Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 81

«Откуда вы знаете?»

(Мы знаем, и этого довольно. Поверь нам.)

В голосе, похожем на детский, звучало нечто, чего Скейд никогда не слышала раньше. Боль, мука… или и то и другое вместе.

(Поверь нам. Мы знаем, на что они способны. И как ужасны.)

Голос смолк, словно сказал слишком много.

После паузы Скейд снова услышала голос, и это вывело ее из задумчивости. Теперь в нем слышалось раздражение.

(Когда мы сможем убедиться, что Клавейн мертв?)

«Через десять-одиннадцать часов. Мы прочешем зону поражения и проанализируем состав межзвездного медиума. Даже если мы не найдем убедительных подтверждений, можно не сомневаться…»

Ответ прозвучал резко, почти гневно.

(Нет, Скейд. Нельзя допустить, чтобы Клавейн попал в Город Бездны.)

«Я убила его, клянусь».

(Скейд, ты умна и решительна. Но и Клавейн тоже. Однажды ему уже удалось тебя обмануть. И сможет проделать такое еще раз.)

«Это неважно».

(Нет?)

«Даже если Клавейн доберется до Йеллоустоуна, он никому не сможет сообщить ничего ценного — ни Демархистам, ни Конвенту. Пусть попробуют добраться до орудий, если захотят. У нас есть „Введение“ и машины, управляющие инерцией. Это даст огромное преимущество. Каких бы союзников не нашел Клавейн, у них ничего не выйдет».

Голос смолк. На миг Скейд подумала, что он ушел, оставив ее в одиночестве, но ошиблась.

(Ты думаешь, что он все еще жив?)

Она нащупывала ответ.

«Я…»

(Ему лучше ему умереть, Скейд. Иначе мы будем горько разочарованы в тебе.)

Он баюкал раненую кошку. Ее спина была перебита где-то районе поясницы, и задние лапы безжизненно болтались. Клавейн уговаривал кошку попить воды из «соска» пластиковой колбы, которая прилагалась к рациону скафандра. Его собственные ноги зажало тоннами обрушенной каменной кладки. Кошка была обожжена, ослепла, страдала недержанием и испытывала дикую боль.

— Ты будешь жить, подруга, — пробормотал Клавейн, скорее чтобы успокоить себя, чем кошку. — Хочешь ты того или нет.

Казалось, у него во рту терлись листы наждачной бумаги. Клавейну была отчаянно нужна вода. Но в колбе оставалось лишь несколько капель, и настала очередь кошки.

— Пей, дуреха. Ты и так натерпелась…

— Дай мне … умереть, — сказала кошка.

— Извини, киска. Ни в коем случае.

Он почувствовал ветерок. За последнее время — первый признак того, что «пузыре», где они с кошкой оказались заперты, как в ловушке, что-то происходит. Потом издалека донесся грохот падающих железобетонных глыб. Клавейн молился, чтобы этот ветерок оказался простой циркуляцией воздуха в пузыре. Возможно, где-то внутри завала обрушилось препятствие, и один пузырь соединился с другим. Если же это обрушилась наружная стена, желание кошки скоро исполнится. Воздух, заполняющий руины, из-за разницы в давлении уйдет наружу, и им придется учиться дышать марсианской атмосферой. Он слышал о том, что это не самый приятный способ умереть, что бы там не показывали в патриотических голодрамах Коалиции.

— Клавейн… спасай себя.

— Почему, киска?

— Я все равно умру.

Когда кошка в первый раз заговорила, он решил: начались галлюцинации, и воображение создает ему болтливого компаньона. Потом Клавейн с запозданием понял, что кошка действительно разговаривала. Должно быть, этот образчик генной инженерии принадлежал кому-то из богатых туристов. К верхушке башни как раз припарковался гражданский дирижабль, когда заговорила пено-фазная артиллерия «пауков». Кошке удалось сбежать из гондолы дирижабля задолго до атаки и спуститься к основанию башни. Клавейн считал преобразование животных при помощи биоинженерии попыткой бросить вызов Богу. Он вполне справедливо полагал, что кошки не являются чувствующими существами — по крайней мере, не признаны таковыми официально. Сторонников Чистоты Нервной системы хватил бы удар, узнай они, что Клавейн делится водой из своего пайка с «богопротивной тварью». Они относились к любым видам генетической огментации с той же ненавистью, что и к людям, которые прошли через лабораторию Галианы.

Клавейну наконец-то удалось засунуть сосок кошке в рот, и она рефлекторно сделала несколько глотков.

— В один прекрасный день, киска, мы отсюда выберемся.

— Не так… скоро.

— Пей и не жалуйся.

Кошка глотнула еще несколько раз.

— Спасибо.

Снова ветерок… Потом он усилился, а грохот железобетона стал громче. Где-то через час в тусклом сиянии биохимической термально-световой палочки Клавейн увидел, как открылась трещина. Сквозь нее виднелись пыль и развалины. Золотистый мех кошки вздыбился, как ячменное поле, она пыталась повернуть головку в направлении ветра. Клавейн осторожно коснулся рукой ее загривка, чтобы успокоить несчастное существо. Глаза кошки напоминали две кровавых впадины.

Конец близок. Клавейн знал это. Это не движение воздуха в руинах. Это разлом главного периметра падающей конструкции. Пузырьки воздуха медленно утекали в холодную, разреженную атмосферу Марса.

Он засмеялся. Казалось, будто в горле скребут тросом, усыпанным маленькими лезвиями.

— Что-то… смешное?

— Нет, — ответил Клавейн. — Нет. Вовсе нет.

Свет исходил из темноты. Потом волна чистого холодного воздуха ударила его в лицо и ворвалась в легкие.

Он снова погладил кошку. Если это смерть, то она, кажется, не настолько страшна, насколько ему представлялось.

— Клавейн.

Кто-то спокойно и настойчиво произносил его имя.

— Клавейн. Просыпайся.

Он открыл глаза. Усилие, которого ему это стоило, отняло половину сил; остальная половина ушла на то, чтобы понять, где он оказался. Здесь было настолько светло, что хотелось как можно сильнее зажмуриться… и вернуться назад в прошлое. Даже сон снова будет наполнен болью и клаустрофобией.

— Клавейн. Я предупреждаю… если ты не проснешься, то мне придется…

Он заставил себя разлепить веки и обнаружил перед собой что-то крайне смутно очерченное. Клавейн попытался сфокусироваться. Однако это оказалось слишком сложной задачей.

— Черт… — произнес женский голос, исходящий от расплывчатой фигуры. — Похоже, он свихнулся. Или что-то в этом роде.

Другой голос — звучный, очень вежливый, но с легкими покровительственными нотками, отозвался:

— Извините, Маленькая Мисс, но что-либо предполагать в данной ситуации — не самое мудрое решение. Особенно учитывая тот факт, что данный джентльмен — Конджойнер.

— Эй, только не надо об этом напоминать!

— Возможно, имеет смысл подчеркнуть, что подобное состояние может быть в равной степени преднамеренным.

— Ну, так и выкинь его обратно, — проворчал третий голос, тоже мужской. — Прямо сейчас.

— Заткнись, Ксав.

Глаза наконец-то стали видеть нормально. Клавейн лежал, сложившись пополам, в маленьком помещении с белыми стенами. Вдоль этих стен стояли помпы и измерительные приборы, чередуясь с изрядно затертыми схемами и предупредительными табличками. Шлюз, и ничто иное. Клавейн все еще был в скафандре. В том скафандре, подсказала память, в котором он покинул корвет. Над ним кто-то склонился — судя по очертаниям, тоже одетый в скафандр. Потом щиток его шлема поднялся, впуская свет и воздух.

Клавейн покопался в руинах своей памяти.

— Антуанетта?

— Сразу в точку, Клавейн.

Щиток на ее шлеме тоже был поднят, позволяя видеть часть лица — белокурую челку, огромные глаза и нос в конопушках. Пристегнутая к стене металлическим тросиком, она держала руку на красном рычаге.

— Ты моложе, чем я думал, — пробормотал Клавейн.

— С тобой все в порядке?

— Мне уже лучше, — ответил он. — А через пару минут я совсем оклемаюсь. Я вогнал себя в глубокий сон, почти в кому, чтобы сэкономить резерв скафандра. Мало ли, вдруг ты немного опоздаешь…

— А если бы я вообще не прилетела?

— Я надеялся, что ты все-таки прилетишь.

— И ошибался. Я не собиралась. Правильно, Ксав?