Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 108

— Я уже говорил вам, что ничего не знаю по поводу этого проекта. Кроме того, что он секретный и связан с изучением квантового вакуума.

— Хм-м… Простите, но ваше отрицание и в первый раз прозвучало не слишком убедительно.

Клок, человек с головой-яйцом, приказал Ксавьеру вызвать Антуанетту.

— Сколько угодно, — фыркнул Лю. — Но я не могу заставить ее прийти сюда, если даже мистер Пинк начнет крушить мою мастерскую.

— Придумайте что-нибудь, — сказал Клок, поглаживая восковой листок оливы, которая красовалась в углу приемной. — Скажите ей, что нашли нечто… и не можете отремонтировать без ее участия. Уверен, вы сможете сымпровизировать.

— Мы будем слушать, — добавил мистер Пинк.

К облегчению Ксавьера, человек-свинья вернулся из мастерской, не причинив «Штормовой Птице» никакого вреда. Скорее всего, «механик» просто присматривал объекты для приложения силы.

Лю позвонил Антуанетте. Она находилась на полпути к Карусели Нью-Копенгагена и участвовала в яростном раунде деловых переговоров. С тех пор как Клавейн покинул их, ситуация перестала быть скверной и стала еще хуже.

— Просто лети сюда, чем быстрее, тем лучше, — сказал Ксавьер, косясь на посетителей.

— К чему такая спешка, Ксав?

— Тебе известно, во что нам обходится стоянка «Штормовой Птицы»? У нас каждая минута на счету. Этот телефонный звонок нас убивает.

— Вот дерьмо, господи! Ксав, почему бы тебе не сказать мне что-нибудь доброе, а?

— Просто прилетай поскорее.

Ксавьер прервал связь.

— Спасибо, что заставили меня это сделать, ублюдки.

— Мы искренне ценим ваше понимание, мистер Лю. Уверяю, мы не причиним вам никакого вреда, и тем более мисс Антуанетте.

— Вот и не причиняйте, — Ксавьер посмотрел на незваных гостей, решая, кто из них меньше заслуживает доверия. — Отлично. Антуанетта будет примерно через двадцать минут. Можете поговорить с ней здесь, а потом она снова поедет по делам.

— Мы поговорим на корабле, мистер Лю. Тогда ни у вас, ни у нее не будет возможности сбежать, правильно?

— Как хотите, — Ксавьер пожал плечами. — Дайте мне только минуту, чтобы я мог дать задание обезьянам.

Лифт замедлил ход и остановился, но кабина еще некоторое время продолжала скрипеть и содрогаться. Отголоски металлического эха наперегонки убегали куда-то вверх, точно раскаты истерического хохота.

— Где мы?

— В подвале, под старым Малчем, мистер Клавейн. В скальной мантии Йеллоустоуна, — Хи пропустил гостя вперед. — Здесь все и произошло.

— Что произошло?

— Несчастный случай.

Они шли по коридорам — вернее, по туннелям, пробитым в камне и лишь слегка отделанным. Свет голубых ламп играл на выступах стен, то угловатых, то скругленных. Воздух дышал сыростью и холодом, идти по грубому неровному полу босиком было неудобно. После камеры, забитой вертикальными рядами серебристых канистр, похожих на молочные бидоны, туннель заметно пошел под уклон.

— Мадемуазель умела хранить секреты, — проговорил Хи. — Когда мы штурмовали Замок Воронья, она уничтожила многие артефакты с корабля личинки. Кое-что забрала с собой Скейд. Но для начала нам хватило и того, что осталось. Недавно процесс пошел быстрее. Вы заметили, как мои корабли ушли от шаттлов Конвента, а потом проскользнули через пространство, где полицейских больше, чем атомов?

Клавейн кивнул. Он вспомнил, каким коротким показался перелет до Йеллоустоуна.

— Значит, вы и этому научились.

— Честно говоря, только начинаем учиться. Но… Да, на наших кораблях уже установлены устройства, контролирующие инерцию. Достаточно просто уменьшить массу шаттла на одну пятую, чтобы дать фору катерам Конвента. Мне кажется, вы достигли лучших результатов.

— Возможно, — неохотно признал Клавейн.

— Значит, вам уже известно, как опасны эти технологии. Нормальное состояние квантового вакуума — состояние минимума — очень стабильно. Прекрасная глубокая долина — если представить себе состояние в виде ландшафта. Но стоит попытаться воздействовать на вакуум — охлаждать его, глушить колебания, которые и порождают инерцию, — ландшафт станет неузнаваем. Вместо долины вы получите крутые пики и пропасти. Рядом появятся другие долины — другие стабильные состояния, непохожие друг на друга, — в которые тоже можно погрузить материю. Но одного маленького толчка может быть достаточно, чтобы состояние радикально изменилось. Хотите послушать страшную историю?

— Думаю, да, если вы хотите ее рассказать.

— Я нанял лучших из лучших, мистер Клавейн. Самых блестящих исследователей Ржавого Обода. Любого, кто проявлял интерес к природе квантового вакуума, доставляли сюда и доводили до их сведения, что оптимальный способ удовлетворить свой интерес — помочь мне.

— Шантаж? — уточнил Клавейн.

— К сожалению, нет. Просто легкое давление, — Хи бросил на гостя короткий взгляд и усмехнулся, обнажив великолепные зубы. — По большей части в этом даже не возникало необходимости. У меня были ресурсы, в которых Демархисты отчаянно нуждались. Их сеть разведки разрушалась, они ничего не знали о личинке. У Конджойнеров была своя программа исследований, но примкнуть к ним означало влиться в их объединенное сознание. На мой взгляд, удовлетворение научного интереса того не стоит. Те, кого я выбирал, обычно сами горели желанием прийти в Замок, хотя выбор у них был.

Хи немного помолчал, а когда заговорил, в его голосе послышалась грусть.

— Среди них была одна женщина, переметнувшаяся ко мне от Демархистов, блестящий исследователь. Ее звали Паулина Сухой.

— Она погибла? — перебил Клавейн. — Или с ней произошло что-то похуже?

— Нет, что вы. Но мне пришлось отказаться от ее услуг. После того, что произошло — после того несчастного случая — она не могла заставить себя продолжать исследования. Я вошел в ее положение и сделал так, что у нее появилась возможность вернуться на Ржавый Обод и найти другой вариант.

— Что бы тут не произошло, это был действительно очень несчастный случай.

— Да, в самом деле. Для всех нас, и особенно для Сухой. Многие эксперименты прошли очень успешно. Здесь, в подвальных этажах Замка, работало около дюжины небольших научных групп. Они исследовали различные аспекты технологий с корабля личинки. Сухой участвовала в проекте в течение года и показала себя превосходным исследователем — можно сказать, бесстрашным. Именно она изучала переходы из наименее стабильных состояний.

Хи вел Клавейна мимо дверей, за которыми находились какие-то просторные темные помещения, пока остановился у одной из них, однако входить не стал.

— Здесь произошло что-то ужасное. С тех пор никто из тех, кто имел отношение к исследованиям, сюда с тех пор не приходил. Говорят, стены помнят прошлое. Вы тоже это чувствуете, мистер Клавейн? Дурное предчувствие, пробуждение животного инстинкта, который говорит: «не входи»?

— Вы сами сказали, что в этой комнате есть нечто странное. Теперь я не могу сказать, что именно чувствую на самом деле.

— Тогда войдите внутрь, — предложил Хи.

Клавейн перешагнул через порог, на гладкий пол. Там было холодно — но не холоднее, чем повсюду в подземелье. Глаза понемногу привыкали к темноте; за это время Клавейн отметил, что помещение действительно очень просторно. Повсюду, из стен и потолка торчали какие-то раструбы и подпорки, но ни аппаратуры, ни оборудования не осталось. Комната оказалась совершенно пустой и очень чистой.

Клавейн прошел по периметру. Нельзя сказать, что он наслаждался прогулкой, но легкая паника и ощущение постороннего присутствия могли носить психосоматический характер.

— Что здесь произошло? — спросил Клавейн.

Хи по-прежнему стоял в дверях.

— Несчастный случай. Это коснулось только проекта Паулины. Она сама была ранена, но не смертельно, и вскоре поправилась.

— И больше никто из ее группы не пострадал?

— В том-то все дело. Никакой группы не было, она всегда работала одна. Следовательно, и жертв быть не могло. Аппаратура немного пострадала, но вскоре оказалось, что она способна сама себя восстанавливать — в определенных пределах. Сухой находилась в сознании и ясном рассудке, и мы решили, что когда она встанет на ноги, то вернется в подвалы.