Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 39

— Думаю, я знаю, что должен сделать.

Она кивнула, словно Клавейн сообщил ей точное время.

— Ладно, идем отсюда. Для живых здесь слишком холодно. Галиана не будет против.

Следом за Фелкой Клавейн направился к выходу.

Оказавшись снаружи, он крепко закрутил колесо, возвратив на место поршнеобразную дверь — словно хотел оставить за ней свои воспоминания.

Клавейну позволили войти в тайную палату. Едва переступив порог, он почувствовал, как мысли обитателей Материнского Гнезда, которые звучали на заднем плане в его сознании, внезапно оборвались, словно вздох умирающего. Наверно, для кого-то из Объединившихся такая изоляция могла оказаться болезненной. Но он ощутил лишь легкое раздражение — и не потому, что недавно побывал в месте упокоения у Галианы, которое было изолировано таким же образом. Клавейн слишком долго находился на положении изгоя, чтобы тревожиться по поводу отсутствия чужих мыслей в своей голове.

Разумеется, полной изоляции не было: он соприкасался с сознаниями тех, кто находился в палате. Однако, в соответствии с обычными ограничениями Закрытого Совета, ему позволяли лишь слегка касаться их мыслей. Сама палата оказалась довольно непрезентабельной: огромная сфера, оживленная множеством полукруглых балконов, которые лепились по всем стенам почти до самого верха, с плоским полом. На балконах были установлены кресла. Еще одно кресло — одинокое, жесткое и строгое — стояло в центре палаты, словно его выдавили наружу из мрачного серого пола.

(Клавейн?)

Скейд стояла на краю выступа, похожего на язык, который высовывался из стены палаты.

«Я весь внимание».

(Сядь в кресло.)

Он повиновался. Каблуки его ботинок звонко щелкали по металлу. Чувство было не из приятных: атмосфера в палате напоминала зал суда, причем сам Клавейн присутствовал в качестве подсудимого… или даже приговоренного к наказанию.

Вопреки ожиданиям, кресло оказалось весьма удобным. Клавейн закинул ногу на ногу и почесал бороду.

«Давай покончим с этим вопросом, Скейд».

(Всему свое время, Клавейн. Ты знаешь, что с бременем знаний придет другое бремя, бремя секретности? Тебе дадут доступ к тайнам Закрытого Совета, но эти сведения ни при каких обстоятельствах не должны попасть к врагам. Даже обмен с другими Объединившимся считается недопустимым.)

«Я знаю, во что ввязываюсь, Скейд».

(Мы просто хотим убедиться. Ты не должен упрекать нас за это.)

В этот момент Ремонтуа поднялся со своего места.

(Он сказал, что готов, Скейд. И этого достаточно.)

Скейд восприняла его слова совершенно равнодушно. Вспышка ее ярости насторожила бы Клавейна куда меньше.

(Спасибо, Ремонтуа.)

«Он прав. Я готов. И хочу этого».

Скейд кивнула.

(Тогда приготовься. Сейчас твое сознание получит доступ к данным, которые были для тебя закрыты.)

Первым побуждением Клавейна было схватиться за ручки кресла, которых не было. Потом он понял, как смешно бы это выглядело. Подобные чувства он пережил четыреста лет назад, когда Галиана впервые ввела его в Транспросвещение. Это произошло на Марсе. Клавейн был ранен, и она вживила в его мозг имплантанты. За несколько мгновений до операции Клавейн почувствовал себя человеком, который стоит перед надвигающейся стеной цунами и отсчитывает секунды до того момента, когда как волна сметет его. Сейчас он испытывал нечто подобное, хотя знал, что кардинального изменения сознания не произойдет. Просто он получит доступ к секретной информации, скрытой от большинства Объединившихся.

Он ждал. И ничего не происходило.

(Чего ты ждешь?)

Клавейн ослабил пальцы, впившиеся в сидение.

«Я чувствую так же, как и чувствовал».

(Нет, не так же.)

Он посмотрел вокруг себя, на ряды кресел, опоясавшие стены палаты. Ничего не изменилось, никаких отличий. Память заверила его, что все осталось таким же, каким было минуту назад.

«Я не…»

(Прежде, чем ты пришел сюда, прежде, чем ты принял решение, мы позволили тебе узнать, в чем заключалась причина нашей настойчивости. Необходимо вернуть то, что было утрачено. Или это не так, Клавейн?)

«Вы не говорили, что именно ищете. Я до сих пор этого не знаю».

(Просто ты не задавал себе правильного вопроса.)

«И какой вопрос мне следует задать, Скейд?»

(Спроси себя о том, что ты знаешь насчет оружия класса «ад». Уверена — ответ будет очень интересным.)

«Не знаю никакого класса “ад”…»

И запнулся. Стало очень тихо. Клавейн знал, и знал очень хорошо.

Теперь, получив доступ к информации, он понял: до него все время доходили слухи об этом оружии. Он слышал о нем с тех пор, как жил среди Объединившихся. Их злейшие враги тоже рассказывал невероятные истории о тайниках Конджойнеров, где хранилось оружие фантастической мощности — настолько разрушительное и жестокое, что оно вряд ли когда-нибудь подвергалось испытаниям. Само собой, его еще никогда не использовали в сражениях. Вероятно, оно было создано очень давно, на заре истории Объединившихся. Слухи обрастали различными подробностями, но в одном сходились: всего в тайниках хранилось сорок орудий, и ни одно не было копией другого.

Клавейн никогда не воспринимал подобные слухи всерьез. Он считал их работой агентов-антиразведчиков Материнского Гнезда, которые хотели посеять панику во вражеском стане. Но чтобы такое оружие существовало в реальности? Клавейн достаточно долго находился среди Объединившихся, и за это время ни в одном официальном источнике не проскочило даже намека на существование чего-то подобного. Галиана тоже никогда не упоминала об этих орудиях. Но если они созданы так давно — еще в эпоху марсианских поселений… Или она знала об их существовании, или такого оружия просто не существовало.

Однако оно существовало.

Клавейн просматривал свои новые «воспоминания» с мрачной зачарованностью. Он всегда подозревал, что у Объединившихся Материнского Гнезда есть секреты друг от друга. Но сколько можно было скрывать столь важную информацию?! Ему казалось, что он только что обнаружил огромную потайную комнату в доме, в котором прожил почти всю свою жизнь, и не мог избавиться от чувства, что его предали. И растерянности.

Сорок орудий, прямо как в старых сказках. Каждое было прототипом, в каждом невероятно утонченным и омерзительным способом использовались новые принципы физики, которые могли стать величайшими в истории открытиями. Конечно, Галиана, знала об этом оружии. Она сама санкционировала его изготовление: начались гонения на Объединившихся. В то время противник превосходил Конджойнеров скорее численностью, чем уровнем технических знаний. С сорока новыми орудиями Галиана могла стереть врагов с лица Вселенной, но в последний момент отказалась от этого намерения. Лучше стать жертвой геноцида, чем развязать геноцид самому.

Но это было только начало. Потом настало время грубых промахов противника, счастливых случайностей и непредвиденных обстоятельств. Люди Галианы оказывались на краю гибели, но не были вычеркнуты из истории.

Клавейн узнал, что орудия решили сохранить, поместив в другой звездной системе, внутри укрепленного астероида. В его сознании возникли мрачные образы: замурованные хранилища, кибернетические сторожевые псы, трапы с перилами и пропасти. Галиана боялась своего адского изобретения не меньше, чем врагов. Тем не менее, она не уничтожила орудия — она лишь сделала все возможное, чтобы не допустить их немедленного использования. Все данные о производстве были стерты — это исключало дальнейшие попытки создания дубликатов. На случай крайней необходимости — например, новой волны преследований — орудия поддерживались в состоянии боеготовности, но тайник находился слишком далеко. Полет к этой системе занял бы несколько лет, и ровно столько должно было продолжаться затишье между боями. Применение орудий класса «ад» требовало ясности сознания, и длительное космическое путешествие был неплохим средством остудить слишком горячие головы.