Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 74

Следующим «посланием» Материнского Гнезда стали ракеты. Клавейн сменил курс и ушел от них. Похоже, это сообщение было последним. Корвет двигался быстро, теперь снаряды или корабли, посланные в погоню, могли догнать его только в одном случае — если бы Клавейн решил еще раз изменить курс и направиться в межзвездное пространство.

Но следующая группа посланий пришла не из Материнского Гнезда. Их источник располагался под небольшим, но достойным внимания углом относительно траектории корвета — несколько угловых секунд. Судя по фиолетовому смещению [33], этот объект двигался.

Клавейн подсчитал его ускорение — полтора «g», потом прогнал данные через тактический симулятор. Что и требовалось доказать: внутри системы ни один корабль не сможет догнать корвет на таком ускорении. Клавейн позволил себе вздохнуть с некоторым облегчением. Однако почему преследователи выбрали такую тактику? Может быть, это психологический ход? Не похоже. Объединившиеся не слишком любили пользоваться такими приемами.

— Открой сообщения, — приказал Клавейн.

Послание было в аудио-видео формате. В рубке возникла голова Скейд, окруженная расплывчатым овальным ореолом. Общение проходило вербально — она знала, что беглец никогда не позволит ей снова установить контакт сознаний.

— Привет, Клавейн, — сказала Скейд. — Пожалуйста, выслушай и постарайся понять. Как ты уже мог догадаться, мы преследуем тебя на «Ночной Тени». Ты полагаешь, что нам не под силу поймать тебя или даже подойти на расстояние обстрела. Поверь, ты ошибаешься. Мы увеличиваем ускорение и продолжаем набирать скорость с определенными интервалами. Если сомневаешься, внимательно проверь передачи по Доплеровскому эффекту.

Бестелесная голова застыла, затем исчезла.

Следующее сообщение пришло из того же источника; как указывал заголовок, отправлено оно было через девяносто минут после первого. Ускорение корабля составляло уже два с половиной «g».

— Клавейн. Сдавайся, и я гарантирую тебе беспристрастный суд. Ты не сможешь победить.

Качество передачи оставляло желать лучшего. Звук голоса казался странно механическим, а какие-то алгоритмы сжатия делали голову совершенно неподвижной — шевелились только глаза и рот.

Следующее сообщение: три «g».

— Мы засекли эмиссию твоих двигателей, Клавейн. Судя по температуре и фиолетовому смещению, ты вышел на предельную скорость. Я хочу, чтобы ты отметил один факт: мы уже совсем близко. Ты не можешь вообразить, на что способен мой корабль — даже если очень постараешься. Мне ничего не стоит перехватить твой корвет.

Лицо, похожее на маску, скривилось — это должно было означать улыбку… Улыбку привидения, страдающего парезом лицевых мышц.

— Но мы еще согласны решить дело переговорами. Я разрешаю тебе выбрать место, Клавейн. Скажи только слово, и мы встретимся на твоих условиях. Маленькая планета, комета, открытый космос — меня это совершенно не волнует.

Он уничтожил сообщение. Можно не сомневаться: заявление Скейд — блеф чистой воды. Она не могла засечь двигатели. А последняя часть послания, призыв ответить — скорее всего, просто попытка заставить беглеца выйти на связь и выдать свое местоположение.

— Скейд, хитрюга… — сказал Клавейн. — Но я, к сожалению, намного хитрее.

Однако ситуация настораживала. Преследователь слишком быстро набирал скорость. Похоже, насчет скоростных возможностей «Ночной Тени» Скейд не обманула.

За ним гнался корабль — более мощный, чем все, которыми располагало Материнское Гнездо, и разрыв сокращался с каждой секундой.

Клавейн откусил еще кусочек тоста и прослушал чуть более продолжительный фрагмент Квирренбаха.

— Следующие, — сказал он.

— У вас больше нет сообщений, — ответил корвет.

Клавейн изучал сводку новостей, когда корвет принял новый пакет сообщений. Судя по аннотациям, на сей раз автором посланий была не Скейд.

— Проиграй их, — осторожно сказал Клавейн.

Первое послание пришло от Ремонтуа. Он материализовался в рубке, похожий на лысого херувима. Изображение было гораздо более «живым», чем в посланиях Скейд, а в голосе даже угадывались эмоции. Ремонтуа склонился к объективу, в его глазах была мольба.

— Клавейн, я надеюсь, ты прослушаешь это сообщение. И не просто прослушаешь, но и услышишь то, что я хочу сказать. Если ты получил послания Скейд, то, думаю, уже понял, что тебе ничего не светит. Она тебя не обманывала. Она убьет меня, если узнает, о чем я собираюсь тебе рассказать. Но я помню твою привычку уничтожать записи передач, так что вряд ли что-нибудь выплывет наружу. Так вот, слушай. На «Ночной Тени» находится экспериментальная установка. Помнишь, ты говорил, что во время первых полетов Скейд проводила на корабле какие-то испытания? Но ничего конкретного мы так и не выяснили. Клавейн, это была машина для управления инерцией. Не буду врать, что понимаю принцип ее действия, но само это действие пережил на собственной шкуре. В буквальном смысле слова. Мы разогнались до четырех «g» — ты можешь сам подсчитать. Если я тебя еще не убедил, очень скоро ты получишь подтверждение — может быть, параллактическим сведениям об источнике сигналов ты поверишь. Все, что я говорю — правда. Скейд уверяет, что это не предел, и корабль может в несколько раз уменьшить свою массу.

Ремонтуа посмотрел в упор, словно мог видеть Клавейна в объективе камеры.

— Мы можем считывать излучение твоих двигателей. Мы наводимся на них. Ты не сможешь уйти, Клавейн, так что даже не пытайся. Я прошу тебя, как друга. Я хочу увидеться с тобой снова, поговорить, посмеяться.

— Сбросить, и следующее, — сказал Клавейн.

Корвет подчинился. Вместо Ремонтуа в рубке возникла Фелка.

Клавейн вздрогнул от удивления. До сих пор он не задумывался о том, кто входил в команду преследователей. Он точно знал, что среди них будет Скейд. Клавейн убедился в этом, когда наблюдал пуск ракет, от которых он ушел. Значит, она добилась того, чтобы командовать операцией. Ремонтуа присоединился из чувства долга перед Материнским Гнездом. Возможно, он считает это чем-то вроде священной миссии, так как только ему по силам выследить Клавейна.

Но Фелка? Он ожидал увидеть кого угодно, но только не ее.

— Клавейн, — ей было тяжело говорить при ускорении в четыре «g», и голос напряженно дрожал. — Клавейн… пожалуйста. Тебя хотят убить. Скейд не станет заботиться о том, чтобы сохранить тебе жизнь, что бы она ни говорила. Она хочет одного — сцапать тебя и ткнуть носом в то, что ты сделал…

— Что я сделал? — спросил он, словно забыв, что говорит с голограммой.

— … И если ей это удастся — не думаю, что ты заживешься на свете. Но если ты заглушишь двигатели и сдашься, и расскажешь Материнскому Гнезду, почему сделал то, что сделал, мне кажется, есть надежда. Ты еще слушаешь, Клавейн?

Она приблизилась настолько, что изображение ее лица заполнило весь экран.

— Я хочу, чтобы ты вернулся домой, вот и все. Мне даже не хочется спорить с тобой. Я сама во многом сомневаюсь — я имею в виду то, что тут происходит. Клавейн, и не могу сказать, что…

Фелка потеряла нить рассуждений. Несколько долгих мгновений она смотрела в бесконечность, прежде чем заговорила снова.

— Клавейн… мне надо тебе кое-что сказать… это может оказаться важным. Я никогда не говорила об этом раньше, но сейчас, кажется, подходящий момент. Скажешь, это цинизм? Да, наверное. Но, по-моему, это единственный способ уговорить тебя вернуться. Вряд ли возможно найти другую причину. Надеюсь, ты меня простишь.

Клавейн ткнул пальцем переборку и выключил музыку. На какой-то пронзительный миг в рубке стало очень тихо. Лицо Фелки нависало над ним. Потом она нарушила молчание.

— Это произошло на Марсе, когда ты в первый раз попал в плен к Галиане. Она продержала тебя несколько месяцев, потом освободила. Ты должен помнить о том, каково это — быть в плену.

Клавейн кивнул. Конечно, он помнил. И какая разница, что с тех пор прошло четыреста лет?