боялся умереть в этом чужом для меня мире. Боялся того, что случится с моей душой в том месте, где я оказался. В том, которое Ласкаль называл Откровением Космоса. — Он откашлялся, зная, что времени почти не осталось. — Это звучит иррационально, но тогда я все это ощущал всей своей шкурой. Компьютерные модели не подготовили нас к этому ужасу.

— И все же ты это сделал?

— Гравитационные вихри рвали на куски наш корабль. Они исполнили ту работу, которую должны были сделать ракетные заряды. Я не погиб… и не могу понять почему? Ведь я был обречен.

— А Карина?

Прежде чем он успел ответить — если допустить, что у него был готовый ответ, — тошнотворный запах газа ударил им в лицо. Опять усыпляющий газ, но теперь в несравненно более сильной концентрации. Он заполнил легкие, и Силвест забыл и о Завесе Ласкаля, и о Карине, и о своей роли во всем, что с ней случилось. Теперь во всей вселенной было лишь одно неотложное дело — вычихать из легких этот газ.

Это и еще одно — содрать кожу с зудящих пальцев!

В голубом сиянии показался человек. Маска скрывала его лицо и не давала возможности увидеть его выражение, но поза красноречиво свидетельствовала об усталом безразличии. Лениво он поднял левую руку. Сначала Силвесту померещилось, что в ней зажат мегафон с широким раструбом, но то, как он его держал, говорило, что у предмета есть гораздо более важное предназначение.

Он целился спокойно и методично, пока оружие не оказалось направленным прямо в глаза Силвесту.

А потом — в этой мертвой тишине — он сделал что-то, и в мозг Силвеста вошла раскаленная игла боли.