Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 11

(Не хочешь отчитаться, Скейд?)

Никогда не угадаешь, в какой момент Ночному Совету приспичит свалиться тебе на голову… вернее, в голову. Например, с момента последнего сеанса, который начался так же внезапно, прошло немало времени.

«Пока без неожиданностей. Мы еще не разобрались, на что способны эти устройства, но пока все работает по-прежнему — как мы и думали».

(Хорошо. Конечно, желательно провести более тщательные исследования…)

Скейд почувствовала вспышку возмущения.

«Я уже говорила. Чтобы установить, какое воздействие оказывают машины, нужны очень точные измерения. Значит, нам придется проводить секретные исследования под видом обычных военных операций».

Не сбавляя скорости, она свернула в боковой проход и влетела на мостик, а затем немного подкорректировала химический состав крови, чтобы успокоиться.

«Согласна, нужно сделать еще многое, прежде чем мы сможем оснастить флот. Но расширять программу исследований очень рискованно. О наших достижениях могут узнать слишком многие. В том числе за пределами Материнского Гнезда».

(Твоя позиция понятна, Скейд. Но нам не нужно напоминать. Прими это как данность. Удобно тебе это или нет, но дополнительные исследования состоятся. Потому что это нужно.)

Навстречу проплывал еще один Объединившийся — он направлялся в противоположный сектор корабля. Скейд коснулась его сознания и оценила общую картину недавних эмоций и переживаний. Это напоминало копание в полужидкой глине. Ничего интересного — и ничего такого, что имело бы значение для ситуации. Под этим аморфным слоем находились более глубокие пласты памяти. Мнемонические структуры напоминали затонувшие монументы, которые уходили куда-то вниз, в непрозрачную темноту. Скейд тщательно исследовала и проверяла каждый. По-прежнему ничего ценного. И лишь на самом дне Скейд обнаружила несколько личных воспоминаний, не связанных между собой. А вот это должно быть любопытно. Во всяком случае, какая-то информация, которая должна быть для нее недоступной. На мгновение ее охватил трепет. Скейд испытала сильнейшее желание добраться до этих воспоминаний и кое-что поправить в одном или двух эпизодах — коротких, но очень ценных для этого человека. Не стоит. Она и так узнала достаточно.

Все это время сознание Объединившегося настойчиво посылало встречные запросы. Все они возвращались, наткнувшись на запрет доступа. Скейд чувствовала, что человек заинтригован и удивлен: он не ожидал обнаружить на борту кого-то из Закрытого Совета.

Это ее позабавило. Он знает о Закрытом Совете. Возможно, у него даже есть какие-то догадки по поводу сверхсекретного ядра Совета — Внутреннего Кабинета. Но Скейд была уверена: ему в голову не приходило, что существует еще и Ночной Совет.

Объединившийся проплыл мимо, и она продолжала путь.

(Ты против, Скейд?)

«Конечно, против. Мы затеяли игру с огнем — с божественным огнем. Такие вещи не делают очертя голову».

(Волки ждать не станут.)

Скейд рассердилась. Теперь они еще и Волков помянули! Конечно, страх бывает весьма действенным средством, но… как говорилось в старой пословице, Манхэттенский Проект [9] не сразу строился. Или это был Рим? В общем, что-то такое на Старой Земле.

«Я помню о Волках».

(Хорошо. Мы тоже. И очень сомнительно, чтобы Волки забыли о нас.)

И она почти физически ощутила, как Ночной Совет сжался и исчез в какой-то крошечной нише, которая помещалась у нее ее голове, и которую было невозможно обнаружить. Там он будет ожидать следующего сеанса связи.

Скейд прибыла на мостик «Ночной Тени» с четким осознанием того, что ее гребень пульсирует и переливается всеми оттенками алого и розового. Мостик располагался в недрах корабля и представлял собой сферическую камеру без окон, достаточно просторную, чтобы пять-шесть Объединившихся могли разместиться с комфортом. Впрочем, сейчас в камере находились только Клавейн и Ремонтуа — они оставались здесь все время, пока Скейд отсутствовала. Оба полулежали в противоперегрузочных коконах, закрыв глаза, и работали с обширной системой сенсорного оборудования «Ночной Тени». Оба выглядели до нелепости безмятежно — возможно, из-за того, что их руки были аккуратно сложены на груди.

Скейд дождалась, пока камера поместит ее в отдельный кокон, спеленав ее тело лианами проводов и тросов, и непринужденно вошла в сознание присутствующих. Ремонтуа был открыт полностью — даже мощные барьеры вокруг информации, которая касалась Закрытого Совета, словно не скрывали ее, а просто отделяли от остальной. Это был стеклянный город, слегка подернутый дымкой, которая немного ухудшает видимость, но в целом почти не мешает. Искусство смотреть сквозь экраны Закрытого Совета — первое, чему ее научил Ночной Совет. Навык оказался весьма полезным, особенно когда Скейд сама вошла в Закрытый Совет. Понятно, что существовали тайны, в которые были посвящены лишь немногие члены Совета — взять для начала тот же Внутренний Кабинет, — но от Скейд ничего не могло укрыться.

Наоборот, считывать сознание Клавейна было крайне сложно, что одновременно восхищало и раздражало Скейд. Ни у кого из Объединившихся не было нейроимплантантов настолько древней модификации, и он не позволял заменять их новыми. В итоге многие зоны его мозга вообще не включались в Сеть, а те, что были доступны, напоминали островки в океане и почти с ними не связывались. «Найти-и-исправить» — алгоритм, разработанный Скейд — мог выделить паттерны из любой части мозга Клавейна, которые подсоединены к паутине. Но даже это относилось к области «проще сказать, чем сделать». Исследуя сознание Клавейна, она чувствовала себя так, словно получила ключ от самой богатой во Вселенной библиотеки, по которой до этого прогулялся вихрь. Чаще всего Скейд обнаруживала искомое, но к этому времени оно уже теряло актуальность.

Тем не менее, Скейд много узнала о Клавейне. С момента возвращения Галианы прошло десять лет. Если она правильно истолковала то, что прочла в его необычном сознании — а у нее не было причин в этом сомневаться, — он до сих пор не представлял, что случилось на самом деле.

По большому счету, он знал то же самое, что и все Материнское Гнездо. В глубоком космосе корабль Галианы столкнулся с враждебными инопланетными сущностями — машинами, которых с тех пор называли Волками. Волки просочились на корабль и разрывали членов команды, пытаясь проникнуть в их сознание. Клавейн знал, что Галиану пощадили, что ее тело не пострадало. Он знал, что у нее в черепе находится некое образование, несомненно имеющее отношение к Волкам. Но Клавейн даже не подозревал — и Скейд была в этом убеждена, — что Галиана находилась в полном сознании, прежде чем Волк заговорил через нее. На самом деле, такое повторялось несколько раз.

Скейд вспомнила, как лгала Галиане. Как сказала ей, что Клавейн и Фелка погибли. Поначалу это было весьма непросто. Подобно любому из Объединившихся, она благоговела перед Галианой. Она была матерью Конджойнеров, их королевой во всех смыслах этого слова. Ночной Совет утверждал: она, Скейд, исполняет свой долг перед Материнским Гнездом — мысль, которая должна помочь ей справиться со сложной задачей. Это прямая обязанность Скейд — максимально использовать те минуты, когда сознание Галианы проясняется, и узнать как можно больше о Волках. И оградить Галиану от лишних контактов. Да, это больно и тяжело. Но Ночной Совет не сомневался в необходимости подобных действий. В конце концов, это лучшее, что можно предпринять в ближайшее время.

Постепенно Скейд прониклась этим убеждением. В конце концов, женщина, которую она обманывает — лишь тень того, что когда то было Галианой. Одна ложь порождала другую: ни Клавейн, ни Фелка никогда не узнают о том разговоре.

Скейд убрала свой ментальный зонд, восстанавливая обычный уровень доверительности. Она позволила Клавейну видеть ее поверхностные воспоминания, ощущения и эмоции — вернее, их умело подретушированные копии. Ремонтуа тоже видел ровно столько, сколько ожидал увидеть, и это тоже были версии, подправленные в соответствии с планами Скейд.

вернуться

9

Манхэттенский проект — проект создания ядерного оружия — действительно разрабатывался не один год: с 18 июня 1942 года, когда полковник Джеймс Маршалл получил приказ организовать производственную базу для объединения усилий ученых и инженеров по созданию ядерного оружия, по 16 июля 1945 года, когда на полигоне в штате Нью-Мексико в ходе операции «Trinity» был взорван первый плутониевый заряд «Gadget». Но все-таки и Рим, и Москва строились еще дольше. (Прим. ред. )